Но они и не думали лезть и у некоторых и самих руки дрожали, когда они со страхом смотрели на избиение друга и по чуть-чуть пятились назад. Один Спасской внешне оставался спокойным, видимо думая, что Немец не даст его в обиду. Но сказать он всё же ничего не смог.
– Маляву помнишь? – спросил Немец, показывая ему малёк от Соломы, который они тут же вместе и читали ещё недавно. Спасской молча кивнул в ответ, и Немец показал её остальным. – Это он куму отправил. У вас тут мышь мусорская живет.
Все посмотрели пугливыми взглядами на малёк и уставились на Протаса. Тот рычал как медведь и вертелся, уже не отбиваясь, а лишь пытаясь закрыться руками. Но сыпавшийся со всех сторон град ударов всё же сломал его, и он стал оседать. Понимая, что если упадёт, забьют ногами, Протас изо всех сил держался, и когда сильными ударами сзади под колени Паха всё же свалил его на пол, он дико закричал.
– А-а-а-а-а-!
– Хули ты орёшь, сука? – бил его ногой по голове Паха. – Я тебя отъ…бу на х…й, отродье кумовское.
Один из ударов Пахи достиг цели, как бы ни укрывал голову Протас и, ударившись ещё и о бетонный пол, от этого удара, он отключился. Остальные продолжали обрабатывать ударами его уже недвигающееся тело.
– Всё, хватает, – остановил всех Солома, увидев закатившиеся глаза потерявшего сознание Протаса. – Он уже готовченко…
– Давай обоссым его, Саня, – предложил Паха. – А то ж ведь заедет ещё куда-нибудь к порядочным, опять стучать, сука, будет.
Солома поднял взгляд на Протаса, на его сокамерников и, немного подумав, сказал:
– Против вас мы ничего не имеем. Коммерсанты тоже могут быть людьми. А если ещё и пользу людскому приносите, так и к вам отношение соответственное будет. Но эта барыжная рожа просто ох…ела. Малявки людские куму отсылает. Так что давайте. Вы тут его пригрели, вы и обоссыте его, или по губам х…ем шлёпните, чтобы в порядочную хату эта мразь больше не попала.
Сокамерники Протаса мялись в нерешительности, опустив головы. Каждый из них знал, хоть и сидел в тюрьме впервые, что любое из этих действий означало, что их друг Протас станет опущенным, и они молчали. Солома же, наоборот, подумал, что если опустить этого коммерса, то тогда уж точно никто не станет за него предъявлять, даже если Протас предложит деньги и если будет за что. Придя к такому выводу он продолжил наседать.
– Ну чё вы мнетёсь? Или это с вашего ведома тут всё куму передавалось? – Солома смотрел на них уже грозно. – А, Тёплый?
– Да не-е, Сань! Ты чё? – сразу вскинули они головы.
– Ну так а чё вы тогда? Взяли отнесли вон к параше, и поссали.
Переглянувшись между собой Тёплый и остальные, кроме Спасского, взяли ещё не пришедшего в себя Протаса за руки и ноги и понесли потихоньку к параше. Кузнец сидел возле двери и смотрел на эту картину дикими глазами. Ещё недавно эти люди на его глазах были чуть ли не братьями, а теперь… Но, понимая, что они просто боятся не подчиниться и пойти в тюрьме против матёрых уголовников, молча отошёл в сторону.
Когда бесчувственного Протаса положили на парашу все поспешили выйти оттуда, но выходившего последним тёплого Солома остановил.
– Ты там постой. Щас подождём, пока очухается, и поссы на него.
– Почему я? – нерешительно спросил Тёплый.
– А кто? – зло спросил Солома. – Он вас всех под сомнение поставил. Или, может, это не он маляву куму отдал? Может, кто из вас?
– Да не-не, у него она была, я тоже видел, – поспешил сказать Тёплый. Перспектива таких разборок с ним его не устраивала, к тому же малёк действительно был только у Протаса, он хорошо это помнил.
– Ну так а чё ты? О, о, о, давай, ссы, смотри, очухивается. На е…ло прямо ссы, как раз умоется. Давай…
Умываться Протасу не требовалось, за всё время избиения ему ни разу не попали по лицу и крови не было. Но Тёплому было не до того, чтобы думать над этим. Протас действительно начал подниматься на локтях и мотать головой, приходя в себя. Тёплый спешно достал член и начал мочиться на голову Протаса. Он весь дрожал и с него вышла только небольшая струйка, потом его то ли свело в пахе, то ли там действительно ничего не было. К тому же он очень не хотел, чтобы Протас видел, кто это делает. И поспешил спрыгнуть с параши, на ходу пряча своё орудие, от волнения сделавшееся маленьким и сморщенным.
