Тем не менее они хорошо справлялись с возложенными на них механическими обязанностями: дежурили у телефонов, печатали на машинке, вели какие-нибудь списки; это были милые создания с умом и развитием четырнадцатилетних девочек. Волосы у них были блестящие, тщательно завитые, грудь плоская, формы, как у мальчика двенадцати-пятнадцати лет. Но они уже были мудры – ранней мудростью змейки. У них были личики еще детские, розовые, с крохотными ротиками, с широко раскрытыми пустыми и уже что-то знающими глазами. Дела свои эти куколки устраивали отлично. Они были холодны, неприступны, полны пренебрежительности и доводили своих мальчиков до отчаяния. Барышни были грабительницами, пиратами, отнимавшими все и дававшими мало. Они в большинстве случаев вышли из низов, выросли в среде темной и бедной, и, однако, им каким-то чудом были знакомы все изящные искусства, как и Пауле. Их гибкие талии не знали корсетов, они были миловидны, подчас ошеломляли и были опасны, питались черт знает какой гадостью, завтракали дешевыми липкими конфетами, и, однако, желудок их переваривал все исправно, а кожа была похожа на бархат и бела, как молоко. У них был пронзительный и вульгарный голос, но их головки напоминали картины Греза и Фрагонара.
Говорили эти барышни между собой на отвратительном жаргоне и так визгливо, что ушам слушателя приходилось невмоготу:
– Я бы не пошла, если бы он меня и пригласил, но он, во всяком случае, мог бы хоть колечко мне подарить. Я его считала порядочным человеком. Досадно!
– Да. А он что тебе говорит?
– О, он смеется!
– И ты пошла?
– Я? Нет! За кого ты меня принимаешь?
– Отчего же? Он славный мальчик.
Однако в этой компании Дирк работал безмятежно. Иммунитет и неприступность. Барышни называли его за глаза Замороженный. Им нравились его носки, его галстуки, ногти, лицо, ноги в красивой обуви, его стройная и сильная спина в пиджаке от Пиля. Он возбуждал в них восхищение и… мстительное чувство. Не было ни одной среди них, которая бы не мечтала о том дне, когда он позовет ее в свою комнату в конторе, закроет дверь и скажет: «Лоретта» (их имена были ими переделаны из простых имен, полученных при рождении, соответственно их понятию о красоте и звучности и порою напоминали собой французские романы. Они назывались: Лоретта, Иможена, Надина, Наталия, Арделла). «Лоретта, я слежу за вами давно-давно, и вы должны были заметить, как сильно вы мне нравитесь».
В этом не было ничего невозможного. Такие вещи случались, и они это знали и на это рассчитывали.
Дирк, не зная, как тщательно и безжалостно они следят за ним и разузнают обо всем, был бы поражен, если бы узнал, как прекрасно они осведомлены обо всех его частных и личных делах. Им было известно, например, все о Пауле. Они и восхищались ею и злобствовали. Отдавая должное совершенству ее туалетов, они безмерно гордились тем, что молодость и яркость красок – их явное преимущество; презирали Паулу за то, что она открыто выражает ему свои чувства (как все это было им известно, остается загадкой: Паула почти никогда не бывала в конторе и не звонила ему туда). Затем они считали, что Дирк – образцовый сын, чрезвычайно великодушный к своей матери. Селина была раза два в конторе. В одно из этих посещений она в течение пяти минут любезно разговаривала с Этелиндой Квинч, у которой было личико херувима с картины да Винчи и душа акулы – пожирательницы мужских сердец. Селина умела поговорить с каждым человеком. Она любила слушать кондуктора трамвая и прачку, посыльного и помещицу, клерка и швейцара, шофера и полисмена. Было в ней нечто такое, что вызывало людей на откровенность. Их сердца открывались ей навстречу, как цветы солнцу. Люди чувствовали ее интерес и симпатию к себе. Когда они рассказывали ей о чем-нибудь, Селина восклицала: «Да что вы? Неужели? Нет, это ужасно!» И глаза ее горели сочувствием.
Войдя к Дирку в кабинет, Селина заметила шутя:
– Не представляю себе, как можно работать среди таких красоток и не стать султаном? Я намерена пригласить кое-кого из них на ферму на воскресенье.
