Я должен признать: тот, кто вошел в дом, либо был впущен, либо был гением.
— Она умна, но она не гений. Ей хватило ума не представить это как взлом. Это сбивает с толку, — пояснила Ева, когда Фини недоуменно поднял брови. — У жены железное алиби, она была в Хэмптонсе. Согласно ее показаниям и показаниям экономки, ни у кого, кроме членов семьи, не было кодов. Значит, мы имеем дело с призраком. Нам приходится присматриваться к жене. Но, сколько ни смотри, у нее есть несколько независимых друг от друга свидетелей, утверждающих, что она была за много миль от дома в тот момент, когда в ее мужа всадили скальпель. Мы ищем сообщника, ищем связь между ней и Долорес. И результаты пока нулевые.
— Если не считать этого проекта.
— И школы. Похоже, не избежать мне поездки в Нью-Гемпшир. Что делают люди в Нью-Гемпшире? — спросила Ева.
— Убей бог, не знаю. — Фини нахмурился, взглянув на поданную ему тарелку. На ней лежала кашицеобразная масса коричневато-оранжевого цвета.
— И это называется пирог с тыквой? Это больше похоже на кусок…
— Не говори. — Фини мужественно схватил вилку. — Я это ем.
Решив, что Пибоди еще долго предстоит возиться с материалами Надин, после ленча Ева пошла с докладом к майору Уитни.
— Вы полагаете, что школа с такой репутацией, как у Брукхоллоу, является ширмой, прикрывающей что? Торговлю секс-рабынями? — спросил он.
— Думаю, одно с другим как-то связано.
Уитни провел пальцами по своим коротко подстриженным волосам.
— Если память мне не изменяет, эта школа фигурировала в списке моей жены среди возможных учебных заведений для наших дочерей.
— Вы подавали заявление?
— Этот болезненный процесс, к счастью, изгладился из моей памяти. Миссис Уитни наверняка помнит.
— Сэр, к вопросу о миссис Уитни… — Щекотливый, ох, щекотливый вопрос. — Я неофициально послала Бакстера на разведку в клинику под видом потенциального клиента. Чтобы дать ему возможность обойти помещения, проверить, как функционирует система. Но, я подумала, может быть, в случае необходимости миссис Уитни согласится рассказать мне о своем… м-м-м… опыте?
На минуту ей показалась, что майор пребывает в таком же мучительном замешательстве, как и она сама.
— Ей это не понравится, но она жена полицейского. Если вам понадобится заявление, она его сделает.
— Спасибо, майор. Вряд ли оно мне понадобится. Надеюсь, что нет.
— И я тоже, лейтенант. Вы даже не представляете, как сильно я на это надеюсь.
От майора Ева направилась к доктору Мире и добилась у вредной секретарши, чтобы ее приняли в перерыве между двумя пациентами. Она не села, хотя Мира и предложила ей кресло.
— С вами все в порядке? — спросила Ева.
— Честно говоря, я потрясена. Они оба мертвы. Я знала Уилла, знала его семью, мы иногда встречались, и эти встречи доставляли мне большое удовольствие.
— Как бы вы охарактеризовали его отношения с женой?
— Нежные. Несколько старомодные. Гармоничные.
— В каком смысле старомодные?
— У меня сложилось впечатление, что он вел себя как хозяин. Все в доме было подчинено его желаниям и нуждам, но мне показалось, что такое положение устраивает их обоих. Она очень любящая и преданная мать, ей нравилось быть женой врача. У нее есть талант, но она готова была довольствоваться ролью любительницы, не отдаваясь искусству целиком.
— А если бы я вам сказала, что она была соучастницей убийств?
Мира растерянно заморгала, потом ее глаза округлились.
— На основании моей профессиональной оценки ее характера, я бы с вами не согласилась.
— Вы встречались с ними в обществе… время от времени. Вы видели их такими, какими они хотели предстать. С этим вы согласны?
— Да, но… Ева, я составила портрет убийцы, и он указывает на хладнокровную, профессионально подготовленную, прекрасно владеющую собой особу. Мое впечатление об Авриль Айкон складывалось годами. Она добросердечная, мягкая женщина, счастливая и довольная своей жизнью.
— Он воспитал ее для сына.
— Что?
— Я это знаю. Айкон ее воспитывал, учил, обрабатывал, лепил, черт побери, он чуть ли не создал ее, чтобы она стала идеальной спутницей для его сына. Он всегда и во всем стремился к совершенству. На меньшее он не согласился бы. — Вот теперь Ева села и подалась всем телом вперед. — Он послал ее в школу, в маленькую закрытую частную школу, над которой имел полный контроль. Он со своим компаньоном Джонас Уилсоном. Генетиком.
