Сложив руки на груди, она словно специально слегка расставила ноги – так, чтобы платье эффектно облегало ее бедра. А решительное выражение лица лишь подчеркивало ее красоту.
В глазах доктора мелькнули печальные искорки, и одновременно он почувствовал легкое раздражение. Ну вот, началось. Он дошел до того, что эмоции стали мешать делу.
– Послушай, Елена, Хартман признал, что подделал заключение о вскрытии, что Миллисент умерла от множественной лимфомы. Необычно и то, как она умерла, – никто не умирает от такого количества раковых опухолей, двумя неделями раньше будучи совершенно здоровым, во всяком случае, не в столь юном возрасте. Вдобавок кто-то хотел скрыть обстоятельства ее смерти и готов был платить за это огромные деньги. Это означает, что мы имеем дело с очень серьезным преступлением.
– Я и не отрицаю, что происходит нечто странное. Поэтому, Джон, я в первую очередь и обратилась к тебе.
– Ну хорошо, назовем это «чем-то странным». Но если мы хотим узнать, что именно произошло с Миллисент Суит, нам придется привлечь профессионала, который сможет разобраться в ситуации, имея на то официальные полномочия. Никто, кроме Беверли Уортон, мне в голову не приходит.
– Она продажная, от нее можно ожидать всего, чего угодно, и при случае она всадит в спину нож и тебе, и мне. Это ты понимаешь?
Айзенменгер глубоко вздохнул. Да, это он понимал. Он прекрасно помнил, что расследование столь же странной и не менее страшной смерти Никки Экснер не покрыло инспектора Беверли Уортон славой. И немалую роль в этом сыграли он, патологоанатом Джон Айзенменгер, и адвокат Елена Флеминг.
– Частный детектив стоит кучу денег – сотни, а то и тысячи фунтов. Рэймонд Суит может себе позволить такие расходы?
Елена отмахнулась от вопроса:
– А почему нам вообще нужно кого-то нанимать? Почему мы сами не можем расследовать это дело?
О боги!
– Пока у нас в руках одна-единственная ниточка. Хартмана шантажировал человек, назвавшийся Аланом Розенталем. Скорее всего, он из фармацевтической компании «Уискотт-Олдрич». Подойдем к нему и спросим, кто он такой и почему «Уискотт-Олдрич» интересуется смертью Миллисент Суит, – и у нас появится шанс разобраться в происходящем.
Елена позволила Айзенменгеру выговориться, а потом, взглянув на часы, произнесла:
– Имя и название, скорее всего, ненастоящие.
Ну наконец-то.
– Точно. Вот почему мы не можем продолжать расследование своими силами и вот зачем нам нужен профессионал. И поскольку нам не по карману частное сыскное агентство, придется использовать то, что всегда под рукой, – полицию.
– Только не Беверли Уортон! – На этот раз возражение прозвучало совершенно безапелляционно, и Елена даже не проговорила его, а – чего никак не ожидал от нее Айзенменгер – прошипела. – Мы не будем иметь никаких дел со шлюхой. Ты меня слышишь?!
Произнеся это, Елена отступила на шаг назад, будто завершив тем самым четко продуманный стратегический ход. Немного уязвленный, Айзенменгер почувствовал, что Елена начинает раздражать его, причем как-то необычно – с раздражением приходили и воспоминания.
– Нет, Елена, ты не понимаешь. Ты даешь чувствам…
– Черт побери, да что ты знаешь о моих чувствах? – в сердцах воскликнула она, сорвав со спинки стула шарфик с такой силой, будто собиралась отхлестать им доктора. – Что ты, черт побери, вообще знаешь о чувствах?
Этого Айзенменгер никак не ожидал. Но, как ни странно, слова Елены не привели его в ярость, а скорее даже обрадовали.
– Я? Я? – с горячностью проговорил он. От переполнявших его чувств Айзенменгер даже замахал руками и сам этому удивился. – Ты говоришь, что я бесчувственный? Замечательно!..
Елена уже повязала шарф и снимала с вешалки пальто, когда услышала эти слова. Ее реакция не заставила себя ждать. Резко повернувшись, она оказалась лицом к лицу с Айзенменгером. Пальто было забыто. Елена уже открыла изящно подведенный рот, намереваясь поставить окончательную точку в этом разговоре; ее лицо покраснело от возмущения, но ответить она не успела, потому что в это самое мгновение в дверь позвонили.
Айзенменгер не без удивления увидел, что этот, казалось бы, совершенно обычный звонок в дверь оказал на Елену странное действие. Она заколебалась, забыла о своей злости и, окинув его быстрым взглядом, метнулась в прихожую. И дураку стало бы ясно, что человек за дверью был для Елены очень важен.
– Елена! Вы готовы? Выглядите потрясающе!
