Так ли уж «неисповедимы» Его пути и методы? Не думаю…
– Ты говоришь о дурных деяниях, но они вершатся людьми, а не Богом! – запальчиво возразил позабывший об осторожности Иаков.
Но преподобный уже не слышал его; схватив Иакова за запястья, он говорил, и каждое его слово разило, словно кинжал.
– Верую – истинное предназначение человека состоит в том, чтобы изничтожить на земле Завет Божий и освободить род людской от ограничений, наложенных Им тысячи столетий назад. Ирония состоит в том, что так называемый Бог ведает о своем грядущем падении, пусть и не принимает эту мысль своим сознанием. Я же явился, дабы осуществить финальный акт восстания, свершить то, для чего, пусть Он и не признает этого, был им сотворен человек. Извергнуть Бога из мира.
– Как?
– Избавив землю от Его присутствия, – яростный шепот в ответ.
– Но как можешь ты?..
– План избавления от Него был с самого начала сокрыт в Его же священных книгах, заложен в них Им самим. Я расшифровал тайный код и в полном соответствии с Его сокровенными указаниями создал под моим храмом особое святилище, что придаст силу творимому действу…
– Что за действо?
– Это так просто, Иаков: Он хочет, чтобы мы сожгли книги.
Раввин затряс головой, стараясь оградить себя от безумия.
– Сжечь книги. Уничтожить Его Завет, стереть след Его присутствия на земле! Таково великое святое действо, ради коего Бог и сотворил человека в начале времен. Ибо свершить сие – значит освободить мессию, который поведет нас по оставшемуся пути к окончательному освобождению. Единственного, истинного мессию.
– Тебя?
Преподобный Дэй рассмеялся. Кровь сочилась из его ушей и ноздрей, красные капли созревали в уголках глаз.
– О небеса, конечно же нет! Я всего лишь посланец. Наш мессия есть ангел чистоты несказанной, самоотверженно уподобившийся Богу. Архангел! Он скован цепями, низвергнут с небес и заточен в бездне из страха перед тем, что настанет день и он в праведности своей явит людям свое истинное высокое предназначение. Здесь мы завершим работу архангела, такова цель существования сего града. Мы уничтожим книги и тем разорвем цепи, сковывающие нашего мессию во тьме. Вот в чем божественная суть сна, вот почему мы плыли на волнах видения. Вот почему мы… мы…
Внезапно преподобный Дэй вскочил; его руки и ноги дергались, тело корчили судороги. Глаза закатились, из горла рвались какие-то невнятные звуки. Затем он тяжело рухнул на застланный ковром пол, подняв при падении в воздух тучу пыли, забился, словно выброшенная на берег рыба.
Давление на Иакова прекратилось, как будто отхлынула невидимая волна. Восстановилось нормальное зрение. Дрожь унялась, и теперь он отчетливо видел распростертого на полу Дэя.
«Страшный припадок, – сообразил Иаков. – Этот человек – эпилептик».
Поняв, что следует делать, он ухватился за край дивана и, качаясь, поднялся на ноги. Сколько времени в его распоряжении?
Он обвел взглядом комнату, его глаза остановились на столе, на лежавшем там хрустальном пресс-папье в виде оплетенного стеклянными лозами шара. Он приподнял его обеими руками: да, тяжелый. Размером примерно с те стальные шары, которые итальянцы катают на лужайках в Гринвич-Виллидже.
Он сделал два шага назад, остановился над преподобным, присмотрелся к нему, хотя это несколько сбило интенсивность атаки, и, стараясь не потерять равновесие, поднял хрустальную сферу над головой.
От чрезмерного усилия голова пошла кругом. Перед глазами пугающе потемнело, сил удерживать шар не хватило, и он больно ударил Иакова по коленям. Кровь и пот заливали лицо, ему пришлось оставить шар на полу и утереть лоб рукавом.
«А ну держись, старина. Если даже это последнее, что тебе доведется совершить в жизни, сделай так, чтобы эта жизнь чего-то стоила. Сотри это омерзительное оскорбление Господа с лица земли».
Жуткие содрогания постепенно стихали, между губами, на которых выступила пена, вывалился наружу язык.
«Покончи с этим, Иаков. Избавь жалкое животное от его страданий».
Иаков придвинулся ближе, снова поднял шар и помедлил, ожидая, когда голова преподобного окажется в таком положении, что он сможет обрушить удар сверху вниз, прямо ему в лоб.
Глаза преподобного открылись, они оказались на удивление бодрствующими и настороженными и смотрели на раввина так, словно все это время, из-за завесы припадка, за ним велось наблюдение.
Иаков отвел взгляд и обрушил шар.