— Погодите! — Мира вскинула обе руки. — Погодите. Вы говорите о манипуляции генами? Но ей было уже пять с чем-то лет, когда Уилфрид стал ее опекуном.
— Может быть. Но я не исключаю, что он заинтересовался ею гораздо раньше. Она состояла в родстве с женой Уилсона. У них общая фамилия, однако никаких сведений пока не обнаружено. Была какая-то связь между ее матерью и Айконом. Уилсон и его жена основали школу, Айкон послал туда Авриль.
— Связь вполне могла существовать, и это объясняет, почему он выбрал именно эту школу. Сам по себе факт, что он был знаком или даже как-то связан с генетиком…
— Манипуляции генами, выходящие за рамки контроля над болезнями и врожденными дефектами, запрещены законом. Эти запреты были наложены, потому что люди и наука всегда хотят большего. Если можно излечить или исправить эмбрион, зачем останавливаться на достигнутом? Почему бы не изготовить его на заказ? «Мне, пожалуйста, девочку. Да, спасибо, светленькую, голубоглазую, и, раз уж вы этим занялись, добавьте ей задорный курносый носик». Люди готовы дорого заплатить за совершенство.
— Это большие натяжки, Ева.
— Может быть. Но у нас есть генетик, пластический хирург и элитарная частная школа. При таком строительном материале ничего натягивать не приходится. Я имею право поинтересоваться тем, что там происходит. Я знаю, каково это, когда тебя обрабатывают. — Она откинулась на спинку кресла, вцепившись обеими руками в подлокотники.
— Вы же не хотите сказать, что такой человек, как Уилфрид, мог физически и сексуально надругаться над ребенком?
— Жестокость — не единственный метод обработки. Можно действовать и добротой. Иногда он приносил мне сладости. Иногда дарил подарки, после того как насиловал меня. Знаете, как собаке дают лакомство за выполнение трюка.
— Она любила его, Ева, я это видела — Авриль считала Уилфрида отцом. Она не сидела взаперти. Если бы она захотела уйти, она могла уйти.
— Вам лучше знать, — ответила Ева. — В мире полно людей, которые сидят взаперти без всяких замков и решеток. Я вас спрашиваю, был ли он способен — из научного интереса, ради жажды совершенства — сделать нечто подобное. Могло ли это толкнуть его на эксперименты с маленькой девочкой? На манипуляции, на превращение ее в идеальную жену для его сына, идеальную мать для его внуков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97
— Она умна, но она не гений. Ей хватило ума не представить это как взлом. Это сбивает с толку, — пояснила Ева, когда Фини недоуменно поднял брови. — У жены железное алиби, она была в Хэмптонсе. Согласно ее показаниям и показаниям экономки, ни у кого, кроме членов семьи, не было кодов. Значит, мы имеем дело с призраком. Нам приходится присматриваться к жене. Но, сколько ни смотри, у нее есть несколько независимых друг от друга свидетелей, утверждающих, что она была за много миль от дома в тот момент, когда в ее мужа всадили скальпель. Мы ищем сообщника, ищем связь между ней и Долорес. И результаты пока нулевые.
— Если не считать этого проекта.
— И школы. Похоже, не избежать мне поездки в Нью-Гемпшир. Что делают люди в Нью-Гемпшире? — спросила Ева.
— Убей бог, не знаю. — Фини нахмурился, взглянув на поданную ему тарелку. На ней лежала кашицеобразная масса коричневато-оранжевого цвета.
— И это называется пирог с тыквой? Это больше похоже на кусок…
— Не говори. — Фини мужественно схватил вилку. — Я это ем.
Решив, что Пибоди еще долго предстоит возиться с материалами Надин, после ленча Ева пошла с докладом к майору Уитни.
— Вы полагаете, что школа с такой репутацией, как у Брукхоллоу, является ширмой, прикрывающей что? Торговлю секс-рабынями? — спросил он.
— Думаю, одно с другим как-то связано.
Уитни провел пальцами по своим коротко подстриженным волосам.
— Если память мне не изменяет, эта школа фигурировала в списке моей жены среди возможных учебных заведений для наших дочерей.
— Вы подавали заявление?
— Этот болезненный процесс, к счастью, изгладился из моей памяти. Миссис Уитни наверняка помнит.
— Сэр, к вопросу о миссис Уитни… — Щекотливый, ох, щекотливый вопрос. — Я неофициально послала Бакстера на разведку в клинику под видом потенциального клиента. Чтобы дать ему возможность обойти помещения, проверить, как функционирует система. Но, я подумала, может быть, в случае необходимости миссис Уитни согласится рассказать мне о своем… м-м-м… опыте?
На минуту ей показалась, что майор пребывает в таком же мучительном замешательстве, как и она сама.
