Глаза были обведены синим, и взгляд их напоминал совиный. Из одежды на Древнем остались набедренная повязка из козьей шкуры и ожерелье из костей и перьев на кожаном шнурке.
— На западе люди еще не отняли так много у своих старших братьев, там люди, звери и духи живут в гармонии. Не допусти, чтобы война, которая уничтожает нас здесь, погубила бы и наших тамошних родичей. Мы умоляем тебя об этом.
Он отпустил ее руку и отступил.
— Меня? — недоверчиво спросила Сара. — Но как я могу…
— Ты жила в мире, который настанет, но в этом мире еще не все так, как в том. Останови это, Сара, или все погибнет!
Произнося эти слова, человечек все отдалялся от девушки и теперь почти растаял в тумане. Белые волосы и набедренная повязка слились с белесой дымкой, превращая Древнего в призрак.
— Подожди! Не уходи! — Сара, спотыкаясь, сделала несколько шагов к исчезающему видению, прежде чем поняла, что это бесполезно. Когда Древние хотят скрыться, ни один из смертных не может проникнуть за завесу.
Когда туман рассеялся, Сара обнаружила, что каким-то образом перенеслась в лесок на другой стороне озера. Могло показаться, что последних нескольких мгновений просто не существовало, ей все почудилось, но Сара прекрасно понимала, что произошедшее не какая-то там греза. Древний пришел предупредить ее — или просить помощи.
«Ты жила в мире, который настанет…»
Он явно говорил о ее собственном мире, где колонисты добились независимости и создали новую, американскую нацию. Он хочет сказать, что и в этом мире грядет революция? И что она сможет сделать, если это действительно так? «Он хочет, чтобы я остановила Наполеона, — вдруг озарило ее. — Он хочет, чтобы я остановила войну, которую сам король не в силах прекратить! Да как я могу сделать то, что он просит?»
Сара задохнулась от полного бессилия.
— Я вполне могла гулять по такому лесу, — уныло сказала она себе. — Платье мое окончательно испорчено, да еще одна туфля потерялась.
Отшвырнув пинком уцелевшую изящную туфельку, предназначенную для деревянных и мраморных полов, а не для лесных прогулок, новоявленная герцогиня побрела назад к дому.
Когда она добралась до Мункойна, время чаепития уже прошло, но за весь долгий обратный путь Сара так и не смогла до конца осознать, что произошло у озера. Тоска по дому, которую пробудил в ней эльф, угнетала и злила ее одновременно, хотя на что именно — или на кого — она злилась, Сара сама не понимала.
— Так вот вы где, ваша светлость!
При звуке знакомого голоса Сара остановилась. Навстречу ей спешила Нойли. Увидев замаранное платье и растрепанные волосы хозяйки, горничная вытаращила глаза.
— Вы босиком, ваша светлость? — жалобно воскликнула она. — С вашим-то здоровьем! — И женщина набросила на Сару шаль, словно птицелов, набрасывающий сеть на добычу, и с той же самой целью. Нойли защищала Сару отважно, как наседка — единственного цыпленка, и была, наперекор всему, уверена, что госпожа ее очень слаба и болезненна.
Чтобы успокоить Нойли, Сара позволила ей напоить себя горячим чаем и уложить в горячую ванну. Воспоминания о странном происшествии на берегу озера понемногу истаивали в ее памяти, как утихали саднящие царапины, успокоенные теплой водой. Но лечь после ванны в постель Сара наотрез отказалась.
— Я уже пришла в себя, — твердо сказала она, надевая теплое платье из белой и голубой фланели. — И я еще не закончила письмо к вдовствующей герцогине, а ведь обещала послать ее милости полный отчет о королевской свадьбе. Прошла уже почти неделя, а я ничего не сделала! Я должна хотя бы начать, пока еще светло — терпеть не могу писать при свечах!
На самом деле Сара вообще терпеть не могла делать что бы то ни было при свечах. Чем больше был дом, тем мрачнее он казался после захода солнца. Весной она посещала лекции в Королевском обществе, в которых рассказывали, что в будущем улицы и дома станут освещаться горящим газом, но Саре резкое бело-голубое свечение и шипение горелки, которую демонстрировали на лекции, показались еще хуже пламени свечей. Ужасная перспектива!
Ей пришлось проявить больше твердости, чем хотелось бы, но в конце концов она сумела вырваться от Нойли и поспешила вниз по лестнице в свой личный кабинет.