Увы, слишком поздно. Давящая волна слегка оттолкнула его руку в сторону, и шар, не причинив вреда, упал на ковер в дюйме от черепа преподобного.
Рука того, стремительно взлетев, перехватила запястье Иакова с такой силой, что затрещала кость, пальцем другой руки он укоризненно помахал у него перед носом:
– Озорник, озорник.
Он резко взмахнул рукой: шар покатился по полу и со звоном ударился о противоположную стену. Дэй сделал другой жест, и Иаков, откинувшись назад, оказался прижатым к столу, беспомощный, неспособный пошевелиться.
– У индусов есть интересная теория, – произнес преподобный. – Они верят, что Бог говорит с ними… через глаза.
ГЛАВА 15
Хотя предназначение железнодорожной ветки с севера на юг Аризоны состояло в том, чтобы обеспечить краю блистательное будущее, ее конечный пункт, Прескотт, пока оставался не более чем заурядной станцией. Когда во второй половине дня туда прибыл поезд, доставивший Дойла и его спутников, это оказался единственный состав на здешних путях.
Шесть крепких лошадей и два вьючных мула дожидались их на складе, вместе с заказанными Иннесом припасами и снаряжением: картами, медикаментами и недельным запасом провизии и воды.
Державший здесь торговлю бывший старатель снабжал снаряжением экспедиции добытчиков на протяжении пятнадцати лет. Англичане среди них встречались, но имя Артура Конан Дойла ничего для него не значило, поскольку читателем старик явно не был, и он никогда не видел более странной и целеустремленной компании, чем та, что заявилась к нему на сей раз.
Молодой человек, строгавший палочку возле разбитой бочки, проследил за тем, как они сделали все покупки, после чего встал и не спеша побрел к телеграфу.
Выйдя со склада, Дойл увидел Джека и Мэри Уильямс, покинувших поезд последними. К женщине, кажется, вернулась ее энергия, цвет лица восстановился. Она переоделась для верховой езды и надела сапоги. Лицо Джека оставалось безжизненным и серым, как шифер.
Индианка усадила своего спутника на камень возле загона для скота и, оставив его там с одеялом на плечах и саквояжем, полученным от Эдисона, пошла за уздечками для их лошадей.
Воспользовавшись возможностью задать вопрос без свидетелей, Дойл нагнал ее.
– Как он?
– Слишком рано для каких-нибудь результатов, – ответила она, не глядя на него и приторачивая к седлу матерчатую сумку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
– Ты говоришь о дурных деяниях, но они вершатся людьми, а не Богом! – запальчиво возразил позабывший об осторожности Иаков.
Но преподобный уже не слышал его; схватив Иакова за запястья, он говорил, и каждое его слово разило, словно кинжал.
– Верую – истинное предназначение человека состоит в том, чтобы изничтожить на земле Завет Божий и освободить род людской от ограничений, наложенных Им тысячи столетий назад. Ирония состоит в том, что так называемый Бог ведает о своем грядущем падении, пусть и не принимает эту мысль своим сознанием. Я же явился, дабы осуществить финальный акт восстания, свершить то, для чего, пусть Он и не признает этого, был им сотворен человек. Извергнуть Бога из мира.
– Как?
– Избавив землю от Его присутствия, – яростный шепот в ответ.
– Но как можешь ты?..
– План избавления от Него был с самого начала сокрыт в Его же священных книгах, заложен в них Им самим. Я расшифровал тайный код и в полном соответствии с Его сокровенными указаниями создал под моим храмом особое святилище, что придаст силу творимому действу…
– Что за действо?
– Это так просто, Иаков: Он хочет, чтобы мы сожгли книги.
Раввин затряс головой, стараясь оградить себя от безумия.
– Сжечь книги. Уничтожить Его Завет, стереть след Его присутствия на земле! Таково великое святое действо, ради коего Бог и сотворил человека в начале времен. Ибо свершить сие – значит освободить мессию, который поведет нас по оставшемуся пути к окончательному освобождению. Единственного, истинного мессию.
– Тебя?
Преподобный Дэй рассмеялся. Кровь сочилась из его ушей и ноздрей, красные капли созревали в уголках глаз.
– О небеса, конечно же нет! Я всего лишь посланец. Наш мессия есть ангел чистоты несказанной, самоотверженно уподобившийся Богу. Архангел! Он скован цепями, низвергнут с небес и заточен в бездне из страха перед тем, что настанет день и он в праведности своей явит людям свое истинное высокое предназначение. Здесь мы завершим работу архангела, такова цель существования сего града. Мы уничтожим книги и тем разорвем цепи, сковывающие нашего мессию во тьме. Вот в чем божественная суть сна, вот почему мы плыли на волнах видения. Вот почему мы… мы…
Внезапно преподобный Дэй вскочил; его руки и ноги дергались, тело корчили судороги. Глаза закатились, из горла рвались какие-то невнятные звуки. Затем он тяжело рухнул на застланный ковром пол, подняв при падении в воздух тучу пыли, забился, словно выброшенная на берег рыба.
