Дверь была открыта. Стоять в открытых дверях — это еще не значит шпионить. Над чем ты работаешь?
— Не твое дело.
Чтобы так оно и было, Колли сохранила записи и закрыла файл.
— Ты злишься, потому что у тебя печенье кончилось.
— Закрой дверь. — Колли скрипнула зубами от злости, когда он повиновался, переступив через порог. — Я имела в виду, закрой с другой стороны.
— Так бы и сказала. Почему бы тебе не вздремнуть?
— Мне не три года.
— Ты же вымоталась, Данбрук.
— У меня есть работа.
— Если бы работа была связана с раскопками, ты бы не спешила закрывать файл, чтобы я не успел в него заглянуть.
— У меня есть личные дела, которые тебя не касаются. — Колли вспомнила о только что выстроенной схеме и о его влиянии на события ее жизни. — Во всяком случае, не должны касаться.
— У тебя скверно на душе, да, детка?
Так тихо, так проникновенно прозвучал его голос, что все у нее внутри растаяло, ей показалось, что она вот-вот стечет со стула.
— Не надо мне сочувствовать. Это меня бесит. Я просто не знаю, что делать, когда ты начинаешь мне сочувствовать.
— Я знаю. — Джейк наклонился и коснулся губами ее губ. — Сам не понимаю, почему я раньше об этом не подумал.
Отвернувшись от него, Колли вновь открыла файл.
— Это всего лишь цепь дат. Я пытаюсь уловить закономерность. Читай. — Она поднялась, чтобы он мог сесть за стол. — Вершины и падения моей жизни.
Она опустилась на спальный мешок, пока он читал.
— Ты спала с Эйкеном? С этим авантюристом-египтологом? И о чем ты только думала?
— Вот об этом не надо. А то я начну оценивать всех женщин, с которыми спал ты.
— Ты не знаешь всех женщин, с которыми я спал. Между прочим, ты тут кое-что упустила.
— Ничего я не упустила.
— Ты забыла ту конференцию в Париже, в мае двухтысячного. Мы ездили на нее вместе. В один из дней мы прогуляли заседание, сидели в каком-то открытом кафе, пили вино. На тебе было синее платье. Начался дождь — так, мелкий весенний дождик, — и мы вернулись в отель. Мы занимались любовью при открытых окнах, чтобы слышать, как он барабанит по откосам.
Она этого не забыла. Она все помнила так ясно, что ей стало больно, когда он начал об этом рассказывать.
— Это несущественные данные.
— Это был один из самых важных дней в моей жизни. Правда, тогда я этого не знал. Жизнь — коварная штука. Очень часто начинаешь понимать, что прожил действительно важный момент, когда он уже в прошлом. У тебя сохранилось то платье?
Колли поудобнее устроилась и подперла щеку рукой, изучая Джейка. Он не стригся с тех пор, как они начали работать на раскопках. Ей всегда нравилось, когда у него волосы отрастали длиннее, чем обычно.
— Где-то валяется.
— Мне бы хотелось снова тебя в нем увидеть.
— Тебе всегда было безразлично, что на мне надето.
— Я просто никогда раньше об этом не говорил. Упущение с моей стороны.
— Что ты делаешь? — спросила Колли, когда он начал печатать.
— Добавляю май двухтысячного, Париж, к оси твоей жизни. Я скачаю этот файл на свой компьютер и поработаю с ним. Поиграю.
— Прекрасно. Делай что хочешь.
— Ты не заболела? Не припомню случая, чтобы ты хоть когда-нибудь разрешала мне делать, что я хочу.
Ну почему ей так хотелось плакать?
— Ты всегда делал, что хотел, и без моего разрешения.
Джейк переслал ее файл электронной почтой на свой компьютер, поднялся из-за стола и подошел к ней.
— Это тебе только кажется. — Он сел рядом с Колли, провел пальцами по ее плечу. — Я не хотел уходить в тот день в Колорадо.
«Так я тебе и поверила», — подумала она с горечью. Вот почему ей так хотелось плакать.
— Так почему же ты ушел?
— Ты ясно дала понять, что именно это тебе и нужно. Ты сказала, что каждая минута, проведенная со мной, была ошибкой. Что наш брак был неудачной шуткой и что, если я не откажусь от проекта и не уеду с раскопок, это сделаешь ты.
— У нас была размолвка.
— Ты сказала, что хочешь развода.
— Да, сказала. А ты живенько ухватился за этот шанс руками и ногами. Ты с этой своей шестифутовой брюнеткой вылетел с раскопок как наскипидаренный, а через две недели я получила по почте бумаги на развод.
— Я уехал не с ней.
— Ну, конечно. Это было простое совпадение.
— Ты мне никогда не доверяла. Никогда не верила в меня. В нас, если на то пошло.
— Я спросила, спал ли ты с ней.
— Ты не спрашивала, ты обвиняла.
— А ты не стал отрицать.