Получив во владение дом своего двойника, она велела убрать тяжелую резную мебель, которую любила другая Сара, и снять тяжелые бархатные шторы. Сейчас просторная комната с высоким потолком и стенами бледно-желтого цвета была залита светом, а из мебели остались лишь письменный стол в стиле шинуазри, изящный золоченый стул и длинный диванчик-рекамье, обитый коричневым бархатом, приглашающе расположившийся у камина.
Плотно закрыв дверь в свое убежище, Сара для надежности несколько раз повернула ключ. Полуденное солнце заливало комнату, и герцогиня с облегчением сделала несколько глубоких вдохов, чтобы расслабиться. Эти несносные требования этикета иногда так раздражают! Она была не изнеженной аристократкой, а американкой, свободной от корон и тронов…
«Но если это — клетка, то очень уютная. И я любима», — напомнила себе Сара. Она переживет разлуку с родиной — в конце концов, ее соотечественники тоже оставляли свои дома и строили себе новые в странной, чужой земле. Она тоже сможет.
Сара села за стол и, слегка нахмурившись, взглянула на стопку разноцветной бумаги, сложенную рядом с неоконченным письмом к бабке. Конечно, это слуги принесли почту. Переписка герцогини Уэссекской была весьма обширна — Сара любила писать письма почти так же, как и получать их. Сара просмотрела письма, надеясь найти весточку от мужа, но только два были с оплаченной доставкой, как полагалось у высшей английской знати, и ни одно из них не было написано рукой Руперта. Она отложила их, намереваясь прочесть позднее, и взялась за остальные. На трех письмах печати отсутствовали. Два оказались приглашениями от местных семей на праздник. Но третье — нет.
Оно было написано на грубой запятнанной бумаге, которую можно найти на придорожном постоялом дворе, дважды сложено, перевязано и запечатано желтым свечным воском. Но ровный почерк выглядел явно аристократическим.
Сара схватила перочинный ножичек и перерезала веревку. Выведенные на грубой бумаге плохими чернилами строчки шли ровно и читались без труда, словно автор не мог позволить себе, чтобы письмо оказалось неразборчивым. Судя по дате, его отослали два месяца назад и…
«Из Балтимора! Кто-то пишет мне из дому!»
«Дражайшая Сара», — так начиналось письмо.
«Как бы я хотела вернуться домой».
Стыдливо осознав, что ни любовь, ни долг не могут окончательно подавить такой неуместной сейчас тяги к дому, леди Мириэль задумчиво улыбнулась, прежде чем вернуться к письму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
— На западе люди еще не отняли так много у своих старших братьев, там люди, звери и духи живут в гармонии. Не допусти, чтобы война, которая уничтожает нас здесь, погубила бы и наших тамошних родичей. Мы умоляем тебя об этом.
Он отпустил ее руку и отступил.
— Меня? — недоверчиво спросила Сара. — Но как я могу…
— Ты жила в мире, который настанет, но в этом мире еще не все так, как в том. Останови это, Сара, или все погибнет!
Произнося эти слова, человечек все отдалялся от девушки и теперь почти растаял в тумане. Белые волосы и набедренная повязка слились с белесой дымкой, превращая Древнего в призрак.
— Подожди! Не уходи! — Сара, спотыкаясь, сделала несколько шагов к исчезающему видению, прежде чем поняла, что это бесполезно. Когда Древние хотят скрыться, ни один из смертных не может проникнуть за завесу.
Когда туман рассеялся, Сара обнаружила, что каким-то образом перенеслась в лесок на другой стороне озера. Могло показаться, что последних нескольких мгновений просто не существовало, ей все почудилось, но Сара прекрасно понимала, что произошедшее не какая-то там греза. Древний пришел предупредить ее — или просить помощи.
«Ты жила в мире, который настанет…»
Он явно говорил о ее собственном мире, где колонисты добились независимости и создали новую, американскую нацию. Он хочет сказать, что и в этом мире грядет революция? И что она сможет сделать, если это действительно так? «Он хочет, чтобы я остановила Наполеона, — вдруг озарило ее. — Он хочет, чтобы я остановила войну, которую сам король не в силах прекратить! Да как я могу сделать то, что он просит?»
Сара задохнулась от полного бессилия.
— Я вполне могла гулять по такому лесу, — уныло сказала она себе. — Платье мое окончательно испорчено, да еще одна туфля потерялась.
Отшвырнув пинком уцелевшую изящную туфельку, предназначенную для деревянных и мраморных полов, а не для лесных прогулок, новоявленная герцогиня побрела назад к дому.
Когда она добралась до Мункойна, время чаепития уже прошло, но за весь долгий обратный путь Сара так и не смогла до конца осознать, что произошло у озера. Тоска по дому, которую пробудил в ней эльф, угнетала и злила ее одновременно, хотя на что именно — или на кого — она злилась, Сара сама не понимала.