Давление на Иакова прекратилось, как будто отхлынула невидимая волна. Восстановилось нормальное зрение. Дрожь унялась, и теперь он отчетливо видел распростертого на полу Дэя.
«Страшный припадок, – сообразил Иаков. – Этот человек – эпилептик».
Поняв, что следует делать, он ухватился за край дивана и, качаясь, поднялся на ноги. Сколько времени в его распоряжении?
Он обвел взглядом комнату, его глаза остановились на столе, на лежавшем там хрустальном пресс-папье в виде оплетенного стеклянными лозами шара. Он приподнял его обеими руками: да, тяжелый. Размером примерно с те стальные шары, которые итальянцы катают на лужайках в Гринвич-Виллидже.
Он сделал два шага назад, остановился над преподобным, присмотрелся к нему, хотя это несколько сбило интенсивность атаки, и, стараясь не потерять равновесие, поднял хрустальную сферу над головой.
От чрезмерного усилия голова пошла кругом. Перед глазами пугающе потемнело, сил удерживать шар не хватило, и он больно ударил Иакова по коленям. Кровь и пот заливали лицо, ему пришлось оставить шар на полу и утереть лоб рукавом.
«А ну держись, старина. Если даже это последнее, что тебе доведется совершить в жизни, сделай так, чтобы эта жизнь чего-то стоила. Сотри это омерзительное оскорбление Господа с лица земли».
Жуткие содрогания постепенно стихали, между губами, на которых выступила пена, вывалился наружу язык.
«Покончи с этим, Иаков. Избавь жалкое животное от его страданий».
Иаков придвинулся ближе, снова поднял шар и помедлил, ожидая, когда голова преподобного окажется в таком положении, что он сможет обрушить удар сверху вниз, прямо ему в лоб.
Глаза преподобного открылись, они оказались на удивление бодрствующими и настороженными и смотрели на раввина так, словно все это время, из-за завесы припадка, за ним велось наблюдение.
Иаков отвел взгляд и обрушил шар.
Увы, слишком поздно. Давящая волна слегка оттолкнула его руку в сторону, и шар, не причинив вреда, упал на ковер в дюйме от черепа преподобного.
Рука того, стремительно взлетев, перехватила запястье Иакова с такой силой, что затрещала кость, пальцем другой руки он укоризненно помахал у него перед носом:
– Озорник, озорник.
Он резко взмахнул рукой: шар покатился по полу и со звоном ударился о противоположную стену. Дэй сделал другой жест, и Иаков, откинувшись назад, оказался прижатым к столу, беспомощный, неспособный пошевелиться.
– У индусов есть интересная теория, – произнес преподобный. – Они верят, что Бог говорит с ними… через глаза.
ГЛАВА 15
Хотя предназначение железнодорожной ветки с севера на юг Аризоны состояло в том, чтобы обеспечить краю блистательное будущее, ее конечный пункт, Прескотт, пока оставался не более чем заурядной станцией. Когда во второй половине дня туда прибыл поезд, доставивший Дойла и его спутников, это оказался единственный состав на здешних путях.
Шесть крепких лошадей и два вьючных мула дожидались их на складе, вместе с заказанными Иннесом припасами и снаряжением: картами, медикаментами и недельным запасом провизии и воды.
Державший здесь торговлю бывший старатель снабжал снаряжением экспедиции добытчиков на протяжении пятнадцати лет. Англичане среди них встречались, но имя Артура Конан Дойла ничего для него не значило, поскольку читателем старик явно не был, и он никогда не видел более странной и целеустремленной компании, чем та, что заявилась к нему на сей раз.
Молодой человек, строгавший палочку возле разбитой бочки, проследил за тем, как они сделали все покупки, после чего встал и не спеша побрел к телеграфу.
Выйдя со склада, Дойл увидел Джека и Мэри Уильямс, покинувших поезд последними. К женщине, кажется, вернулась ее энергия, цвет лица восстановился. Она переоделась для верховой езды и надела сапоги. Лицо Джека оставалось безжизненным и серым, как шифер.
Индианка усадила своего спутника на камень возле загона для скота и, оставив его там с одеялом на плечах и саквояжем, полученным от Эдисона, пошла за уздечками для их лошадей.
Воспользовавшись возможностью задать вопрос без свидетелей, Дойл нагнал ее.
– Как он?
– Слишком рано для каких-нибудь результатов, – ответила она, не глядя на него и приторачивая к седлу матерчатую сумку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123