Вот и получила на сладенькое. А мне сегодня ни за что попало. Я же лучше всех катаюсь! Если б вчера на льду ногу не растянула. Я – в поворот, а щиколотка раз – и на сторону. Слетела. А он, вместо того чтобы пожалеть.
– Да надо было сдачи дать!
– Ты че, дура? Ему вечером стыдно станет, он мне чего-нибудь подарит. Ленке, между прочим, за то, что облысела, квартиру купил! Трехкомнатную! Нет, нам повезло. Мужик нормальный. И неженатый. Никто глаза не выколет. А вот подружка моя, та самая, которая меня на кастинг притащила, к банкиру попала. Такой дядечка благообразный! Тихий, скромный, матом не ругается, этого своего еврея, ну. забыла. в подлиннике читает. А оказался – садист! Танька вся в синяках. Он, знаешь, их связывает сзади, руки-ноги вместе, и потом как воблу на веревку за шею подвешивает. В такой позе трахает. Иначе кончить не может. Танька боится, что задушится. Вроде кто-то там у них – того.
– А чего терпит?! – возмутилась я. – Смерти ждет?
– Да так-то ждать можно. Он ее в Лондоне поселил. Прилетает только на выходные, а всю неделю она свободна, живи в свое удовольствие! Денег – завались. Квартира – в самом центре, причем на Таньку записана. Я бы тоже так потерпела. Потом найдет себе какого-нибудь англичанина. Знаешь, как там наши девки котируются!
– Ну да. Так он ее и отпустит!
– Конечно, отпустит! Она ему через годик надоест, другую найдет. А квартира, шмотки, деньги и брюллики при ней останутся. Если выживет, конечно. Слушай, Дашка, клевая ты чувиха, пойдем еще выпьем?
В этот момент румяная счастливая Юлька лихо крутанулась прямо передо мной, исполняя заученный вираж.
– Дашка, ну ты вообще! Мы тебя обыскались!
– Ладно, Дашка, пока! Похромаю, – поднялась Алина. – Может, еще пересечемся.
– Это кто? – подозрительно спросил подъехавший Макс.
– Так, знакомая по работе.
– Она что, пьяная?
– Нет, упала, ногу ушибла.
– Ясно, компресс прямо на лыжне делала. – Макс носком лыжи ловко подбросил вверх пустой коньячный бутылек, поймал рукою, сунул в карман. – Разбрасывать-то зачем? Кто-нибудь на скорости наскочит – беда будет.
– Чего ты мне выговариваешь! – огрызнулась я. – Я, что ли, пила?
– Да ладно, пойдем кататься! Должен же я тебя хоть чему-нибудь научить!
– Я не хочу. Мне и так хорошо. Гуляю, воздухом дышу, никого не трогаю. Лучше пойдемте кофе попьем – чего-то я озябла.
– Пойдемте, пойдемте! – застучала палками Юлька. – А потом на сноуборде, да, Макс?
– Посмотрим, – уклончиво ответил наш спутник.
В баре неподалеку, где мы заказали кофе и горячие пирожки с вишней, Макс вдруг словно забыл о существовании Юльки. Он заглядывал мне в глаза, рассказывал анекдоты, умело пародировал известных людей. Я хохотала, как подорванная, а Юлька хмурилась все больше и больше. Наконец она встала, громко отодвинув стул.
– Я в номер пошла. А вы тут развлекайтесь!
Оторопев от такого заявления, я даже не нашлась, что сказать, а Макс равнодушно повернул к Юльке голову и промолвил:
– Иди, деточка, отдохни, как раз тихий час.
– Ты что? – уставилась я на Макса. – Обалдел?
– Да пусть уже идет, – махнул он рукой, – надоела, хоть вдвоем побудем.
– Кто?
– Мы с тобой, Даш, – он накрыл мою руку своей ладонью, – ты думаешь, я с Юлькой просто так валандаюсь? Мне рядом с тобой быть хочется.
– Мальчик, – тут же обидела его я, – ты в себе ли? Да ты мне в сыновья годишься!
– И что? – совершенно не обиделся он. – Выглядишь ты вполне, лет так на двадцать восемь, не больше, твоих сорока никто не даст, а потом. Сейчас в моде такие браки, когда жена старше мужа.
– Каких сорока? Какая жена? – задохнулась от возмущения я. – Ты что, перекатался? Или голову на склоне совсем отшиб?
– Шутка! – он заграбастал мою вторую руку. – Но ты мне очень нравишься, правда!
– А ты мне нет! – Я вырвала свои руки из лап самоуверенного нахала. Хотя, если очень честно, мне совсем не хотелось этого делать. Скорее наоборот, но.
– Стерпится – слюбится, – ласково бросил мне вслед провинциальный выскочка.
* * *
Юлька со мной не разговаривала. Лежала на диване, смотрела телевизор, причем какой-то арабский канал, где бородатый мужик в белом тюрбане что-то таинственно и непонятно курлыкал. Я послонялась по номеру, поразмыслила. Ссориться с племяшкой мне не хотелось. Я вообще не люблю ссориться.
– Юль, – присела я к ней на диван, – не злись! Не нужен мне твой Макс, честное слово!
– А чего тогда заигрываешь? – злобно стрельнуло глазами младшее поколение.
– Я? Да ты что? И в мыслях не было! Видишь же, как быстро я вернулась!
– Могла бы вообще не возвращаться.
– Могла бы, но вернулась. Потому что родственные связи дороже случайных.
– Конечно, – согласился просвещенный ребенок, – от родственных не бывает венерических болезней.
– Ты это о чем? – насторожилась я, памятуя, что прошлую ночь племяшка провела вне моего неусыпного контроля.
– О том! Ты, Дашка, как собака, которую Боярский играл. Ни себе, ни людям.
Я честно попыталась вспомнить, где всенародно любимый актер играл домашнее животное, но так и не вспомнила.
– Вокруг тебя и так пол-Куршевеля хороводы водит, – продолжила обличительную речь Юлька, – а ты у родной племянницы последнее отнимаешь.
Мне стало стыдно.
– Где ты хороводы увидела?
– Только что у подъемника дядю Сему встретила, ну того, помнишь, что в «Лезиреле» со мной разговаривал, а на тебя пялился. Я тогда думала, он кончит!
– Дуся!
– Да ладно тебе, что я, маленькая? Говорит, приходите, Юлечка, сегодня с сестренкой в «Трамплин», будет очень интересно.
– Это такой рыжий, весь в веснушках? Откуда ты его знаешь?
– Здрасте! Это же Бройдер, папкин друган. В прошлом году к нам в Жаворонки приехал, назюзюкались с папаней и в маминых орхидеях заснули.
– Так это он вам цветник испортил?
– Кто же еще? А у него аллергия на пыльцу оказалась, еле откачали. Орхидеи они же такие заразные.
– А Ильдар?
– Знаешь, как маман говорит: нам, татарам, все равно, что наступать – бежать, что отступать – бежать. Папка-то его и спас. Проснулся ночью, комары его, видите ли, зажрали, пивка принес похмелиться. А дядя Сема почти не дышит. Он его сначала пивом поливал. Потом водой, потом маму разбудил, ну тогда и неотложку вызвали. А маман за эти орхидеи знаешь сколько заплатила?
– Знаю.
– Ну вот. Он вчера вообще сначала подумал, что ты – это я. Потому и стеснялся.
– Ничего себе, стеснялся! – присвистнула я. – А когда не стесняется?
– Туши свет! – прикрыла глаза племяшка. – Помнишь, маман рассказывала, как один наш в Ницце по пляжу за англичанином с веслом гонялся? Это дядя Сема.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63