Не дожидаясь, пока утопленника доставят в морг, доктор сам поехал к реке, из которой, собственно, и выловили труп. Айзенменгер нервничал, чувствуя, что у него не хватает опыта, его даже слегка подташнивало. Моросило, но особенно холодно, как он потом вспоминал, не было. Перед тем как присоединиться к полицейским, он переоделся в защитный комбинезон. Когда он подошел к собравшимся, те – детективы и полицейский врач – повернулись к нему, и он сразу ощутил облегчение. Там, на берегу, он был самой важной персоной. Осознание этого придало Айзенменгеру уверенности. Он выступил вперед, толпа расступилась, и доктор увидел перед собой белого как мел и распухшего от долгого пребывания в воде друга детства.
Сейчас он испытывал чувства, сходные с теми, что пережил тогда.
– Тернер? – недоверчиво переспросил он. – Тот самый профессор Робин Тернер, который недавно умер?
– Да.
Айзенменгер собрался с мыслями и постарался получше уяснить то, что услышал.
– Тернер тоже работал в «ПЭФ»? В той же лаборатории?
Сьюзан кивнула:
– Думаю, между ними случился роман. Когда произошел пожар и проект свернули, он взял ее с собой на новую работу.
Тот самый Тернер, который разбился, упав с высоты, но у которого, по странному стечению обстоятельств, тоже обнаружили рак.
Это известие совершенно выбило Айзенменгера из колеи, и он с трудом смог опять сосредоточиться на прежней теме их разговора. Новые мысли стремительно рождались в его голове, связи между фактами возникали и рушились с неимоверной быстротой, как соединения химических элементов в плавильной печи.
– И с кем же Тернер не поделил Миллисент? Она вам сказала?
– Сказала. Только имя. Фамилию она не называла.
Сьюзан еще только собиралась сказать, о ком идет речь, но Айзенменгер уже знал, чье имя сейчас услышит. Карлос. Именно его она и назвала.
Фрэнк Каупер сообщил коронеру об изменениях в составленном Хартманом заключении о вскрытии Миллисент Суит на четверть часа раньше, чем рассказал об этом Беверли Уортон. Изменения были потрясающими, если не катастрофическими. Инспектор Уортон повесила телефонную трубку и задумалась. Сначала Елена Флеминг, теперь это. И когда она услышала из уст Каупера имя Айзенменгера, ее охватило странное ликование.
В этом деле у нее начал вырисовываться личный интерес.
За плечами у нее было восемнадцать успешно проведенных расследований, а в ее распоряжении – команда подчиненных, у большинства которых коэффициент интеллекта не превышал IQ скоросшивателя. В придачу шеф, который мечтает выставить ее на посмешище, но…
Беверли была игроком по натуре, и главным призом в ее жизненной игре был успех. Она с тщательностью опытного картежника умела составлять многоходовые комбинации и, хотя ее расчеты не всегда оказывались верны, в большинстве случаев все же одерживала победу.
Вот и сейчас, когда в игру вступил ее давнишний противник, доктор Джон Айзенменгер, о проигрыше не могло быть и речи. Окажись на его месте кто-нибудь другой, она, не задумываясь, сбросила бы карты, считая всю эту историю с таинственной, но уже отправленной в архив смертью Миллисент Суит пустой тратой времени. К Айзенменгеру же Уортон питала глубокое уважение, признавая, что он обладает особым нюхом на заковыристые дела, которые сам находит и сам разрешает. Если он подозревал в этом деле что-то серьезное, она, разумеется, готова потратить несколько часов, чтобы ознакомиться с ним подробнее.
Убедившись, что Ламберта нет на месте, она покинула участок и направилась прямиком в медицинскую школу. Она застала Хартмана в его кабинете праздно сидящим за письменным столом. Профессор выглядел так, словно был болен гриппом и вот-вот рухнет без сил. Он сидел, упершись локтями в стол, с белым как мел лицом и большими кругами вокруг налитых кровью глаз. Беверли улыбнулась ему, и он, вероятно, принял эту улыбку за знак сочувствия. Еще раз окинув профессиональным взглядом фигуру Хартмана, Уортон поняла, что разговорить столь обессиленного человека ей не составит труда.