Понявший, что произошло, Протас застонал и от вновь ощущаемой боли отбитых органов и конечностей, и от душевной боли. Но кричать не стал и с параши слазить тоже не торопился, опасаясь, видимо, что избиения могут продолжиться. Он поднялся и молча стоял, не поднимая глаз на смотревших на него людей и стряхивая с волос мочу.
Увидев вроде бы смирившегося со своим положением Протаса Солома повернулся к Тёплому и остальным сокамерникам новоиспечённого опущенного.
– Щас мы уйдём, его больше не трогайте, – жёстко сказал он. – Шмотки его сами ему соберите и пусть едет своих искать. Про балабасы и чай тоже не забудьте, бабки, если были у него какие, тоже пусть забирает. А то скажет ещё, что по беспределу всё отобрали. Получил-то он своё не по беспределу, а по заслугам. Да, Протас? – он глянул на него, но тот молча смотрел в пол и Солома опять повернулся к Тёплому. – Прогон по тюрьме пустите, чтобы все в курсе были. Заодно и другим мышам урок будет, глядишь и одумаются…
* * *
Бандера не успел ещё даже разобрать сумку, которую передал ему Киря, как кормушка открылась и какой-то дубак из новых крикнул:
– Банин, Филатов, с вещами!
С широко открытыми от удивления глазами, Бандера подскочил к кормушке так быстро, что дубак не успел её даже закрыть.
– Слышь, командир, погоди. Это меня на этап щас, да? Я же ещё за косачку не расписывался, почему меня щас?
– Значит без изменений все, потом распишешься, – равнодушно ответил дубак и закрыл кормушку.
Бандера разогнулся, но так и остался стоять, потрясённый. Он знал, что сегодня есть этап, но никак не ожидал, что именно сейчас его сразу и отправят в зону. Он рассчитывал, что у него есть ещё дней десять как минимум. Знал, конечно, что некоторым дают расписаться за касачку уже в отстойнике, а бывает что кладут в дело и уведомляют уже по прибытии. Но он никак не думал, что и его это тоже коснётся.
Леший с Антоном спали и не слышали этого, остальным было всё равно, кроме некоторых, которых отбытие Бандеры явно радовало. Тот, кто ещё недавно был Бароном, а стал Металлистом аж в лице изменился. До этого он постоянно молчал и не поднимал глаз на Бандеру все дни, что здесь находился, опасаясь привлечь его внимание. Теперь же лицо его оживилось, как и лицо Юрия, который тоже наверняка радовался уходу Бандеры. Но кроме их оживших глаз и приподнятого лица Металлиста больше ничего не выдавало обычных сборов на этап. Все, кто не спал, продолжали заниматься своими делами и читкой книг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Маляву помнишь? – спросил Немец, показывая ему малёк от Соломы, который они тут же вместе и читали ещё недавно. Спасской молча кивнул в ответ, и Немец показал её остальным. – Это он куму отправил. У вас тут мышь мусорская живет.
Все посмотрели пугливыми взглядами на малёк и уставились на Протаса. Тот рычал как медведь и вертелся, уже не отбиваясь, а лишь пытаясь закрыться руками. Но сыпавшийся со всех сторон град ударов всё же сломал его, и он стал оседать. Понимая, что если упадёт, забьют ногами, Протас изо всех сил держался, и когда сильными ударами сзади под колени Паха всё же свалил его на пол, он дико закричал.
– А-а-а-а-а-!
– Хули ты орёшь, сука? – бил его ногой по голове Паха. – Я тебя отъ…бу на х…й, отродье кумовское.
Один из ударов Пахи достиг цели, как бы ни укрывал голову Протас и, ударившись ещё и о бетонный пол, от этого удара, он отключился. Остальные продолжали обрабатывать ударами его уже недвигающееся тело.
– Всё, хватает, – остановил всех Солома, увидев закатившиеся глаза потерявшего сознание Протаса. – Он уже готовченко…
– Давай обоссым его, Саня, – предложил Паха. – А то ж ведь заедет ещё куда-нибудь к порядочным, опять стучать, сука, будет.
Солома поднял взгляд на Протаса, на его сокамерников и, немного подумав, сказал:
– Против вас мы ничего не имеем. Коммерсанты тоже могут быть людьми. А если ещё и пользу людскому приносите, так и к вам отношение соответственное будет. Но эта барыжная рожа просто ох…ела. Малявки людские куму отсылает. Так что давайте. Вы тут его пригрели, вы и обоссыте его, или по губам х…ем шлёпните, чтобы в порядочную хату эта мразь больше не попала.
Сокамерники Протаса мялись в нерешительности, опустив головы. Каждый из них знал, хоть и сидел в тюрьме впервые, что любое из этих действий означало, что их друг Протас станет опущенным, и они молчали. Солома же, наоборот, подумал, что если опустить этого коммерса, то тогда уж точно никто не станет за него предъявлять, даже если Протас предложит деньги и если будет за что. Придя к такому выводу он продолжил наседать.
