ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Как только можно будет, пустите меня к нему. Очень надо.
Сомнений не оставалось: человек, называвший себя Иваном Васильевичем Черемных, был его фронтовым товарищем Максимом Дубенко...
...Первый раз увидел он Максима Дубенко в дож-дливый осенний день в конце сентября 1941 года. Впрочем, для него, Федора Перетолчина, этот промозглый, хмурый день был одним из самых радостных в жизни. Четверо суток скитался он по обожженным войной лесам и топким болотам Смоленщины, обходя поляны и остерегаясь дорог. В подбитом, сгоревшем танке остались его боевые товарищи, и: он один, обожженный, голодный и обессилевший, брел на восток, к своим. И когда иссякли последние силы и стала угасать последняя надежда, наткнулся на небольшую группу бойцов, так же, как и он, выбиравшихся из окружения. Лейтенант, командовавший отрядом, опросил его, похвалил за то, что сберег солдатскую книжку и комсомольский билет, и определил во взвод к старшему сержанту Максиму Дубенко.
В темную, безлунную ночь, когда отряд, с боем прорвался Через линию фронта, Федор шел рядом с Максимом Дубенко. Посланная вдогон немецкая мина накрыла обоих. Федор, тяжело контуженный, упал без сознания. Максим Дубенко, сам раненный осколками в руку и в грудь, на себе вынес товарища.
В лазарете лежали в одной палате, их койки стояли рядом. Рана на груди у Максима зарубцевалась быстро.
«Только шкуру порвало, а на казацком теле шкура добрая, быстро заживает»,— говорил Максим, поглаживая здоровой рукой солидные гайдамацкие усы,
придававшие его молодому, красивому лицу особо степенное выражение.
Когда сняли бинты с груди Максима, все ходячие больные в палате подходили подивиться на шрам. На смуглой коже, повыше правого соска, розовел косой крест с загнутыми в одну сторону разлохмаченными концами.
— Чтобы не забыл, чей гостинец,—сказал один из: солдат.
- Не забудем,— сказал Максим.
Вторая рана Максима, в предплечье левой руки, заживала медленно. Федор выписался из лазарета раньше своего побратима по крови.
— Когда еще свидимся? — сказал Максим, прощаясь.
— Свидимся, друг,— ответил Федор.
Но суровые пути войны развели их в разные стороны, и танкисту Федору Перетолчину никогда не довелось больше повстречать сапера Максима Ду-бенко.
И вот теперь, через столько лет, он встретил Ивана Черемиых... Это Максим... Этот бугристый крестообразный шрам невозможно забыть или спутать.... Одного не понять: Максим был старше его лет на десять с небольшим... значит, сейчас ему нет и пятидесяти... А это старик: весь седой, и лицо в глубоких морщинах. Неужели так перевернула его жизнь?4.
Надя всегда первой узнавала каждую новость.
— Вот это парень!— восторженно отозвалась она о Вадиме, рассказав, как он спас старика Черемных и задержал бандита Ляпина.
При этом она украсила свой рассказ такими живописными подробностями, как будто была если не участником, то по меньшей мере очевидцем схватки.
— И от такого парня нос воротишь!—укорила она Наташу.
— Ты не повторишь ее ошибки,— заметила Люба,
— А тебе завидно? — парировала Надя.— Я и не скрываю, что он мне нравится. Такими парнями не бросаются.
Наташа ничего не ответила Наде, хотя упрек ее и был несправедлив. Такими парнями не бросаются... Разве она виновата, что все так обернулось?.. А теперь?.. Нет, теперь уже не вернешь того, что было и не будет того, что могло быть... Может быть, Надя найдет с ним свое счастье? Пусть. Она, Наташа, будет от души рада за подругу. На Вадима у нее ни зла, ни обиды нет. И она его ничем не обидела. Обидела она другого человека, который относится к ней так тепло и душевно, от которого она видела только хорошее... Убежала от него как раскапризничавшаяся девчонка. И не в том главное, что она унизила себя. Она обидела Николая... Другой бы на его месте после этого и не взглянул на нее. И был бы прав... А он по-прежнему остался товарищем, по-прежнему заботится о ней. Приносит книги. Вчера сказал, что она зачислена на курсы и что занятия начнутся со следующей недели... Сказал и сразу ушел. Он теперь избегает оставаться с ней наедине.
Наташа, сама еще по-настоящему не понимая того, глубоко переживала размолвку с Николаем.
Она была искренна, когда думала и говорила Наде, что рада за нее. Но в то же время сияющая физиономия Нади раздражала ее, была для нее безмолвным укором. Надька, беспечная и легкомысленная, вела себя естественнее и проще. Она по крайней мере знала, чего она хочет, и не терзалась никому не нужными сомнениями и переживаниями.
- Совсем не так складывалась жизнь у Наташи. Она видела, что Николай тоже тяготится их взаимным отчуждением, и понимала, что именно поэтому он избегает ее. Она оттолкнула его, и он не хочет быть навязчивым. И Наташа понимала, что он никогда не сделает первого шага. Как бы ни было ему
трудно...
«И почему у меня все не как у людей?» — сокрушалась Наташа.
Аркадий несколько дней пролежал в постели. Ляпин вложил в удар всю свою недюжинную силу, умноженную яростью и отчаянием. Но удар Ляпина, едва не прикончив все счеты Аркадия с жизнью, в то же время избавил его от многих бед и унижений.
В показаниях следователю Ляпин не только не выгораживал Аркадия, но пытался представить его непременным участником всех своих преступлений. По словам Ляпина, именно Аркадий подал ему мысль расправиться с Черемных.
Но Ляпин явно переборщил. Не требовалось большой проницательности, чтоб догадаться о его намерениях. Оговаривая Аркадия, он стремился рассчитаться с ним и, главное, надеялся, сделав'своим Соучастником сына начальника стройки, облегчить тем самым свое положение. Однако сокрушительный удар Ляпина разом превратил Аркадия из соучастника в жертву преступления.
Набатова ознакомили с показаниями Ляпина. И хотя следователь тут же оговорился, что обвинения в адрес Аркадия остальными материалами следствия не подтверждаются, Набатов понял, на краю какой пропасти оказался его сын.
В первые минуты его охватило такое отчаяние, что даже явилась малодушная мысль: для Аркадия лучше было погибнуть от руки Ляпина. Но тут же гневно пристыдил себя.
В этот день он пришел домой необычно рано. Прошел в комнату сына и долго молча сидел у его постели. Потом так же молча ходил из угла в угол осторожными, тихими, будто не своими шагами.
Встревоженная Софья Викентьевна хотела и его уложить в постель; он сказал, что пойдет поработать. Но, поднявшись к себе наверх, так же неприкаянно бродил из угла в угол, спрашивая себя об одном и том же и не умея найти ответа.
Как могло случиться, что он, кому доверено быть начальником — а это значит и руководителем и воспитателем—многих тысяч людей, не понял, не почув-
ствовал, что происходит с его собственным, его единственным сыном!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85