– Не делай этого, мама. Они не поймут… Я почти и не вижу их. Они просто для меня – часть инвентаря конторы.
После этого визита Этелинда Квинч в качестве эксперта была призвана высказать свое суждение. Оно было таково:
– Говорю вам, она в десять раз лучше, чем Замороженный. Она мне очень нравится. А видали вы, какая ужасная на ней шляпа? Нет, скажите, разве не забавно она выглядит в ней, забавно и трогательно? Всякая другая была бы попросту комична в этаком вороньем гнезде, а она из тех, которым можно гулять в чем угодно, – и их никто не осмеет. Не знаю, право. В ней есть что-то милое. Она сказала, что я хорошенькое создание. Можете себе представить… Что ж, в этом она права, конечно, так оно и есть.
– Вот письмо, мисс Квинч, – кинул ей полчаса спустя ничего не подозревающий Дирк.
Однако, невзирая на искушения и пламя этой «пещи огненной», Дирк оставался невредимым и нимало не опаленным.
Паула, барышни Северного побережья, благовоспитанные женщины-дельцы и профессионалки, маленькие нимфы в его конторе – все испытывали на нем свои чары, окружали теплом, ароматом своего присутствия. Он же проходил мимо них холодный и неуязвимый. Быть может, в этом виноват был его внезапный успех, и спокойное честолюбие влекло его вперед к дальнейшим успехам, не давая останавливаться перед другими соблазнами. Ибо он, действительно, делал головокружительно быструю карьеру, даже с точки зрения финансового мира Чикаго, где привыкли к блестящим метеорам. Мамаши Северного побережья думали о его карьере, его состоянии и будущем с уважением и строили планы… Целая горка приглашений всегда лежала в вазе на приличной маленькой консоли, в приличной маленькой квартирке, где хозяйничал корректный маленький слуга-японец, на приличной улице Северного квартала вблизи (но не слишком близко) от озера.
Квартирка была обставлена при участии Паулы. Они вместе ходили к декораторам.
– Но надо, чтоб вы выбирали по своему вкусу, – говорила Паула. – Иначе квартира не будет носить отпечатка вашей индивидуальности.
Квартира была обставлена итальянской мебелью под темный дуб или орех, массивной и все-таки какой-то несолидной на вид. Не производила нужного впечатления. Длинные столы с резьбой, на которых пепельница выглядела чем-то недопустимым. Большие кресла, такие обширные, что они могли бы служить колыбелью, но в которых не отдыхали. Нелепые серебряные подсвечники. Парча. Голова Данте в корректном кабинете. Книг было мало. Маленькая передняя, столовая, спальня, большая приемная, кухня, каморка для японца.
Дирк мало бывал дома. Он целыми неделями не входил никуда, кроме столовой и спальни, где он переодевался к обеду, вернувшись из конторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Говорили эти барышни между собой на отвратительном жаргоне и так визгливо, что ушам слушателя приходилось невмоготу:
– Я бы не пошла, если бы он меня и пригласил, но он, во всяком случае, мог бы хоть колечко мне подарить. Я его считала порядочным человеком. Досадно!
– Да. А он что тебе говорит?
– О, он смеется!
– И ты пошла?
– Я? Нет! За кого ты меня принимаешь?
– Отчего же? Он славный мальчик.
Однако в этой компании Дирк работал безмятежно. Иммунитет и неприступность. Барышни называли его за глаза Замороженный. Им нравились его носки, его галстуки, ногти, лицо, ноги в красивой обуви, его стройная и сильная спина в пиджаке от Пиля. Он возбуждал в них восхищение и… мстительное чувство. Не было ни одной среди них, которая бы не мечтала о том дне, когда он позовет ее в свою комнату в конторе, закроет дверь и скажет: «Лоретта» (их имена были ими переделаны из простых имен, полученных при рождении, соответственно их понятию о красоте и звучности и порою напоминали собой французские романы. Они назывались: Лоретта, Иможена, Надина, Наталия, Арделла). «Лоретта, я слежу за вами давно-давно, и вы должны были заметить, как сильно вы мне нравитесь».
В этом не было ничего невозможного. Такие вещи случались, и они это знали и на это рассчитывали.