– Ну чё вы мнетёсь? Или это с вашего ведома тут всё куму передавалось? – Солома смотрел на них уже грозно. – А, Тёплый?
– Да не-е, Сань! Ты чё? – сразу вскинули они головы.
– Ну так а чё вы тогда? Взяли отнесли вон к параше, и поссали.
Переглянувшись между собой Тёплый и остальные, кроме Спасского, взяли ещё не пришедшего в себя Протаса за руки и ноги и понесли потихоньку к параше. Кузнец сидел возле двери и смотрел на эту картину дикими глазами. Ещё недавно эти люди на его глазах были чуть ли не братьями, а теперь… Но, понимая, что они просто боятся не подчиниться и пойти в тюрьме против матёрых уголовников, молча отошёл в сторону.
Когда бесчувственного Протаса положили на парашу все поспешили выйти оттуда, но выходившего последним тёплого Солома остановил.
– Ты там постой. Щас подождём, пока очухается, и поссы на него.
– Почему я? – нерешительно спросил Тёплый.
– А кто? – зло спросил Солома. – Он вас всех под сомнение поставил. Или, может, это не он маляву куму отдал? Может, кто из вас?
– Да не-не, у него она была, я тоже видел, – поспешил сказать Тёплый. Перспектива таких разборок с ним его не устраивала, к тому же малёк действительно был только у Протаса, он хорошо это помнил.
– Ну так а чё ты? О, о, о, давай, ссы, смотри, очухивается. На е…ло прямо ссы, как раз умоется. Давай…
Умываться Протасу не требовалось, за всё время избиения ему ни разу не попали по лицу и крови не было. Но Тёплому было не до того, чтобы думать над этим. Протас действительно начал подниматься на локтях и мотать головой, приходя в себя. Тёплый спешно достал член и начал мочиться на голову Протаса. Он весь дрожал и с него вышла только небольшая струйка, потом его то ли свело в пахе, то ли там действительно ничего не было. К тому же он очень не хотел, чтобы Протас видел, кто это делает. И поспешил спрыгнуть с параши, на ходу пряча своё орудие, от волнения сделавшееся маленьким и сморщенным.
Понявший, что произошло, Протас застонал и от вновь ощущаемой боли отбитых органов и конечностей, и от душевной боли. Но кричать не стал и с параши слазить тоже не торопился, опасаясь, видимо, что избиения могут продолжиться. Он поднялся и молча стоял, не поднимая глаз на смотревших на него людей и стряхивая с волос мочу.
Увидев вроде бы смирившегося со своим положением Протаса Солома повернулся к Тёплому и остальным сокамерникам новоиспечённого опущенного.
– Щас мы уйдём, его больше не трогайте, – жёстко сказал он. – Шмотки его сами ему соберите и пусть едет своих искать. Про балабасы и чай тоже не забудьте, бабки, если были у него какие, тоже пусть забирает. А то скажет ещё, что по беспределу всё отобрали. Получил-то он своё не по беспределу, а по заслугам. Да, Протас? – он глянул на него, но тот молча смотрел в пол и Солома опять повернулся к Тёплому. – Прогон по тюрьме пустите, чтобы все в курсе были. Заодно и другим мышам урок будет, глядишь и одумаются…
* * *
Бандера не успел ещё даже разобрать сумку, которую передал ему Киря, как кормушка открылась и какой-то дубак из новых крикнул:
– Банин, Филатов, с вещами!
С широко открытыми от удивления глазами, Бандера подскочил к кормушке так быстро, что дубак не успел её даже закрыть.
– Слышь, командир, погоди. Это меня на этап щас, да? Я же ещё за косачку не расписывался, почему меня щас?
– Значит без изменений все, потом распишешься, – равнодушно ответил дубак и закрыл кормушку.
Бандера разогнулся, но так и остался стоять, потрясённый. Он знал, что сегодня есть этап, но никак не ожидал, что именно сейчас его сразу и отправят в зону. Он рассчитывал, что у него есть ещё дней десять как минимум. Знал, конечно, что некоторым дают расписаться за касачку уже в отстойнике, а бывает что кладут в дело и уведомляют уже по прибытии. Но он никак не думал, что и его это тоже коснётся.
Леший с Антоном спали и не слышали этого, остальным было всё равно, кроме некоторых, которых отбытие Бандеры явно радовало. Тот, кто ещё недавно был Бароном, а стал Металлистом аж в лице изменился. До этого он постоянно молчал и не поднимал глаз на Бандеру все дни, что здесь находился, опасаясь привлечь его внимание. Теперь же лицо его оживилось, как и лицо Юрия, который тоже наверняка радовался уходу Бандеры. Но кроме их оживших глаз и приподнятого лица Металлиста больше ничего не выдавало обычных сборов на этап. Все, кто не спал, продолжали заниматься своими делами и читкой книг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95