А вот в этом, цвета охры, соблазнительной Чио-Чио-сан.
У Юльки изысканная коллекция никакого энтузиазма не вызвала. Понятно, на дискач в ней не сходишь – или на хвост наступят, или рукав оторвут.
– Примерьте! – предложил альбинос, бережно, как драгоценность, держа на вытянутых руках розовое, как зефир, невесомое чудо.
– Нет, лучше вот это. – Я ткнула пальцем в «утреннюю зарю».
Если бы не длина, то никто бы не смог опровергнуть истину, что Галльяно шил его для меня.
– И сколько оно? – равнодушно спросила я, всем своим видом показывая, что недовольна какой-то невидимой складкой, обезображивающей идеальную линию талии.
– Всего сто двадцать тысяч, – улыбнулся альбинос.
– Надо же, совсем недорого, – пожала плечами я. – Как тебе, Юль?
– Да ну, – скривилась племяшка. – Оно как пеньюар. Спать можно, а в люди выйти – неприкольно.
– Думаешь? Вот и я сомневаюсь. По-моему, Галльяно стал повторяться. Крой неинтересный, да и вышивка. Пижама, одно слово.
Не обращая внимания на вытянувшиеся лица продавцов, я разоблачилась, небрежно бросив платье на стул. Диоровское чудо легло на спинку подсвеченным солнцем облаком. Сердце мое тоскливо сжалось, но усилием воли я заставила его работать в прежнем режиме.
Гордо сообщив адрес отеля, мы покинули гостеприимный бутик.
В соседнем магазине нижнего белья мы углядели сквозь окна какое-то оживление. Зашли. У прилавка, перед двумя ворохами бюстгальтеров и трусиков, лениво курили две дылды.
– Ну, не знаю, может, еще че глянуть? – прогундосила одна.
– Давай завтра, – зевнула другая. – А то вообще со скуки двинемся.
– Так вы ничего не берете? – сник тощий коротышка-продавец.
– С чего решил? – удивилась первая. – Все возьмем. Пакуй.
– Пожалуйста, вот примерочная, – согнулся в благодарности французик.
– На хрена нам твоя примерочная? – пожала плечами вторая. – Лениво мерить. Так берем. Что не подойдет – выкинем.
– Или подарим, – согласилась первая. – Мартышкам нашим невостребованным. Уписаются от счастья.
«Вот это размах», – отметила я, позволяя Юльке вытащить себя обратно на Croisette.
– Все, Дашка, пошли домой, – тут же заныла племяшка. – А то на нас и так, как на этих. ну, как на моделей смотрят.
– Тебя это смущает? – удивилась я.
– Да нет, надоело просто. Мы уже с тобой почти пять часов шляемся.
– Ладно, – смилостивилась я. Все-таки о здоровье ребенка время от времени следовало думать. – Последний бутик, и все.
Честно говоря, я тоже притомилась, да и потом, деньги на нашей курортной карте изрядно подтаяли. Несмотря на мороз. И все же что-то подсказывало мне, что в лечении, столь интенсивно нами предпринимаемом, не хватает какой-то завершающей точки. Этакого восклицательного знака. Об этом я и сказала Юльке.
– Ага, – кивнула та. – Ведерной клизмы на закуску.
– Дуся! – прикрикнула я и тут узрела в открывшейся миленькой витринке такие туфли!..
Кремовые лодочки от Manolo Blahnik, которые я купила, не раздумывая и не торгуясь, вполне потянули на восклицательный знак. Даже на пару. По числу штук.
– У нас на еду хоть осталось? – поинтересовалась Юлька. – Или опять у предков милостыню просить? Кстати, а чего это за весь день маманя ни разу не объявилась? – Племяшка охлопала свои карманы, потом мои. – А где мобила? В номере, что ли, оставили?
– Надо новости по телику посмотреть, – задумчиво проронила я.
– Зачем?
– Думаю, в Эмиратах массовые волнения.
– Да предки твои с ума сходят, куда ребенок пропал! Небось вся русская диаспора на ушах стоит.
– И татарская, – согласилась Юлька.
* * *
Впрочем, шутили мы совершенно напрасно, потому что в отеле нас встретил донельзя перепуганный портье. Оказывается, Галка раз сто уже связывалась с ресепшен, требуя, чтобы на наши поиски отрядили куршевельскую полицию. Кроме того, несчастная мать оповестила о беде всех знакомых, поправляющих здоровье на альпийском курорте, и потребовала немедленно включиться в поиски пропавших девочек. Знакомцы оказались людьми добросовестными, и каждый посчитал своим долгом либо позвонить, либо лично наведаться в «Le Lana». Портье показал нам длинный список телефонов, по которому ему предписывалось сообщить, как только мы объявимся. Внутриклановая солидарность олигархов предстала передо мной во всей красе.
Получается, мы выходили в свет никому не известными отдыхающими, а вернулись всеальпийски знаменитыми личностями. Меня отчего-то это совершенно не радовало. Объясняться-то с Юлькиными родителями предстояло мне!
