– Если вы ничего не можете сделать, то к кому нам обратиться?
Доктор отвечает, обращаясь в основном ко мне – должно быть, потому, что я платил.
– Найдется, знаете ли, масса людей, которые возьмут у вас деньги и взамен предложат лечение – скажем, масляные ванночки или электрошок, но толку не будет, уж поверьте. Со временем кое-что восстановится, но лишь самая малость, да и то в лучшем случае. Прежде всего, ему не следовало пить. Это, знаете ли, нарушение федерального закона.
Я теряю дар речи. Рот-то у меня, может, и открыт, но что тут скажешь?
– Ну что, всё? – спрашивает он.
– Простите?
– Вам… от… меня… еще… что-нибудь… нужно? – повторяет он мне чуть ли не по слогам, как слабоумному.
– Нет, – отвечаю я.
– Тогда позвольте откланяться, – он поднимает шляпу, осторожно ступает на сходни и спускается. Пройдя с дюжину ярдов, он ставит чемоданчик на землю, вытаскивает из кармана носовой платок и тщательно, палец за пальцем, вытирает руки. Подхватив чемоданчик, выпячивает грудь и уходит, разбив последние надежды Верблюда и унося в кармане часы моего отца.
Когда я возвращаюсь, Граф, Грейди и Билл стоят вокруг Верблюда на коленях. По лицу старика струятся слезы.
– Уолтер, мне нужно с тобой поговорить, – выпаливаю я, ворвавшись в козлиный загончик.
Дамка поднимает голову, видит, что это я, и вновь кладет морду на лапы.
Уолтер откладывает книгу в сторону.
– В чем дело?
– Хочу тебя кое о чем попросить.
– Ну, не тяни, в чем дело?
– У моего друга беда.
– Это парень, у которого паралич?
Ответить получается у меня не сразу.
– Да.
Я пытаюсь присесть на постель, но мне слишком не по себе.
– Ну, говори, не тяни резину, – торопит меня Уолтер.
– Я хочу привести его сюда.
– Что?
– Иначе его сбросят с поезда. Прошлой ночью друзья прятали его за рулоном брезента.
Уолтер смотрит на меня в ужасе.
– Скажи, ты ведь шутишь, правда?
– Послушай, я помню, как тебя трясло, когда меня сюда подселили. И знаю, что он рабочий и все такое, но он старик, и ему плохо, и нужна помощь.
– И что же мы с ним будем делать?
– Держать подальше от Черныша.
– И долго? Всю жизнь?
Я оседаю на край постели. Конечно же, он прав. Мы не можем прятать Верблюда бесконечно.
– Вот черт! – говорю я и хлопаю себя ладонью по лбу. И снова хлопаю, и снова.
– Эй, прекрати! – вмешивается Уолтер. Он садится и закрывает книгу. – Я ведь не просто так спрашивал. Что мы с ним будем делать?
– Не знаю.
– А семья у него есть?
Я резко поднимаю на него глаза.
– Как-то раз он упоминал о сыне.
– Ну, хоть что-то. А ты знаешь, где у него сын?
– Нет. Как я понял, они не общаются.
Уолтер разглядывает меня, барабаня пальцами по ноге. Помолчав с полминуты, он наконец говорит:
– Ладно. Приводи. Только чтобы вас никто не видел, а то всем нам тут всыплют по первое число.
Я буквально столбенею от неожиданности.
– В чем дело? – спрашивает он, сгоняя со лба муху.
– Ни в чем. То есть нет, я хотел сказать спасибо. Большое-пребольшое.
– Послушай, у меня же есть сердце, – говорит Уолтер, откидываясь на раскладушке и вновь принимаясь за книгу. – В отличие от некоторых наших знакомых, к которым мы так привязаны.
Мы с Уолтером отдыхаем между дневным и вечерним представлением, как вдруг в дверь к нам тихонько случат.
Он вскакивает на ноги, опрокидывает деревянный ящик и, чертыхаясь, ловит керосиновую лампу, которая чуть не упала на пол. Я подхожу к двери и беспокойно оглядываюсь на сундуки, уложенные встык вдоль дальней стены.