— Я не стал отрицать, — согласился он, — потому что это оскорбительно. И с тех пор ничего не изменилось. Если ты поверила, что я могу нарушить клятву, данную тебе, что могу изменить тебе с другой женщиной, тогда ты права: наш брак действительно был неудачной шуткой. Ничего у меня с ней не было. Господи, я даже не помню, как ее звать.
— Вероника. Вероника Уикс.
— Верю тебе на слово, — пробормотал Джейк. — У меня с ней ничего не было, — повторил он. — Речь шла только о нас с тобой.
— Я хотела, чтобы ты боролся за меня. — Колли оттолкнулась от пола и села. — Я хотела, чтобы ты хоть раз в жизни боролся за меня, а не со мной. Мне это было необходимо, Джейк. Я хотела знать… то, о чем ты мне никогда не говорил.
— Что? Чего я тебе никогда не говорил?
— Что ты меня любишь.
Такое ошеломленное выражение появилось у него на лице, что она просто не знала, смеяться ей или плакать. Ей еще не случалось видеть его таким растерянным, таким беззащитным.
— Это чушь, Колли. Конечно, я говорил.
— Ни разу. Ни единого раза ты не произнес этих слов. «М-м-м, детка, я обожаю твое тело» не считается, Грейстоун. «А, ну да, и я тебя тоже» — вот что я иногда слышала от тебя в ответ, когда я это говорила. Но сам-то ты никогда этого не говорил. Очевидно, не мог, потому что не хотел лгать. Кем ты никогда не был, так это лжецом.
— Какого черта я предложил тебе стать моей женой, если не любил?
— А ты никогда не предлагал мне стать твоей женой. Ты сказал: «Эй, Данбрук, давай смотаемся в Вегас и поженимся».
— Это одно и то же.
— Не прикидывайся. Уж не настолько ты туп. — Она раздраженно провела рукой по волосам. — Это не имеет значения.
Джейк схватил ее за запястье и заставил опустить руку.
— Почему ты мне все это раньше не сказала? Почему прямо не спросила, люблю ли я тебя?
— Потому что я женщина! — Она стукнула его по руке и поднялась на ноги. — Да, я роюсь в грязи, выкапываю кости, сплю в мешке, но это еще не значит, что я не женщина.
Она говорила о том, что он и сам для себя уяснил за последние недели. И от этого ему стало только хуже.
— Уж я-то знаю, что ты женщина.
— Господи, Джейк, всю свою сознательную жизнь ты провел за изучением культур, традиций, обычаев различных человеческих сообществ, лекции читаешь, а ведешь себя как идиот.
— Хватит обзываться! Дай мне хоть минуту, чтобы все это осмыслить.
— Да сколько хочешь. Думай себе на здоровье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123
— Не твое дело.
Чтобы так оно и было, Колли сохранила записи и закрыла файл.
— Ты злишься, потому что у тебя печенье кончилось.
— Закрой дверь. — Колли скрипнула зубами от злости, когда он повиновался, переступив через порог. — Я имела в виду, закрой с другой стороны.
— Так бы и сказала. Почему бы тебе не вздремнуть?
— Мне не три года.
— Ты же вымоталась, Данбрук.
— У меня есть работа.
— Если бы работа была связана с раскопками, ты бы не спешила закрывать файл, чтобы я не успел в него заглянуть.
— У меня есть личные дела, которые тебя не касаются. — Колли вспомнила о только что выстроенной схеме и о его влиянии на события ее жизни. — Во всяком случае, не должны касаться.
— У тебя скверно на душе, да, детка?
Так тихо, так проникновенно прозвучал его голос, что все у нее внутри растаяло, ей показалось, что она вот-вот стечет со стула.
— Не надо мне сочувствовать. Это меня бесит. Я просто не знаю, что делать, когда ты начинаешь мне сочувствовать.
— Я знаю. — Джейк наклонился и коснулся губами ее губ. — Сам не понимаю, почему я раньше об этом не подумал.
Отвернувшись от него, Колли вновь открыла файл.
— Это всего лишь цепь дат. Я пытаюсь уловить закономерность. Читай. — Она поднялась, чтобы он мог сесть за стол. — Вершины и падения моей жизни.
Она опустилась на спальный мешок, пока он читал.
— Ты спала с Эйкеном? С этим авантюристом-египтологом? И о чем ты только думала?
— Вот об этом не надо. А то я начну оценивать всех женщин, с которыми спал ты.
— Ты не знаешь всех женщин, с которыми я спал. Между прочим, ты тут кое-что упустила.
— Ничего я не упустила.
— Ты забыла ту конференцию в Париже, в мае двухтысячного. Мы ездили на нее вместе. В один из дней мы прогуляли заседание, сидели в каком-то открытом кафе, пили вино. На тебе было синее платье. Начался дождь — так, мелкий весенний дождик, — и мы вернулись в отель. Мы занимались любовью при открытых окнах, чтобы слышать, как он барабанит по откосам.
Она этого не забыла. Она все помнила так ясно, что ей стало больно, когда он начал об этом рассказывать.
— Это несущественные данные.