На ее мобильнике обнаружился сорок один непринятый звонок и семь эсэмэсок.
– Мамулечка, – прощебетала в трубку совершенно спокойная Юлька. – Ты позвони всем тем, кого на уши поставила, и скажи, что мы нашлись. Где-где, в магазинах! Сколько Дашке можно голой ходить? Ты уже и в полицию позвонила? Ну, тогда дай им отбой. У нас все хорошо. Только шубу Даше не купили. А ты сама с трех раз угадай! Нет, по размеру подошло. Нет, и по цвету тоже. Нет, и фасон хороший был. Не понимаешь? А если подумать? Ну, мать, ты просто Эйнштейн. Именно. Сколько не хватило? – Юлька почесала нос, пытаясь произвести в уме сложные вычисления. – Даш, сколько?
– Четырнадцать тысяч, – быстро ответила я.
– Сто четырнадцать, – повторила Юлька. – Нет, дешевле не было. Да, так и ходит практически голая. Да при чем тут стыдно? Холодно! Деньги? Наверное, на два чая с булочкой еще хватит. Нет, бутерброды тут дорогие. Куда-куда, туда! Ты как будто сама в Куршевеле не была. Дашу? – Юлька вопросительно перевела глаза на меня. Я отрицательно затрясла головой. – Нет ее! Новости по телевизору в холле смотрит. Конечно. Откуда в нашем чулане телевизор? Мало ли, что обещали, он не работает. А Дашка же без новостей не может. Журналистка! Да, хорошо, пока. Ладно, не забуду. Народ обзвони! Прямо сейчас! Пока папка деньги нам переводит.
Племяшка вытерла взмокший от непосильных трудов лоб. Шмыгнула носом.
– Даш, что я не так сказала? Папка злится, угрожает, что больше трех тысяч нам не даст. Типа, жирно будет. Вот жмот! Ладно, попросит он у меня пива, когда состарится! Я ему «Фанты» как забубеню! А он ее терпеть не может!
– Эсэмэски проверь, – попросила я Юльку. – Вдруг чего.
– Ой, Максик целых две прислал, – зарумянилась девчонка. – Просил позвонить, как с горы вернемся. О! Дядя Марат! Лично тебе! «Даша, волнуюсь, где вы? Срочно позвоните!» Давай! – Племяшка протянула мне трубку.
«Значит, помнит? – пронеслось у меня в голове. – Значит, не сердится? Значит, не все потеряно? А у меня как раз новые туфли. И юбка, и пиджачок…»
– Здравствуйте, – со всей возможной интимностью выдохнула в трубку я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
У Юльки изысканная коллекция никакого энтузиазма не вызвала. Понятно, на дискач в ней не сходишь – или на хвост наступят, или рукав оторвут.
– Примерьте! – предложил альбинос, бережно, как драгоценность, держа на вытянутых руках розовое, как зефир, невесомое чудо.
– Нет, лучше вот это. – Я ткнула пальцем в «утреннюю зарю».
Если бы не длина, то никто бы не смог опровергнуть истину, что Галльяно шил его для меня.
– И сколько оно? – равнодушно спросила я, всем своим видом показывая, что недовольна какой-то невидимой складкой, обезображивающей идеальную линию талии.
– Всего сто двадцать тысяч, – улыбнулся альбинос.
– Надо же, совсем недорого, – пожала плечами я. – Как тебе, Юль?
– Да ну, – скривилась племяшка. – Оно как пеньюар. Спать можно, а в люди выйти – неприкольно.
– Думаешь? Вот и я сомневаюсь. По-моему, Галльяно стал повторяться. Крой неинтересный, да и вышивка. Пижама, одно слово.
Не обращая внимания на вытянувшиеся лица продавцов, я разоблачилась, небрежно бросив платье на стул. Диоровское чудо легло на спинку подсвеченным солнцем облаком. Сердце мое тоскливо сжалось, но усилием воли я заставила его работать в прежнем режиме.
Гордо сообщив адрес отеля, мы покинули гостеприимный бутик.
В соседнем магазине нижнего белья мы углядели сквозь окна какое-то оживление. Зашли. У прилавка, перед двумя ворохами бюстгальтеров и трусиков, лениво курили две дылды.
– Ну, не знаю, может, еще че глянуть? – прогундосила одна.
– Давай завтра, – зевнула другая. – А то вообще со скуки двинемся.
– Так вы ничего не берете? – сник тощий коротышка-продавец.
– С чего решил? – удивилась первая. – Все возьмем. Пакуй.
– Пожалуйста, вот примерочная, – согнулся в благодарности французик.
– На хрена нам твоя примерочная? – пожала плечами вторая. – Лениво мерить. Так берем. Что не подойдет – выкинем.
– Или подарим, – согласилась первая. – Мартышкам нашим невостребованным. Уписаются от счастья.
«Вот это размах», – отметила я, позволяя Юльке вытащить себя обратно на Croisette.
– Все, Дашка, пошли домой, – тут же заныла племяшка. – А то на нас и так, как на этих. ну, как на моделей смотрят.