Уолтер водружает лампу на место и едва заметно кивает.
Я открываю.
– Марлена! – от изумления я распахиваю дверь куда больше, чем собирался. – Чего это вы? То есть я хочу сказать, у вас все в порядке? Может, присядете?
– Нет, – отвечает она. Нас разделяют буквально несколько дюймов. – У меня все в порядке. Но мне нужно с тобой переговорить. Ты один?
– Нет. Ну, не совсем, – я оглядываюсь на Уолтера, который отчаянно мотает головой и размахивает руками.
– Может, зайдешь ко мне? – спрашивает Марлена. – Это ненадолго.
– Да, конечно.
Она разворачивается и, бережно ступая, идет к двери. На ней не туфли, а тапочки. Сев на край, она соскальзывает вниз. Понаблюдав на ней, я с облегчением замечаю, что шагает она пусть и осторожно, но не хромает.
Я закрываю дверь.
– Ох, дружище, – качает головой Уолтер. – Да меня чуть удар не хватил! Чем мы с тобой думаем, к чертовой бабушке?
– Эй, Верблюд! – окликаю я. – У вас там все нормально?
– Угу, – отвечает из-за сундуков слабый голос. – Думаешь, она заметила?
– Нет. Мы вне подозрений. Пока. Но надо нужно вести себя крайне осмотрительно.
Марлена устроилась в плюшевом кресле, закинув ногу на ногу. Когда я вхожу, она, согнувшись пополам, растирает свод подошвы, но, завидев меня, тут же бросает это занятие и выпрямляется.
– Якоб, спасибо, что пришел.
– Не за что, – отвечаю я, снимая шляпу и неловко прижимая ее к груди.
– Садись, пожалуйста.
– Спасибо, – я присаживаюсь на край ближайшего стула и оглядываюсь. – А где Август?
– Они с Дядюшкой Элом встречаются с железнодорожным начальством.
– Что-то серьезное?
– Всего лишь слухи. Поговаривают, что мы сбрасываем с поезда людей. Но они наверняка все утрясут.
– Слухи. Да-да, – я пристраиваю шляпу на колено и выжидательно вожу пальцем по ее краю.
– Ну… вот… я о тебе беспокоилась, – начинает Марлена.
– Правда?
– С тобой все в порядке? – тихо спрашивает она.
– Да, конечно, – отвечаю я, и тут до меня доходит, о чем это она. – Бог ты мой! Вы же все неправильно поняли. Я искал врача не для себя, а для друга, и… вовсе не по этому поводу.
– Ох, – с нервным смешком продолжает она. – Я так рада. Прости, Якоб. Не хотела тебя обидеть. Просто беспокоилась.
– У меня все хорошо. Честное слово.
– А у твоего друга?
Я на миг затаиваю дыхание.
– Похуже.
– Но она выздоровеет?
– Она? – вопрос застает меня врасплох.
Марлена опускает взгляд и принимается ломать пальцы.
– Я думала, это для Барбары.
Я кашляю, потом давлюсь.
– Ох, Якоб. Ах ты, боже мой. Что-то я не то спрашиваю. Полезла не в свое дело. Вот уж право слово. Умоляю, прости.
– Нет. Мы с Барбарой едва знакомы, – я вспыхиваю до корней волос.
– Ничего-ничего. Я знаю, что она… – не закончив фразы, Марлена вновь принимается смущенно ломать пальцы. – Но, несмотря ни на что, человек она неплохой. Вполне порядочная, в самом деле, хотя тебе следовало бы…
– Марлена, – решительно пресекаю ее я, – у меня с Барбарой правда ничего не было. Мы едва знакомы. И за все время знакомства обменялись от силы дюжиной слов.
– Вот как, – говорит она. – Дело в том, что Агги сказал…
С половину минуты мы проводим в мучительном молчании.
– А как ваши ноги, лучше? – спрашиваю наконец я.