— Ей это не понравится, но она жена полицейского. Если вам понадобится заявление, она его сделает.
— Спасибо, майор. Вряд ли оно мне понадобится. Надеюсь, что нет.
— И я тоже, лейтенант. Вы даже не представляете, как сильно я на это надеюсь.
От майора Ева направилась к доктору Мире и добилась у вредной секретарши, чтобы ее приняли в перерыве между двумя пациентами. Она не села, хотя Мира и предложила ей кресло.
— С вами все в порядке? — спросила Ева.
— Честно говоря, я потрясена. Они оба мертвы. Я знала Уилла, знала его семью, мы иногда встречались, и эти встречи доставляли мне большое удовольствие.
— Как бы вы охарактеризовали его отношения с женой?
— Нежные. Несколько старомодные. Гармоничные.
— В каком смысле старомодные?
— У меня сложилось впечатление, что он вел себя как хозяин. Все в доме было подчинено его желаниям и нуждам, но мне показалось, что такое положение устраивает их обоих. Она очень любящая и преданная мать, ей нравилось быть женой врача. У нее есть талант, но она готова была довольствоваться ролью любительницы, не отдаваясь искусству целиком.
— А если бы я вам сказала, что она была соучастницей убийств?
Мира растерянно заморгала, потом ее глаза округлились.
— На основании моей профессиональной оценки ее характера, я бы с вами не согласилась.
— Вы встречались с ними в обществе… время от времени. Вы видели их такими, какими они хотели предстать. С этим вы согласны?
— Да, но… Ева, я составила портрет убийцы, и он указывает на хладнокровную, профессионально подготовленную, прекрасно владеющую собой особу. Мое впечатление об Авриль Айкон складывалось годами. Она добросердечная, мягкая женщина, счастливая и довольная своей жизнью.
— Он воспитал ее для сына.
— Что?
— Я это знаю. Айкон ее воспитывал, учил, обрабатывал, лепил, черт побери, он чуть ли не создал ее, чтобы она стала идеальной спутницей для его сына. Он всегда и во всем стремился к совершенству. На меньшее он не согласился бы. — Вот теперь Ева села и подалась всем телом вперед. — Он послал ее в школу, в маленькую закрытую частную школу, над которой имел полный контроль. Он со своим компаньоном Джонас Уилсоном. Генетиком.
— Погодите! — Мира вскинула обе руки. — Погодите. Вы говорите о манипуляции генами? Но ей было уже пять с чем-то лет, когда Уилфрид стал ее опекуном.
— Может быть. Но я не исключаю, что он заинтересовался ею гораздо раньше. Она состояла в родстве с женой Уилсона. У них общая фамилия, однако никаких сведений пока не обнаружено. Была какая-то связь между ее матерью и Айконом. Уилсон и его жена основали школу, Айкон послал туда Авриль.
— Связь вполне могла существовать, и это объясняет, почему он выбрал именно эту школу. Сам по себе факт, что он был знаком или даже как-то связан с генетиком…
— Манипуляции генами, выходящие за рамки контроля над болезнями и врожденными дефектами, запрещены законом. Эти запреты были наложены, потому что люди и наука всегда хотят большего. Если можно излечить или исправить эмбрион, зачем останавливаться на достигнутом? Почему бы не изготовить его на заказ? «Мне, пожалуйста, девочку. Да, спасибо, светленькую, голубоглазую, и, раз уж вы этим занялись, добавьте ей задорный курносый носик». Люди готовы дорого заплатить за совершенство.
— Это большие натяжки, Ева.
— Может быть. Но у нас есть генетик, пластический хирург и элитарная частная школа. При таком строительном материале ничего натягивать не приходится. Я имею право поинтересоваться тем, что там происходит. Я знаю, каково это, когда тебя обрабатывают. — Она откинулась на спинку кресла, вцепившись обеими руками в подлокотники.
— Вы же не хотите сказать, что такой человек, как Уилфрид, мог физически и сексуально надругаться над ребенком?
— Жестокость — не единственный метод обработки. Можно действовать и добротой. Иногда он приносил мне сладости. Иногда дарил подарки, после того как насиловал меня. Знаете, как собаке дают лакомство за выполнение трюка.
— Она любила его, Ева, я это видела — Авриль считала Уилфрида отцом. Она не сидела взаперти. Если бы она захотела уйти, она могла уйти.
— Вам лучше знать, — ответила Ева. — В мире полно людей, которые сидят взаперти без всяких замков и решеток. Я вас спрашиваю, был ли он способен — из научного интереса, ради жажды совершенства — сделать нечто подобное. Могло ли это толкнуть его на эксперименты с маленькой девочкой? На манипуляции, на превращение ее в идеальную жену для его сына, идеальную мать для его внуков?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97