Дирк, не зная, как тщательно и безжалостно они следят за ним и разузнают обо всем, был бы поражен, если бы узнал, как прекрасно они осведомлены обо всех его частных и личных делах. Им было известно, например, все о Пауле. Они и восхищались ею и злобствовали. Отдавая должное совершенству ее туалетов, они безмерно гордились тем, что молодость и яркость красок – их явное преимущество; презирали Паулу за то, что она открыто выражает ему свои чувства (как все это было им известно, остается загадкой: Паула почти никогда не бывала в конторе и не звонила ему туда). Затем они считали, что Дирк – образцовый сын, чрезвычайно великодушный к своей матери. Селина была раза два в конторе. В одно из этих посещений она в течение пяти минут любезно разговаривала с Этелиндой Квинч, у которой было личико херувима с картины да Винчи и душа акулы – пожирательницы мужских сердец. Селина умела поговорить с каждым человеком. Она любила слушать кондуктора трамвая и прачку, посыльного и помещицу, клерка и швейцара, шофера и полисмена. Было в ней нечто такое, что вызывало людей на откровенность. Их сердца открывались ей навстречу, как цветы солнцу. Люди чувствовали ее интерес и симпатию к себе. Когда они рассказывали ей о чем-нибудь, Селина восклицала: «Да что вы? Неужели? Нет, это ужасно!» И глаза ее горели сочувствием.
Войдя к Дирку в кабинет, Селина заметила шутя:
– Не представляю себе, как можно работать среди таких красоток и не стать султаном? Я намерена пригласить кое-кого из них на ферму на воскресенье.
– Не делай этого, мама. Они не поймут… Я почти и не вижу их. Они просто для меня – часть инвентаря конторы.
После этого визита Этелинда Квинч в качестве эксперта была призвана высказать свое суждение. Оно было таково:
– Говорю вам, она в десять раз лучше, чем Замороженный. Она мне очень нравится. А видали вы, какая ужасная на ней шляпа? Нет, скажите, разве не забавно она выглядит в ней, забавно и трогательно? Всякая другая была бы попросту комична в этаком вороньем гнезде, а она из тех, которым можно гулять в чем угодно, – и их никто не осмеет. Не знаю, право. В ней есть что-то милое. Она сказала, что я хорошенькое создание. Можете себе представить… Что ж, в этом она права, конечно, так оно и есть.
– Вот письмо, мисс Квинч, – кинул ей полчаса спустя ничего не подозревающий Дирк.
Однако, невзирая на искушения и пламя этой «пещи огненной», Дирк оставался невредимым и нимало не опаленным.
Паула, барышни Северного побережья, благовоспитанные женщины-дельцы и профессионалки, маленькие нимфы в его конторе – все испытывали на нем свои чары, окружали теплом, ароматом своего присутствия. Он же проходил мимо них холодный и неуязвимый. Быть может, в этом виноват был его внезапный успех, и спокойное честолюбие влекло его вперед к дальнейшим успехам, не давая останавливаться перед другими соблазнами. Ибо он, действительно, делал головокружительно быструю карьеру, даже с точки зрения финансового мира Чикаго, где привыкли к блестящим метеорам. Мамаши Северного побережья думали о его карьере, его состоянии и будущем с уважением и строили планы… Целая горка приглашений всегда лежала в вазе на приличной маленькой консоли, в приличной маленькой квартирке, где хозяйничал корректный маленький слуга-японец, на приличной улице Северного квартала вблизи (но не слишком близко) от озера.
Квартирка была обставлена при участии Паулы. Они вместе ходили к декораторам.
– Но надо, чтоб вы выбирали по своему вкусу, – говорила Паула. – Иначе квартира не будет носить отпечатка вашей индивидуальности.
Квартира была обставлена итальянской мебелью под темный дуб или орех, массивной и все-таки какой-то несолидной на вид. Не производила нужного впечатления. Длинные столы с резьбой, на которых пепельница выглядела чем-то недопустимым. Большие кресла, такие обширные, что они могли бы служить колыбелью, но в которых не отдыхали. Нелепые серебряные подсвечники. Парча. Голова Данте в корректном кабинете. Книг было мало. Маленькая передняя, столовая, спальня, большая приемная, кухня, каморка для японца.
Дирк мало бывал дома. Он целыми неделями не входил никуда, кроме столовой и спальни, где он переодевался к обеду, вернувшись из конторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68