– Да, спасибо. – Марлена с такой силой сжимает руки, что костяшки пальцев белеют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83
Доктор отвечает, обращаясь в основном ко мне – должно быть, потому, что я платил.
– Найдется, знаете ли, масса людей, которые возьмут у вас деньги и взамен предложат лечение – скажем, масляные ванночки или электрошок, но толку не будет, уж поверьте. Со временем кое-что восстановится, но лишь самая малость, да и то в лучшем случае. Прежде всего, ему не следовало пить. Это, знаете ли, нарушение федерального закона.
Я теряю дар речи. Рот-то у меня, может, и открыт, но что тут скажешь?
– Ну что, всё? – спрашивает он.
– Простите?
– Вам… от… меня… еще… что-нибудь… нужно? – повторяет он мне чуть ли не по слогам, как слабоумному.
– Нет, – отвечаю я.
– Тогда позвольте откланяться, – он поднимает шляпу, осторожно ступает на сходни и спускается. Пройдя с дюжину ярдов, он ставит чемоданчик на землю, вытаскивает из кармана носовой платок и тщательно, палец за пальцем, вытирает руки. Подхватив чемоданчик, выпячивает грудь и уходит, разбив последние надежды Верблюда и унося в кармане часы моего отца.
Когда я возвращаюсь, Граф, Грейди и Билл стоят вокруг Верблюда на коленях. По лицу старика струятся слезы.
– Уолтер, мне нужно с тобой поговорить, – выпаливаю я, ворвавшись в козлиный загончик.
Дамка поднимает голову, видит, что это я, и вновь кладет морду на лапы.
Уолтер откладывает книгу в сторону.
– В чем дело?
– Хочу тебя кое о чем попросить.
– Ну, не тяни, в чем дело?
– У моего друга беда.
– Это парень, у которого паралич?
Ответить получается у меня не сразу.
– Да.
Я пытаюсь присесть на постель, но мне слишком не по себе.
– Ну, говори, не тяни резину, – торопит меня Уолтер.
– Я хочу привести его сюда.
– Что?
– Иначе его сбросят с поезда. Прошлой ночью друзья прятали его за рулоном брезента.
Уолтер смотрит на меня в ужасе.
– Скажи, ты ведь шутишь, правда?
– Послушай, я помню, как тебя трясло, когда меня сюда подселили. И знаю, что он рабочий и все такое, но он старик, и ему плохо, и нужна помощь.
– И что же мы с ним будем делать?
– Держать подальше от Черныша.
– И долго? Всю жизнь?
Я оседаю на край постели. Конечно же, он прав. Мы не можем прятать Верблюда бесконечно.
– Вот черт! – говорю я и хлопаю себя ладонью по лбу. И снова хлопаю, и снова.
– Эй, прекрати! – вмешивается Уолтер. Он садится и закрывает книгу. – Я ведь не просто так спрашивал. Что мы с ним будем делать?
– Не знаю.
– А семья у него есть?
Я резко поднимаю на него глаза.
– Как-то раз он упоминал о сыне.
– Ну, хоть что-то. А ты знаешь, где у него сын?
– Нет. Как я понял, они не общаются.
Уолтер разглядывает меня, барабаня пальцами по ноге. Помолчав с полминуты, он наконец говорит:
– Ладно. Приводи. Только чтобы вас никто не видел, а то всем нам тут всыплют по первое число.
Я буквально столбенею от неожиданности.
– В чем дело? – спрашивает он, сгоняя со лба муху.
– Ни в чем. То есть нет, я хотел сказать спасибо. Большое-пребольшое.
– Послушай, у меня же есть сердце, – говорит Уолтер, откидываясь на раскладушке и вновь принимаясь за книгу. – В отличие от некоторых наших знакомых, к которым мы так привязаны.
Мы с Уолтером отдыхаем между дневным и вечерним представлением, как вдруг в дверь к нам тихонько случат.
Он вскакивает на ноги, опрокидывает деревянный ящик и, чертыхаясь, ловит керосиновую лампу, которая чуть не упала на пол. Я подхожу к двери и беспокойно оглядываюсь на сундуки, уложенные встык вдоль дальней стены.