То, что слышалось из прихожей, наводило на мысль, что люди там обнимаются. Пусть не как влюбленные, но и не просто по-дружески. Елена впустила гостя в комнату, и перед доктором предстал мужчина почти двухметрового роста, белокурый, сероглазый и с чертовски красивым лицом. На вид ему было слегка за сорок, и от опытного глаза Айзенменгера не ускользнул тот факт, что занятия фитнесом благотворно сказались на его фигуре. Гость перевел взгляд с лица Елены на Айзенменгера. Он широко улыбался и не скрывал своего любопытства. Заметив перемену в его настроении, Елена торопливо взглянула на доктора и поспешно произнесла:
– Это Джон Айзенменгер, мой коллега. Зашел обсудить кое-какие дела.
Мужчина направился к Айзенменгеру, не переставая излучать уверенность, дружелюбие и очарование. Он протянул руку:
– Рад познакомиться. Аласдер Райли-Дей.
Рука показалась доктору ни слишком жесткой, ни слишком мягкой, ни слишком сухой, ни слишком влажной. Одним словом, никакой. Словно Айзенменгер пожимал руку Аврааму Линкольну.
– Так я пойду, – сказал доктор Елене, после чего кивнул Райли-Дею. – Рад знакомству.
Однако тон, которым были сказаны эти слова, заставлял думать обратное.
Айзенменгер подобрал пальто со спинки дивана и направился к двери.
– Как-нибудь завтра переговорим об этом.
Елена ответила легким, почти незаметным кивком, и от этого ему стало немного грустно.
Когда дверь за ним закрылась, Аласдер повернулся к Елене:
– Я не вовремя?
Она рассмеялась:
– Не стоит беспокоиться.
– Но вы рассержены.
– Слегка.
– Могу я спросить почему?
Она улыбнулась, подхватила сумочку, перебросила пальто через руку и сказала:
– Поедемте ужинать.
Стоявший за ее спиной Аласдер Райли-Дей улыбнулся.
– Папа?
Джейк лежал в постели. Ночник отбрасывал неясные, размытые тени, которые пробуждали призраки детства – давно ушедшего детства Марка Хартмана и настоящего детства пятилетнего Джейка Хартмана. Аннетт не было дома – она оттачивала свое ораторское искусство на очередном сборище юристов.
– Что ты хотел, Джей?
Он уже собирался уходить, прочитав сыну непременную сказку на ночь, и заглянуть к Джокасте, которая почти наверняка превратила кровать в батут и теперь не переставала хныкать. Вернувшись к кровати сына, Хартман присел на краешек, улыбаясь и пытаясь не дать усталости испортить ему настроение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
В глазах доктора мелькнули печальные искорки, и одновременно он почувствовал легкое раздражение. Ну вот, началось. Он дошел до того, что эмоции стали мешать делу.
– Послушай, Елена, Хартман признал, что подделал заключение о вскрытии, что Миллисент умерла от множественной лимфомы. Необычно и то, как она умерла, – никто не умирает от такого количества раковых опухолей, двумя неделями раньше будучи совершенно здоровым, во всяком случае, не в столь юном возрасте. Вдобавок кто-то хотел скрыть обстоятельства ее смерти и готов был платить за это огромные деньги. Это означает, что мы имеем дело с очень серьезным преступлением.
– Я и не отрицаю, что происходит нечто странное. Поэтому, Джон, я в первую очередь и обратилась к тебе.
– Ну хорошо, назовем это «чем-то странным». Но если мы хотим узнать, что именно произошло с Миллисент Суит, нам придется привлечь профессионала, который сможет разобраться в ситуации, имея на то официальные полномочия. Никто, кроме Беверли Уортон, мне в голову не приходит.
– Она продажная, от нее можно ожидать всего, чего угодно, и при случае она всадит в спину нож и тебе, и мне. Это ты понимаешь?
Айзенменгер глубоко вздохнул. Да, это он понимал. Он прекрасно помнил, что расследование столь же странной и не менее страшной смерти Никки Экснер не покрыло инспектора Беверли Уортон славой. И немалую роль в этом сыграли он, патологоанатом Джон Айзенменгер, и адвокат Елена Флеминг.
– Частный детектив стоит кучу денег – сотни, а то и тысячи фунтов. Рэймонд Суит может себе позволить такие расходы?
Елена отмахнулась от вопроса:
– А почему нам вообще нужно кого-то нанимать? Почему мы сами не можем расследовать это дело?
О боги!
– Пока у нас в руках одна-единственная ниточка. Хартмана шантажировал человек, назвавшийся Аланом Розенталем. Скорее всего, он из фармацевтической компании «Уискотт-Олдрич». Подойдем к нему и спросим, кто он такой и почему «Уискотт-Олдрич» интересуется смертью Миллисент Суит, – и у нас появится шанс разобраться в происходящем.
Елена позволила Айзенменгеру выговориться, а потом, взглянув на часы, произнесла:
– Имя и название, скорее всего, ненастоящие.
