Воцарилась абсолютная тишина. Барабанщик пошел к столу, потянулся к кукле, и — тут Уэссекс не смог рассмотреть как следует, костры давали мало света — вокруг его руки вдруг обвилась змея. Когда он взмахнул змеей, из толпы вышла молодая женщина, креолка или мулатка — разглядеть не удалось, и начала танцевать с молодым человеком и змеей в полной и неестественной тишине.
Уэссекс вовсе не был уверен в значении того, что сейчас видел. Это зрелище не носило отметин сатанизма, как у Шарантона, поскольку здесь не оскверняли христианских символов. Это было родственно английскому ведьмовству — ничего удивительного, поскольку, хотя сама Луизиана была страной католической, Черный Кодекс запрещал учить рабов христианству, равно как запрещал им отправлять их собственные культы.
В любом случае, то, что сейчас происходило на поляне, ничего не говорило Уэссексу по той простой причине, что он не знал, какую пользу может из этого извлечь. Подождет, пока снова не забьют барабаны, а затем сбежит.
Но пока приходится ждать и смотреть.
Теперь мужчина передавал змею из рук в руки над головами поклонявшихся, а женщина кружилась сама по себе в странном чувственном танце. В одной руке у нее была калебаса с временного алтаря, и Уэссекс увидел, как в отсвете костра заблестели прозрачные капли, когда она кропила из калебасы себя и остальных. Ожидание давило почти ощутимо, и вдруг бешеные вопли предвкушения разорвали тишину.
Зря он остался. Лучше убраться подальше, пусть и рискуя быть замеченным, и не ждать, пока появится тот, кого они сюда призывают. Уэссекс с трудом отвел взгляд и оглянулся. Ночь была теперь куда более темной, и он зажмурился, пытаясь адаптироваться после яркого света. У него было чувство, что он слишком долго смотрел ритуал и подпал под его чары.
Когда он наконец двинулся прочь, за ним последовала некая тень.
Уэссекс остановился, ощутив опасность, а затем бросился к дороге, пытаясь опередить преследователя, кем бы тот ни был. За спиной у него с удвоенной силой застучали барабаны. Несколько мгновений герцог бежал через заросли, пока наконец не выбежал на место, откуда начал искать свой путь через болото. Тогда он решительно повернулся лицом к противнику.
Перед ним не было никого.
Поначалу Уэссекс подумал, что это всего лишь игра света и нервы. Но нет — наблюдатель был, хотя сейчас, похоже, сбежал. Или явился какой-то дух, охраняющий это место. Герцог помедлил немного, чтобы сориентироваться, а затем снова осторожно и быстро пошел к дороге.
Но несмотря на все свои старания, он так и не дошел до нее.
10 — АХ, КАК СЛАВНО БЫТЬ ПИРАТСКИМ КОРОЛЕМ! (Новый Орлеан и Баратария, октябрь 1807 года)
ЕСЛИ БЫ НЕ ТРЕВОГА, которая доводила его почти до безумия, Луи мог бы считать свою жизнь вполне приятной.
Лето он провел личным пленником Жана Лафитта, прозванного Ужасом Залива. Большая Земля — или, как ее часто называли, Баратария — находилась в шестидесяти милях от Нового Орлеана и располагалась на островах Большая Земля и Большой Остров. Ни один лоцман, не знавший местных вод, не мог бы провести судно по проливу к пиратскому городу. Здесь уже почти целую сотню лет находилась постоянная база контрабандистов и пиратов. Некогда тут укрывался сам Черная Борода.
До того как здешние места прибрал к рукам Лафитт, в Баратарии, гнезде подонков и всякой мрази, царил полный беспредел. Под железной пятой Лафитта тут появился относительный порядок.
«Наверное, я должен быть благодарен ему», — мрачно раздумывал Луи. Его положение было куда лучше, чем пребывание в трюме «Удачи».
Он ел на китайском фарфоре и пил из хрустальных бокалов, спал на шелковом и льняном белье. К его услугам были библиотека и музыкальная комната огромного поместья Шанделер, а когда «Гордость Баратарии» стояла в порту, он часто имел удовольствие играть в шахматы с самим хозяином поместья. Лафитт был игроком умелым и безжалостным, и после его жестких уроков Луи приобрел немалое мастерство.
Но такая беспечная и приятная жизнь продлится только до тех пор, пока Лафитт не найдет на пленника покупателя, — ведь Луи стоит дороже всех сундуков, набитых награбленным добром, или тайком вывезенных с Сахарных островов африканцев — контрабандная торговля живым товаром составляла немалую долю деятельности Лафитта.
Луи считал, что ему очень повезло, раз Лафитт не наметил в качестве предполагаемых покупателей Англию или Францию, поскольку в таком случае истинный король уже был бы выдан одной из сторон, и ему грозило бы провести всю жизнь — короткую или долгую — под замком. Император Наполеон казнил бы его. Король Генрих использовал бы его как кнут для подстегивания Священного союза. В любом случае это было бы ничуть не лучше, чем та жизнь, от которой он сбежал из Франции, — вечный страх, постоянная необходимость скрываться.
Однако — и чем ближе было это время, тем менее философски Луи относился к подобной перспективе, — мысль о том, что его выдадут кровавому безумцу де Шарантону, была даже менее привлекательна, чем казнь по полному обряду под милостивым покровительством имперской Франции. В Баратарии народ был обо всем прекрасно осведомлен, и Лафитт не видел причины скрывать от своего пленника, во что превратился Новый Орлеан. Так что Луи прекрасно знал, что де Шарантон страстно жаждет заполучить его, а Лафитт готов его выдать — или просто хочет, чтобы де Шарантон в это поверил. Последние несколько месяцев по этому поводу шли весьма деликатные переговоры между пиратским королем и имперским губернатором, хотя Лафитт не торопился доводить их до завершения. Лафитт хотел большего, чем мимолетная и неверная признательность имперского губернатора. Лафитт желал править Луизианой вместо де Шарантона, и де Шарантон это знал. Только полная недоступность Большой Земли защищала его до сих пор.
Луи угрюмо смотрел в окно библиотеки. За проливом, отделявшим Большую Землю от материка, возвышалась кипарисовая роща. Мох свисал с ветвей, и деревья напоминали молчаливых друидов. Какая-то белая птица выпорхнула из зарослей. Косые лучи послеполуденного осеннего солнца окрашивали все вокруг в медовые оттенки.
За окном было все, о чем Луи некогда мечтал, — тайна и романтика Нового Света, изящество и культура королевской Франции — лучшее смешалось здесь и ожидало его.
С таким же успехом он мог пожелать себе луну. Лафитт позволил Луи свободно ходить по всему поместью не потому, что доверял ему… а потому, что короля очень хорошо стерегли. Он встал и пошел к застекленной створчатой двери. Взялся за ручку.
— Нет, — послышался от камина голос Роби.
Датчанин был одет так же, как и тогда, на борту «Гордости Баратарии», вплоть до голубого шелкового пистолетного чехла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93