Марат весело скалился, но в общий хоровод не вступал.
– Русский вечер в Куршевеле! – ни к селу ни к городу вдруг радостно оповестил нас тот самый майамский Борис, все еще обретающийся за нашим столом.
Юлька несколько раз порывалась вскочить и присоединиться к необыкновенному дискачу, и мне стоило больших физических усилий, чтобы все время удерживать ее за восторженно прыгающее колено.
– Ну, Дашка, ну че ты, – проныла племяшка, и я вдруг поняла, что дите изрядно назюзюкалось. Глаза ее туманно плавали, плечи дергались, а рот расползался в неконтролируемой глупой улыбке.
Себя я ощущала совершенно трезвой. Голова была кристально чиста, целые абзацы будущего сенсационного материала просто сами собой складывались в моем мозгу, глаза четко фиксировали малейшие детали набирающего силу праздника.
«Надо же, а кто-то говорил, что нынешние олигархи отдыхают по-другому, культурно и тихо, – вспомнилось мне. – Тогда что я вижу? Ожившие картины из бессмертных пьес А. Н. Островского?»
– Для полного счастья только цыган с медведем не хватает, – вдруг очень громко и категорично высказалась я.
– Как? – встрепенулся плюгавенький банкир. – И вдруг одним махом вознесся на сиденье дивана. – Господа! – зычно крикнул он. – Господа!
Сидящие за столиками рядом заинтересованно отвернулись от танцпола и уставились на Бориса.
– Господа! – вновь выкрикнул банкир и топнул ногой по столешнице. – Приглашаю всех присутствующих в четверг на русский вечер с цыганами! Место встречи – «Le Coin Savoyard».
Все одобрительно закивали, кое-кто даже проорал вежливое «спасибо».
– Дашка, – привалилась ко мне племянница, – давай сходим в туалет.
Мы вполне удачно выбрались из-за стола, держась за перила, обошли площадку с веселящимися гостями. То, что со мной творится что-то неладное, я обнаружила сразу, как только кончились перила. Пол под ногами ходил волнами, блестящие паркетины становились ребром, цепляя каблуки, пространство вокруг стремительно кружилось, расписной потолок все время страшно наклонялся, грозя придавить нас насмерть, а стены странно и призрачно расходились, образуя вместо одного прохода миллион одинаковых.
Я тряхнула головой, прогоняя наваждение, и это мне удалось. На пару секунд. Однако за этот мизерный отрезок времени я успела поймать за волосы взлетающую Юльку и намертво вцепилась пальцами в спасительные перила лестницы.
Стоя наверху и озирая разверзшуюся под ногами бездну, я крепко прижимала к себе почти безвольное Юлькино тело. Мой тренированный и закаленный ум совершенно однозначно известил меня, что этого спуска нам не одолеть. По сравнению с лезирелевской лестницей и горные лыжи, и сноуборд представлялись сущей чепухой, развлечением для дебилов.
– Дашка, я спать хочу, – вдруг захныкала Юлька. – И блевать.
Все-таки мы были очень близкими родственницами. Я страшно захотела абсолютно того же. Гены!
Юлька грудью навалилась на перила, поскольку держать ее в вертикальном положении у меня не хватало сил, и тут же оповестила:
– Я сейчас блевану!
– Нельзя, Юлечка, тут нельзя. Пойдемте скорее! – вдруг возник рядом знакомый голос. – Даша, цепляйся!
– Макс, – узнала я. И даже не удивилась. – Ты за нами?
– А за кем же еще? Да что ж вы так набрались-то?
– «Петрюс» был протухший, – сообщила я.
Макс подхватил нас под руки, почти поднял, и буквально сволок вниз по лестнице.
На улице было так свежо и прохладно, что у меня сразу же прошла тошнота, и я решила никуда не уходить.
– Даша, стой тут! – Макс придвинул меня к стене. – И постарайся не двигаться, чтоб не упасть.
Вроде он подхватил Юльку на руки и куда-то унес. Я вознамерилась было грозно крикнуть, чтоб он оставил девчонку в покое, да не смогла, потому что тошнота снова стремительно поднялась к горлу и сковала язык. Все, на что я была способна, это опуститься прямо на ступеньки и приложиться лицом к холодному снегу.
– Даша! – Сильные руки оторвали меня от земли, я вознеслась куда-то вверх и тут же оказалась в машине.
– Они мне машину не облюют?
Это было последнее, что до глубины души возмутило мой изысканный слух.

OFF PISTE (ДЕНЬ ТРЕТИЙ)

Утро. Лучше бы оно не наступало. Лучше бы я замерзла вчера на ступеньках у этого сказочного замка. Так плохо мне не было ни разу в жизни. Никогда. Я проснулась рано, еще не было семи, проснулась оттого, что страшно хотела пить. Скорее всего, это было предсмертное пробуждение умирающего от жажды. В голове моей больно лопались черные пузыри, в глазах колко плясали черные снежинки, в ушах надрывно вопили похоронные сирены.
Липкий черный пот толчками выплескивался из моего умирающего тела, орошая тяжелую перину. Скинуть ее с себя я не смогла – не хватило сил. Поэтому просто переползла с кровати на пол и, влекомая инстинктом самосохранения, медленными рывками стала продвигаться к бару. Мои несчастные ноги все время за что-то цеплялись, руки подламывались, но все же я добралась до заветного угла и выудила на ощупь из прохладного чрева гостиничной аптечки для алкоголиков бутылку минералки. Она была среди прочих самой большой. Выпила, отдышалась и прилегла доживать свой короткий век прямо тут, на полу. Все-таки умирать, напившись холодной воды, значительно легче, чем просто так, от неудавшейся жизни.
Второе мое возвращение к свету состоялось через полтора часа, в полдевятого. В этот раз я уже могла различать предметы, поэтому с удивлением обнаружила, что пребываю в вечернем платье, колготках и даже туфлях.
На диване, скукожившись в увядающий банан, похрюкивала Юлька. Из-под одеяла высовывалась одна нога в замшевом казаке.
– Юлька, – чужим хриплым голосом пролаяла я, – пить хочешь?
Ответом мне был вполне осознанный мученический стон. Выбиваясь из последних сил, я сумела освободить от дизайнерских колодок несчастные ноги, достала еще одну минералку, отпила сама и поднесла умирающей племяшке.
Юлька приподняла голову, мутно глянула на меня и, присосавшись, вычмокала всю бутылку.
– Хорошо! – откинулась она на подушку, проясняясь глазами и лицом. – Еще дай.
– Нету.
– Ну, сока тогда.
Все-таки умная у меня Юлька! Я как-то не догадалась, что сок тоже можно пить. Наверное, потому, что он базировался в маленьких, несерьезных для настоящего лечения баночках. Будто питание для младенцев.
Сока было много. И разного. Мы выпили все. И тут я сдуру попыталась встать. Зачем? Разве мне на ковре плохо было?
Волна тошноты мотанула меня так, что я едва успела открыть дверь ванной. Следующий час своей молодой никчемной жизни я провела в обнимку с унитазом, горько оплакивая каждый новый спазм, не в силах справиться с надвигающейся неминуемой смертью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63