Она начала беседу самым непринужденным тоном, как делала всегда. Уортон оценивала ситуацию следующим образом: в медицинской школе что-то происходит, но что именно происходит и к каким последствиям может привести – неизвестно. Несмотря на скудную информацию, которой она обладала, Беверли, как опытная полицейская ищейка, интуитивно ощущала, что здесь попахивает чем-то серьезным. Пока это были всего лишь круги на воде, но вот что их вызвало, она не знала.
– Дело, конечно, прошлое, но все-таки – не для протокола – скажите мне, мистер Хартман, зачем вы сфальсифицировали заключение о вскрытии Миллисент Суит?
Услышав вопрос, Хартман, который испытал шок от одного только появления инспектора полиции, почувствовал, что сейчас потеряет сознание. Однако отделаться от проблемы при помощи обморока ему не удалось – жестокий и беспощадный мир не желал расставаться с ним ни на минуту.
Это несправедливо! Айзенменгер же обещал…
Разумеется, никто ему такого обещания не давал, как бы Хартману ни хотелось сейчас выдать желаемое за действительное. Айзенменгер просто объяснил ему, что, если он сам не попытается исправить ошибку, произойдут вещи куда более серьезные, нежели разговор с полицейским инспектором. Хартману не оставалось ничего иного, как согласиться.
Он открыл рот, еще не зная, что скажет, и вдруг с ужасом осознал, что ставит крест не только на карьере, но и на всей своей жизни. Теперь его могло спасти только чудо.
У нее не было времени позвонить Рэймонду Суиту вплоть до вечера, главным образом из-за Ламберта, который неустанно следил за работой подчиненных и ни на день этого контроля не ослаблял. Однако и желание во что бы то ни стало разобраться с делом Миллисент Суит не отпускало Беверли. Теперь она знала, что кого-то весьма обеспокоила смерть ничем, казалось бы, не приметной девушки – обеспокоила настолько, что этот кто-то не пожалел ни времени, ни сил, ни денег, чтобы скрыть ее истинную причину. Она знала также, что человек, сделавший это, не был новичком в подготовке и проведении секретных операций, отчего полученная ею информация становилась не просто серьезной, а потенциально опасной.
Услышав в телефонной трубке мужской голос, Уортон представилась, не преминув заметить мистеру Суиту, что она инспектор полиции и ведет официальное расследование обстоятельств смерти его дочери. Как Беверли и предполагала, ее собеседник пришел в восторг от известия, что его жалоба воспринята всерьез. Еще с большим восторгом он выложил Уортон все, что за несколько дней до этого рассказал Елене и Айзенменгеру, но на этот раз, имея за плечами хорошую репетицию, сумел изъясниться куда внятнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115
Сейчас он испытывал чувства, сходные с теми, что пережил тогда.
– Тернер? – недоверчиво переспросил он. – Тот самый профессор Робин Тернер, который недавно умер?
– Да.
Айзенменгер собрался с мыслями и постарался получше уяснить то, что услышал.
– Тернер тоже работал в «ПЭФ»? В той же лаборатории?
Сьюзан кивнула:
– Думаю, между ними случился роман. Когда произошел пожар и проект свернули, он взял ее с собой на новую работу.
Тот самый Тернер, который разбился, упав с высоты, но у которого, по странному стечению обстоятельств, тоже обнаружили рак.
Это известие совершенно выбило Айзенменгера из колеи, и он с трудом смог опять сосредоточиться на прежней теме их разговора. Новые мысли стремительно рождались в его голове, связи между фактами возникали и рушились с неимоверной быстротой, как соединения химических элементов в плавильной печи.
– И с кем же Тернер не поделил Миллисент? Она вам сказала?
– Сказала. Только имя. Фамилию она не называла.
Сьюзан еще только собиралась сказать, о ком идет речь, но Айзенменгер уже знал, чье имя сейчас услышит. Карлос. Именно его она и назвала.
Фрэнк Каупер сообщил коронеру об изменениях в составленном Хартманом заключении о вскрытии Миллисент Суит на четверть часа раньше, чем рассказал об этом Беверли Уортон. Изменения были потрясающими, если не катастрофическими. Инспектор Уортон повесила телефонную трубку и задумалась. Сначала Елена Флеминг, теперь это. И когда она услышала из уст Каупера имя Айзенменгера, ее охватило странное ликование.
В этом деле у нее начал вырисовываться личный интерес.