— Это был один из самых важных дней в моей жизни. Правда, тогда я этого не знал. Жизнь — коварная штука. Очень часто начинаешь понимать, что прожил действительно важный момент, когда он уже в прошлом. У тебя сохранилось то платье?
Колли поудобнее устроилась и подперла щеку рукой, изучая Джейка. Он не стригся с тех пор, как они начали работать на раскопках. Ей всегда нравилось, когда у него волосы отрастали длиннее, чем обычно.
— Где-то валяется.
— Мне бы хотелось снова тебя в нем увидеть.
— Тебе всегда было безразлично, что на мне надето.
— Я просто никогда раньше об этом не говорил. Упущение с моей стороны.
— Что ты делаешь? — спросила Колли, когда он начал печатать.
— Добавляю май двухтысячного, Париж, к оси твоей жизни. Я скачаю этот файл на свой компьютер и поработаю с ним. Поиграю.
— Прекрасно. Делай что хочешь.
— Ты не заболела? Не припомню случая, чтобы ты хоть когда-нибудь разрешала мне делать, что я хочу.
Ну почему ей так хотелось плакать?
— Ты всегда делал, что хотел, и без моего разрешения.
Джейк переслал ее файл электронной почтой на свой компьютер, поднялся из-за стола и подошел к ней.
— Это тебе только кажется. — Он сел рядом с Колли, провел пальцами по ее плечу. — Я не хотел уходить в тот день в Колорадо.
«Так я тебе и поверила», — подумала она с горечью. Вот почему ей так хотелось плакать.
— Так почему же ты ушел?
— Ты ясно дала понять, что именно это тебе и нужно. Ты сказала, что каждая минута, проведенная со мной, была ошибкой. Что наш брак был неудачной шуткой и что, если я не откажусь от проекта и не уеду с раскопок, это сделаешь ты.
— У нас была размолвка.
— Ты сказала, что хочешь развода.
— Да, сказала. А ты живенько ухватился за этот шанс руками и ногами. Ты с этой своей шестифутовой брюнеткой вылетел с раскопок как наскипидаренный, а через две недели я получила по почте бумаги на развод.
— Я уехал не с ней.
— Ну, конечно. Это было простое совпадение.
— Ты мне никогда не доверяла. Никогда не верила в меня. В нас, если на то пошло.
— Я спросила, спал ли ты с ней.
— Ты не спрашивала, ты обвиняла.
— А ты не стал отрицать.
— Я не стал отрицать, — согласился он, — потому что это оскорбительно. И с тех пор ничего не изменилось. Если ты поверила, что я могу нарушить клятву, данную тебе, что могу изменить тебе с другой женщиной, тогда ты права: наш брак действительно был неудачной шуткой. Ничего у меня с ней не было. Господи, я даже не помню, как ее звать.
— Вероника. Вероника Уикс.
— Верю тебе на слово, — пробормотал Джейк. — У меня с ней ничего не было, — повторил он. — Речь шла только о нас с тобой.
— Я хотела, чтобы ты боролся за меня. — Колли оттолкнулась от пола и села. — Я хотела, чтобы ты хоть раз в жизни боролся за меня, а не со мной. Мне это было необходимо, Джейк. Я хотела знать… то, о чем ты мне никогда не говорил.
— Что? Чего я тебе никогда не говорил?
— Что ты меня любишь.
Такое ошеломленное выражение появилось у него на лице, что она просто не знала, смеяться ей или плакать. Ей еще не случалось видеть его таким растерянным, таким беззащитным.
— Это чушь, Колли. Конечно, я говорил.
— Ни разу. Ни единого раза ты не произнес этих слов. «М-м-м, детка, я обожаю твое тело» не считается, Грейстоун. «А, ну да, и я тебя тоже» — вот что я иногда слышала от тебя в ответ, когда я это говорила. Но сам-то ты никогда этого не говорил. Очевидно, не мог, потому что не хотел лгать. Кем ты никогда не был, так это лжецом.
— Какого черта я предложил тебе стать моей женой, если не любил?
— А ты никогда не предлагал мне стать твоей женой. Ты сказал: «Эй, Данбрук, давай смотаемся в Вегас и поженимся».
— Это одно и то же.
— Не прикидывайся. Уж не настолько ты туп. — Она раздраженно провела рукой по волосам. — Это не имеет значения.
Джейк схватил ее за запястье и заставил опустить руку.
— Почему ты мне все это раньше не сказала? Почему прямо не спросила, люблю ли я тебя?
— Потому что я женщина! — Она стукнула его по руке и поднялась на ноги. — Да, я роюсь в грязи, выкапываю кости, сплю в мешке, но это еще не значит, что я не женщина.
Она говорила о том, что он и сам для себя уяснил за последние недели. И от этого ему стало только хуже.
— Уж я-то знаю, что ты женщина.
— Господи, Джейк, всю свою сознательную жизнь ты провел за изучением культур, традиций, обычаев различных человеческих сообществ, лекции читаешь, а ведешь себя как идиот.
— Хватит обзываться! Дай мне хоть минуту, чтобы все это осмыслить.
— Да сколько хочешь. Думай себе на здоровье.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123