Уолтер водружает лампу на место и едва заметно кивает.
Я открываю.
– Марлена! – от изумления я распахиваю дверь куда больше, чем собирался. – Чего это вы? То есть я хочу сказать, у вас все в порядке? Может, присядете?
– Нет, – отвечает она. Нас разделяют буквально несколько дюймов. – У меня все в порядке. Но мне нужно с тобой переговорить. Ты один?
– Нет. Ну, не совсем, – я оглядываюсь на Уолтера, который отчаянно мотает головой и размахивает руками.
– Может, зайдешь ко мне? – спрашивает Марлена. – Это ненадолго.
– Да, конечно.
Она разворачивается и, бережно ступая, идет к двери. На ней не туфли, а тапочки. Сев на край, она соскальзывает вниз. Понаблюдав на ней, я с облегчением замечаю, что шагает она пусть и осторожно, но не хромает.
Я закрываю дверь.
– Ох, дружище, – качает головой Уолтер. – Да меня чуть удар не хватил! Чем мы с тобой думаем, к чертовой бабушке?
– Эй, Верблюд! – окликаю я. – У вас там все нормально?
– Угу, – отвечает из-за сундуков слабый голос. – Думаешь, она заметила?
– Нет. Мы вне подозрений. Пока. Но надо нужно вести себя крайне осмотрительно.
Марлена устроилась в плюшевом кресле, закинув ногу на ногу. Когда я вхожу, она, согнувшись пополам, растирает свод подошвы, но, завидев меня, тут же бросает это занятие и выпрямляется.
– Якоб, спасибо, что пришел.
– Не за что, – отвечаю я, снимая шляпу и неловко прижимая ее к груди.
– Садись, пожалуйста.
– Спасибо, – я присаживаюсь на край ближайшего стула и оглядываюсь. – А где Август?
– Они с Дядюшкой Элом встречаются с железнодорожным начальством.
– Что-то серьезное?
– Всего лишь слухи. Поговаривают, что мы сбрасываем с поезда людей. Но они наверняка все утрясут.
– Слухи. Да-да, – я пристраиваю шляпу на колено и выжидательно вожу пальцем по ее краю.
– Ну… вот… я о тебе беспокоилась, – начинает Марлена.
– Правда?
– С тобой все в порядке? – тихо спрашивает она.
– Да, конечно, – отвечаю я, и тут до меня доходит, о чем это она. – Бог ты мой! Вы же все неправильно поняли. Я искал врача не для себя, а для друга, и… вовсе не по этому поводу.
– Ох, – с нервным смешком продолжает она. – Я так рада. Прости, Якоб. Не хотела тебя обидеть. Просто беспокоилась.
– У меня все хорошо. Честное слово.
– А у твоего друга?
Я на миг затаиваю дыхание.
– Похуже.
– Но она выздоровеет?
– Она? – вопрос застает меня врасплох.
Марлена опускает взгляд и принимается ломать пальцы.
– Я думала, это для Барбары.
Я кашляю, потом давлюсь.
– Ох, Якоб. Ах ты, боже мой. Что-то я не то спрашиваю. Полезла не в свое дело. Вот уж право слово. Умоляю, прости.
– Нет. Мы с Барбарой едва знакомы, – я вспыхиваю до корней волос.
– Ничего-ничего. Я знаю, что она… – не закончив фразы, Марлена вновь принимается смущенно ломать пальцы. – Но, несмотря ни на что, человек она неплохой. Вполне порядочная, в самом деле, хотя тебе следовало бы…
– Марлена, – решительно пресекаю ее я, – у меня с Барбарой правда ничего не было. Мы едва знакомы. И за все время знакомства обменялись от силы дюжиной слов.
– Вот как, – говорит она. – Дело в том, что Агги сказал…
С половину минуты мы проводим в мучительном молчании.
– А как ваши ноги, лучше? – спрашиваю наконец я.
– Да, спасибо. – Марлена с такой силой сжимает руки, что костяшки пальцев белеют.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83