За плечами у нее было восемнадцать успешно проведенных расследований, а в ее распоряжении – команда подчиненных, у большинства которых коэффициент интеллекта не превышал IQ скоросшивателя. В придачу шеф, который мечтает выставить ее на посмешище, но…
Беверли была игроком по натуре, и главным призом в ее жизненной игре был успех. Она с тщательностью опытного картежника умела составлять многоходовые комбинации и, хотя ее расчеты не всегда оказывались верны, в большинстве случаев все же одерживала победу.
Вот и сейчас, когда в игру вступил ее давнишний противник, доктор Джон Айзенменгер, о проигрыше не могло быть и речи. Окажись на его месте кто-нибудь другой, она, не задумываясь, сбросила бы карты, считая всю эту историю с таинственной, но уже отправленной в архив смертью Миллисент Суит пустой тратой времени. К Айзенменгеру же Уортон питала глубокое уважение, признавая, что он обладает особым нюхом на заковыристые дела, которые сам находит и сам разрешает. Если он подозревал в этом деле что-то серьезное, она, разумеется, готова потратить несколько часов, чтобы ознакомиться с ним подробнее.
Убедившись, что Ламберта нет на месте, она покинула участок и направилась прямиком в медицинскую школу. Она застала Хартмана в его кабинете праздно сидящим за письменным столом. Профессор выглядел так, словно был болен гриппом и вот-вот рухнет без сил. Он сидел, упершись локтями в стол, с белым как мел лицом и большими кругами вокруг налитых кровью глаз. Беверли улыбнулась ему, и он, вероятно, принял эту улыбку за знак сочувствия. Еще раз окинув профессиональным взглядом фигуру Хартмана, Уортон поняла, что разговорить столь обессиленного человека ей не составит труда.
Она начала беседу самым непринужденным тоном, как делала всегда. Уортон оценивала ситуацию следующим образом: в медицинской школе что-то происходит, но что именно происходит и к каким последствиям может привести – неизвестно. Несмотря на скудную информацию, которой она обладала, Беверли, как опытная полицейская ищейка, интуитивно ощущала, что здесь попахивает чем-то серьезным. Пока это были всего лишь круги на воде, но вот что их вызвало, она не знала.
– Дело, конечно, прошлое, но все-таки – не для протокола – скажите мне, мистер Хартман, зачем вы сфальсифицировали заключение о вскрытии Миллисент Суит?
Услышав вопрос, Хартман, который испытал шок от одного только появления инспектора полиции, почувствовал, что сейчас потеряет сознание. Однако отделаться от проблемы при помощи обморока ему не удалось – жестокий и беспощадный мир не желал расставаться с ним ни на минуту.
Это несправедливо! Айзенменгер же обещал…
Разумеется, никто ему такого обещания не давал, как бы Хартману ни хотелось сейчас выдать желаемое за действительное. Айзенменгер просто объяснил ему, что, если он сам не попытается исправить ошибку, произойдут вещи куда более серьезные, нежели разговор с полицейским инспектором. Хартману не оставалось ничего иного, как согласиться.
Он открыл рот, еще не зная, что скажет, и вдруг с ужасом осознал, что ставит крест не только на карьере, но и на всей своей жизни. Теперь его могло спасти только чудо.
У нее не было времени позвонить Рэймонду Суиту вплоть до вечера, главным образом из-за Ламберта, который неустанно следил за работой подчиненных и ни на день этого контроля не ослаблял. Однако и желание во что бы то ни стало разобраться с делом Миллисент Суит не отпускало Беверли. Теперь она знала, что кого-то весьма обеспокоила смерть ничем, казалось бы, не приметной девушки – обеспокоила настолько, что этот кто-то не пожалел ни времени, ни сил, ни денег, чтобы скрыть ее истинную причину. Она знала также, что человек, сделавший это, не был новичком в подготовке и проведении секретных операций, отчего полученная ею информация становилась не просто серьезной, а потенциально опасной.
Услышав в телефонной трубке мужской голос, Уортон представилась, не преминув заметить мистеру Суиту, что она инспектор полиции и ведет официальное расследование обстоятельств смерти его дочери. Как Беверли и предполагала, ее собеседник пришел в восторг от известия, что его жалоба воспринята всерьез. Еще с большим восторгом он выложил Уортон все, что за несколько дней до этого рассказал Елене и Айзенменгеру, но на этот раз, имея за плечами хорошую репетицию, сумел изъясниться куда внятнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115