Ну наконец-то.
– Точно. Вот почему мы не можем продолжать расследование своими силами и вот зачем нам нужен профессионал. И поскольку нам не по карману частное сыскное агентство, придется использовать то, что всегда под рукой, – полицию.
– Только не Беверли Уортон! – На этот раз возражение прозвучало совершенно безапелляционно, и Елена даже не проговорила его, а – чего никак не ожидал от нее Айзенменгер – прошипела. – Мы не будем иметь никаких дел со шлюхой. Ты меня слышишь?!
Произнеся это, Елена отступила на шаг назад, будто завершив тем самым четко продуманный стратегический ход. Немного уязвленный, Айзенменгер почувствовал, что Елена начинает раздражать его, причем как-то необычно – с раздражением приходили и воспоминания.
– Нет, Елена, ты не понимаешь. Ты даешь чувствам…
– Черт побери, да что ты знаешь о моих чувствах? – в сердцах воскликнула она, сорвав со спинки стула шарфик с такой силой, будто собиралась отхлестать им доктора. – Что ты, черт побери, вообще знаешь о чувствах?
Этого Айзенменгер никак не ожидал. Но, как ни странно, слова Елены не привели его в ярость, а скорее даже обрадовали.
– Я? Я? – с горячностью проговорил он. От переполнявших его чувств Айзенменгер даже замахал руками и сам этому удивился. – Ты говоришь, что я бесчувственный? Замечательно!..
Елена уже повязала шарф и снимала с вешалки пальто, когда услышала эти слова. Ее реакция не заставила себя ждать. Резко повернувшись, она оказалась лицом к лицу с Айзенменгером. Пальто было забыто. Елена уже открыла изящно подведенный рот, намереваясь поставить окончательную точку в этом разговоре; ее лицо покраснело от возмущения, но ответить она не успела, потому что в это самое мгновение в дверь позвонили.
Айзенменгер не без удивления увидел, что этот, казалось бы, совершенно обычный звонок в дверь оказал на Елену странное действие. Она заколебалась, забыла о своей злости и, окинув его быстрым взглядом, метнулась в прихожую. И дураку стало бы ясно, что человек за дверью был для Елены очень важен.
– Елена! Вы готовы? Выглядите потрясающе!
То, что слышалось из прихожей, наводило на мысль, что люди там обнимаются. Пусть не как влюбленные, но и не просто по-дружески. Елена впустила гостя в комнату, и перед доктором предстал мужчина почти двухметрового роста, белокурый, сероглазый и с чертовски красивым лицом. На вид ему было слегка за сорок, и от опытного глаза Айзенменгера не ускользнул тот факт, что занятия фитнесом благотворно сказались на его фигуре. Гость перевел взгляд с лица Елены на Айзенменгера. Он широко улыбался и не скрывал своего любопытства. Заметив перемену в его настроении, Елена торопливо взглянула на доктора и поспешно произнесла:
– Это Джон Айзенменгер, мой коллега. Зашел обсудить кое-какие дела.
Мужчина направился к Айзенменгеру, не переставая излучать уверенность, дружелюбие и очарование. Он протянул руку:
– Рад познакомиться. Аласдер Райли-Дей.
Рука показалась доктору ни слишком жесткой, ни слишком мягкой, ни слишком сухой, ни слишком влажной. Одним словом, никакой. Словно Айзенменгер пожимал руку Аврааму Линкольну.
– Так я пойду, – сказал доктор Елене, после чего кивнул Райли-Дею. – Рад знакомству.
Однако тон, которым были сказаны эти слова, заставлял думать обратное.
Айзенменгер подобрал пальто со спинки дивана и направился к двери.
– Как-нибудь завтра переговорим об этом.
Елена ответила легким, почти незаметным кивком, и от этого ему стало немного грустно.
Когда дверь за ним закрылась, Аласдер повернулся к Елене:
– Я не вовремя?
Она рассмеялась:
– Не стоит беспокоиться.
– Но вы рассержены.
– Слегка.
– Могу я спросить почему?
Она улыбнулась, подхватила сумочку, перебросила пальто через руку и сказала:
– Поедемте ужинать.
Стоявший за ее спиной Аласдер Райли-Дей улыбнулся.
– Папа?
Джейк лежал в постели. Ночник отбрасывал неясные, размытые тени, которые пробуждали призраки детства – давно ушедшего детства Марка Хартмана и настоящего детства пятилетнего Джейка Хартмана. Аннетт не было дома – она оттачивала свое ораторское искусство на очередном сборище юристов.
– Что ты хотел, Джей?
Он уже собирался уходить, прочитав сыну непременную сказку на ночь, и заглянуть к Джокасте, которая почти наверняка превратила кровать в батут и теперь не переставала хныкать. Вернувшись к кровати сына, Хартман присел на краешек, улыбаясь и пытаясь не дать усталости испортить ему настроение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115