– Неприятности у тебя?
Я улыбнулся, отрицательно покачал головой (хотя неприятностей у меня было предостаточно) и поспешил домой, чтобы рассказать Ди о том, как мы с Салемом сломали лед непонимания.
Спустя неделю я пошел купить пару килограммов картошки.
– Неприятности у тебя? – снова спросил Салем.
План Рафа, по которому я должен был сразиться с Костей Цзю, был чарующе прост.
– Ты сможешь достать его хорошим ударом справа, – объяснял он мне. – А когда он подойдет пожать тебе руку, пни его исподтишка и падай на пол – он не посмеет пнуть тебя в ответ.
Цзю – русский боксер – недавно переехал в Австралию. Он провел двести семьдесят любительских поединков, из которых в двухстах пятидесяти девяти одержал победу, и одиннадцать профессиональных боев – без поражений или ничьих. Он часто получал авансы как будущий самый молодой чемпион мира в самой непонятной весовой категории и в итоге стал одним из величайших чемпионов своего времени.
Боксеры вроде Цзю – редкие гости в Австралии. Он настоящий артист, трюкач, танцор на ринге. Он выбирает мишень и наносит по ней удар – в живот, грудную клетку, скулу, нижнюю челюсть – как если бы перед ним была панель управления. Он наносит удары, а сам фантастически умудряется избегать их, при этом внешне кажется, что он вообще не старается защитить себя. Он обладает силой тяжеловеса и скоростью легкого бойца. Цзю великолепен. В 1993 году он был одним из лучших боксеров планеты, а я одним из худших, и почему-то я решил, что мне предстоит сразиться с ним.
Цзю родился в городе Серове на Урале, он наполовину кореец, а наполовину сибиряк. В двадцать четыре года он был вне времени и вне пространства, у него было тело школьника, лицо эльфа и улыбка деспота. Костя носил косичку, которая начиналась от макушки и опускалась до уровня плеч, как у молодого Чингисхана. Его тренировал Джонни Льюис в Ньютоне. Члены его фанклуба отращивали такие же косички, тренировались вместе с ним и старались соответствовать бешеному темпу, в котором работал Цзю. Он был красив, харизматичен, сдержан, вежлив и патологически крут. Каждый хотел быть им. Никто не хотел быть мной.
Все идиоты, бывшие спортсмены, чокнутые и неудачники идут в боксерские залы с единственной надеждой – провести несколько раундов с настоящим соперником, чтобы потом было что вешать на уши собутыльников в предрассветный час. Их скоренько выпроваживают, конечно, если они не из газеты или журнала.
Цзю и Льюис оказали мне любезность и позволили прервать их тренировку, надеть перчатки и вылезти на ринг вместе с человеком, которому оставалось провести всего два боя до завоевания первого мирового титула. Цзю выскочил на ринг так, как делал это всегда, – перепрыгнув через канаты. Я осторожно раздвинул два нижних каната и пролез между ними.
– Ты должен быть уверенным, когда идешь на бой, – сказал он мне и показал перчаткой на голову, – ты выигрываешь здесь. Если он хороший боец, ты должен уважать его, но не бояться. Никогда. Мой тренер научил меня никогда не бояться. Я помню, когда я был маленьким, я проиграл схватку. Я заплакал. Мой тренер сказал: «Ты проиграл сегодня, он проиграет завтра…» Но я думаю, ты знаешь об этом, – и добавил: – думаю, знаешь.
Цзю не понимал, чего я от него хотел. Его английский не отличался правильностью. Сперва Костя начал позировать для фотосъемки, а я стал на него нападать. Увидев, что я в самом деле хочу по нему попасть, он поднял руки над головой и позволил мне пару раз ударить по своему накачанному прессу. После этого акта самолюбования он взмахнул рукой – не могу точно сказать какой – и послал меня в полет через весь ринг на канаты чем-то, что по ощущениям напоминало либо апперкот, либо пригородный поезд. Как бы то ни было, я ничего не успел увидеть, и мне казалось, будто я сам наскочил на этот апперкот-поезд. Через девятнадцать секунд после начала поединка я, задыхаясь, упал на колени.
Я спросил Цзю, что мне сделать, чтобы улучшить свой стиль. Он ответил:
– Научись наносить удары.
На автостоянке я решил передохнуть и затянулся сигаретой. Внезапно бок пронзила ужасная боль. Я проверил, нет ли там синяка, но все было в порядке. На следующее утро боль еще не ушла, и, сидя на балконе, я заметил, что могу затянуться не глубже глотки. Если я пытался втянуть дым поглубже, появлялось ощущение, словно Цзю вновь показывает, как надо наносить удары.
У меня был никотиновый пластырь – на случай длительных перелетов, в которых не разрешается курить, или коротких перелетов на самолете, захваченном террористами. Я прилепил пластырь на плечо, допил чашку чая и, когда никотин проник в кровь, почувствовал себя достаточно смелым для того, чтобы пойти к врачу.
Доктор в лучших традициях Кости Цзю сразу же принялся лупить меня по телу, пока я не заорал от боли.
– Вы сломали второе ребро, – заключил он. – Я мог бы послать вас сделать рентген, но это будет иметь чисто теоретический интерес. С этим ничего не поделать.
И он запретил мне тренироваться в течение шести недель.
«Да откуда ему знать? – рассуждал я. – Он никогда не чувствовал запаха кожи и крови, от которого раздуваются ноздри. Он никогда не стоял над телом бездыханного соперника». В этом он очень походил на меня.
Я решил обратиться к настоящему боксерскому врачу – доктору Лу Льюису, который обслуживал практически все бои в Сиднее. Льюис запретил мне тренироваться два месяца, выдал какие-то противовоспалительные таблетки, запретил волноваться и отправил домой.
Спустя несколько дней я выпил пару кружек пива (ладно, восемь) и попробовал закурить, но даже для такого увлеченного идеей заполучить рак курильщика, как я, боль была чересчур сильна. Мне пришлось вернуться в кошмарный мир без курения, где каждый громкий звук заставляет сердце стучать в бешеном ритме, каждый разговор становится заговором против тебя, а каждая женщина на автобусной остановке непременно смотрит на твою растущую лысину.
Единственным упражнением, которое я все еще мог выполнять, были приседания. Я занялся приседаниями с таким рвением, что поначалу и сам был несколько озадачен. Каждую ночь я делал по одной серии: сперва только шестьдесят, но вскоре дошел до ста, затем до ста пятидесяти, затем до трехсот. К концу второй недели я мог присесть шестьсот раз. Спустя месяц – тысячу двести сорок. Мои поясница и грудь стали двигаться отдельно друг от друга, отчего пивные кишки урчали, а пресс крепчал.
Ускоренное выздоровление требовало дополнительной стимуляции. В те редкие дни, когда мне удавалось подняться достаточно рано, чтобы совершить пробежку, я с трудом передвигал ноги. Для улучшения результатов я решил бегать с кем-нибудь вдвоем и стал заниматься в компании Кона Пэппи – соперника Брэда по последней схватке, который сказал мне, что работает персональным тренером для жирных старушек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88