– Тебя это смущает? – удивилась я.
– Да нет, надоело просто. Мы уже с тобой почти пять часов шляемся.
– Ладно, – смилостивилась я. Все-таки о здоровье ребенка время от времени следовало думать. – Последний бутик, и все.
Честно говоря, я тоже притомилась, да и потом, деньги на нашей курортной карте изрядно подтаяли. Несмотря на мороз. И все же что-то подсказывало мне, что в лечении, столь интенсивно нами предпринимаемом, не хватает какой-то завершающей точки. Этакого восклицательного знака. Об этом я и сказала Юльке.
– Ага, – кивнула та. – Ведерной клизмы на закуску.
– Дуся! – прикрикнула я и тут узрела в открывшейся миленькой витринке такие туфли!..
Кремовые лодочки от Manolo Blahnik, которые я купила, не раздумывая и не торгуясь, вполне потянули на восклицательный знак. Даже на пару. По числу штук.
– У нас на еду хоть осталось? – поинтересовалась Юлька. – Или опять у предков милостыню просить? Кстати, а чего это за весь день маманя ни разу не объявилась? – Племяшка охлопала свои карманы, потом мои. – А где мобила? В номере, что ли, оставили?
– Надо новости по телику посмотреть, – задумчиво проронила я.
– Зачем?
– Думаю, в Эмиратах массовые волнения.
– Да предки твои с ума сходят, куда ребенок пропал! Небось вся русская диаспора на ушах стоит.
– И татарская, – согласилась Юлька.
* * *
Впрочем, шутили мы совершенно напрасно, потому что в отеле нас встретил донельзя перепуганный портье. Оказывается, Галка раз сто уже связывалась с ресепшен, требуя, чтобы на наши поиски отрядили куршевельскую полицию. Кроме того, несчастная мать оповестила о беде всех знакомых, поправляющих здоровье на альпийском курорте, и потребовала немедленно включиться в поиски пропавших девочек. Знакомцы оказались людьми добросовестными, и каждый посчитал своим долгом либо позвонить, либо лично наведаться в «Le Lana». Портье показал нам длинный список телефонов, по которому ему предписывалось сообщить, как только мы объявимся. Внутриклановая солидарность олигархов предстала передо мной во всей красе.
Получается, мы выходили в свет никому не известными отдыхающими, а вернулись всеальпийски знаменитыми личностями. Меня отчего-то это совершенно не радовало. Объясняться-то с Юлькиными родителями предстояло мне!
На ее мобильнике обнаружился сорок один непринятый звонок и семь эсэмэсок.
– Мамулечка, – прощебетала в трубку совершенно спокойная Юлька. – Ты позвони всем тем, кого на уши поставила, и скажи, что мы нашлись. Где-где, в магазинах! Сколько Дашке можно голой ходить? Ты уже и в полицию позвонила? Ну, тогда дай им отбой. У нас все хорошо. Только шубу Даше не купили. А ты сама с трех раз угадай! Нет, по размеру подошло. Нет, и по цвету тоже. Нет, и фасон хороший был. Не понимаешь? А если подумать? Ну, мать, ты просто Эйнштейн. Именно. Сколько не хватило? – Юлька почесала нос, пытаясь произвести в уме сложные вычисления. – Даш, сколько?
– Четырнадцать тысяч, – быстро ответила я.
– Сто четырнадцать, – повторила Юлька. – Нет, дешевле не было. Да, так и ходит практически голая. Да при чем тут стыдно? Холодно! Деньги? Наверное, на два чая с булочкой еще хватит. Нет, бутерброды тут дорогие. Куда-куда, туда! Ты как будто сама в Куршевеле не была. Дашу? – Юлька вопросительно перевела глаза на меня. Я отрицательно затрясла головой. – Нет ее! Новости по телевизору в холле смотрит. Конечно. Откуда в нашем чулане телевизор? Мало ли, что обещали, он не работает. А Дашка же без новостей не может. Журналистка! Да, хорошо, пока. Ладно, не забуду. Народ обзвони! Прямо сейчас! Пока папка деньги нам переводит.
Племяшка вытерла взмокший от непосильных трудов лоб. Шмыгнула носом.
– Даш, что я не так сказала? Папка злится, угрожает, что больше трех тысяч нам не даст. Типа, жирно будет. Вот жмот! Ладно, попросит он у меня пива, когда состарится! Я ему «Фанты» как забубеню! А он ее терпеть не может!
– Эсэмэски проверь, – попросила я Юльку. – Вдруг чего.
– Ой, Максик целых две прислал, – зарумянилась девчонка. – Просил позвонить, как с горы вернемся. О! Дядя Марат! Лично тебе! «Даша, волнуюсь, где вы? Срочно позвоните!» Давай! – Племяшка протянула мне трубку.
«Значит, помнит? – пронеслось у меня в голове. – Значит, не сердится? Значит, не все потеряно? А у меня как раз новые туфли. И юбка, и пиджачок…»
– Здравствуйте, – со всей возможной интимностью выдохнула в трубку я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63