— Так вот вы где, ваша светлость!
При звуке знакомого голоса Сара остановилась. Навстречу ей спешила Нойли. Увидев замаранное платье и растрепанные волосы хозяйки, горничная вытаращила глаза.
— Вы босиком, ваша светлость? — жалобно воскликнула она. — С вашим-то здоровьем! — И женщина набросила на Сару шаль, словно птицелов, набрасывающий сеть на добычу, и с той же самой целью. Нойли защищала Сару отважно, как наседка — единственного цыпленка, и была, наперекор всему, уверена, что госпожа ее очень слаба и болезненна.
Чтобы успокоить Нойли, Сара позволила ей напоить себя горячим чаем и уложить в горячую ванну. Воспоминания о странном происшествии на берегу озера понемногу истаивали в ее памяти, как утихали саднящие царапины, успокоенные теплой водой. Но лечь после ванны в постель Сара наотрез отказалась.
— Я уже пришла в себя, — твердо сказала она, надевая теплое платье из белой и голубой фланели. — И я еще не закончила письмо к вдовствующей герцогине, а ведь обещала послать ее милости полный отчет о королевской свадьбе. Прошла уже почти неделя, а я ничего не сделала! Я должна хотя бы начать, пока еще светло — терпеть не могу писать при свечах!
На самом деле Сара вообще терпеть не могла делать что бы то ни было при свечах. Чем больше был дом, тем мрачнее он казался после захода солнца. Весной она посещала лекции в Королевском обществе, в которых рассказывали, что в будущем улицы и дома станут освещаться горящим газом, но Саре резкое бело-голубое свечение и шипение горелки, которую демонстрировали на лекции, показались еще хуже пламени свечей. Ужасная перспектива!
Ей пришлось проявить больше твердости, чем хотелось бы, но в конце концов она сумела вырваться от Нойли и поспешила вниз по лестнице в свой личный кабинет.
Получив во владение дом своего двойника, она велела убрать тяжелую резную мебель, которую любила другая Сара, и снять тяжелые бархатные шторы. Сейчас просторная комната с высоким потолком и стенами бледно-желтого цвета была залита светом, а из мебели остались лишь письменный стол в стиле шинуазри, изящный золоченый стул и длинный диванчик-рекамье, обитый коричневым бархатом, приглашающе расположившийся у камина.
Плотно закрыв дверь в свое убежище, Сара для надежности несколько раз повернула ключ. Полуденное солнце заливало комнату, и герцогиня с облегчением сделала несколько глубоких вдохов, чтобы расслабиться. Эти несносные требования этикета иногда так раздражают! Она была не изнеженной аристократкой, а американкой, свободной от корон и тронов…
«Но если это — клетка, то очень уютная. И я любима», — напомнила себе Сара. Она переживет разлуку с родиной — в конце концов, ее соотечественники тоже оставляли свои дома и строили себе новые в странной, чужой земле. Она тоже сможет.
Сара села за стол и, слегка нахмурившись, взглянула на стопку разноцветной бумаги, сложенную рядом с неоконченным письмом к бабке. Конечно, это слуги принесли почту. Переписка герцогини Уэссекской была весьма обширна — Сара любила писать письма почти так же, как и получать их. Сара просмотрела письма, надеясь найти весточку от мужа, но только два были с оплаченной доставкой, как полагалось у высшей английской знати, и ни одно из них не было написано рукой Руперта. Она отложила их, намереваясь прочесть позднее, и взялась за остальные. На трех письмах печати отсутствовали. Два оказались приглашениями от местных семей на праздник. Но третье — нет.
Оно было написано на грубой запятнанной бумаге, которую можно найти на придорожном постоялом дворе, дважды сложено, перевязано и запечатано желтым свечным воском. Но ровный почерк выглядел явно аристократическим.
Сара схватила перочинный ножичек и перерезала веревку. Выведенные на грубой бумаге плохими чернилами строчки шли ровно и читались без труда, словно автор не мог позволить себе, чтобы письмо оказалось неразборчивым. Судя по дате, его отослали два месяца назад и…
«Из Балтимора! Кто-то пишет мне из дому!»
«Дражайшая Сара», — так начиналось письмо.
«Как бы я хотела вернуться домой».
Стыдливо осознав, что ни любовь, ни долг не могут окончательно подавить такой неуместной сейчас тяги к дому, леди Мириэль задумчиво улыбнулась, прежде чем вернуться к письму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93