Наконец они одолели склон, и тропа устремилась к широкому Бишопскому перевалу, в начале которого им попался столб, указывающий границу парка Кингс-каньон. Какое-то время спустя путники очутились в бассейне Дьюзи.
Слева по-прежнему возвышался горный кряж, над которым главенствовали вершины Агассиз, – могучая, правда, кое-где осыпавшаяся, стена из разноцветного гранита. В мезозойский период здешние вулканические породы долго сопротивлялись давлению изверженного гранита, но в конце концов не выдержали, и в результате возникло нечто вроде узора в калейдоскопе: темные и светлые камни перемешались друг с другом, и получился своего рода «мраморный торт». Шагая по тропинке, можно было изучать геологию: вот гранодиорит, вот более светлый аляскит, вкрапления которого виднелись даже на склонах Агассиз и Громового пика. Голос Салли журчал точно ручей; она объясняла, как называется тот или иной камень, называла каждый цветок, попадавшийся иногда среди камней.
Вскоре они достигли безымянного высокогорного озера – самого высокого в бассейне Дьюзи. На его берегах обнаружилась одна-единственная травянистая лужайка, будто предназначенная для того, чтобы разбить на ней лагерь. Путники побросали рюкзаки. Салли и Дорис принялись ставить палатки, Оскар плюхнулся на траву (он выглядел как выброшенный на песок кит), а Кевин, чувствуя, что изрядно проголодался, достал газовую горелку и кухонные принадлежности. Все успевали и работать, и оглядываться по сторонам, и разговаривать. Оскар жалобно заметил, что вот, значит, как Салли представляет себе идеальное место для лагеря, и все расхохотались, не исключая и самого прокурора.
Вид с лужайки и впрямь открывался замечательный. Лучи заходящего солнца падали на вершины гор. Агассиз, Громовый пик, Равнобедренный пик, Черный Великан, пик Колумбайн; каждый – шедевр творения, великолепное дополнение общей картины. На дне бассейна Дьюзи громоздились валуны, меж которых тянулись цепочкой крохотные прудики, виднелись присыпанные снегом деревья. Солнце исчезло за горами на западе, небо приобрело бирюзовый оттенок, а снежные шапки пиков украсила розовая кайма. Хаос порождает порядок, порядок создает хаос; кто сумеет их отличить в этом восхитительном сиянии?
Разговор снова вернулся к воде. Для Салли Толлхок – тут сомневаться не приходилось – вода была средоточием всех интересов. Особенно это касалось положения с водой в Калифорнии, где законы и практика сплелись в гордиев узел, который никому до сих пор не удалось разрубить. Салли страстно желала изучить систему, объяснить, что в ней к чему, научиться ею управлять.
В Калифорнии, сообщила она, вода течет вверх, к деньгам. Так было на протяжении десятилетий. Большинство штатов пользуется законами о прибрежной полосе, по которым собственник имеет право на ту воду, которая находится на его территории. Они взяли за основу английское общее право, которое вполне годится для земель, изобилующих ручьями и реками. Однако Калифорния и прочие «испанские» штаты применяют законодательство, позаимствованное из засушливых Мексики и Испании; по нему права на воду признаются за тем, кто первым пустил ее на благо себе или обществу, а кому принадлежит земля, никого не волнует. При таком подходе человек, купивший участок, по которому протекает речка, чья вода орошает огород другого, не может построить ничего, что ущемило бы права соседа. Следовательно, преимущество получают деньги – в особенности, что называется, «старые».
– Выходит, вот как Лос-Анджелес похитил воду из Оуэнс-Вэлли, – проговорила Дорис.
Палатки были установлены, спальные мешки расстелены, и все присоединились к Кевину, который колдовал над горелкой.
– В общем и целом – да, хотя в том деле были свои тонкости. Однако в конечном итоге, – сказала Салли, – потеря воды принесла Оуэнс-Вэлли большую пользу. Лос-Анджелес попытался отчасти исправить положение, превратив долину в нечто вроде заповедника. Благодаря этому она избежала многих «прелестей» двадцатого столетия и южнокалифорнийской культуры. Когда же от безводья начали погибать пустынные растения, власти округа Иньо подали на Лос-Анджелес в суд и выиграли тяжбу, что привело к принятию новых законов, которые вернули округу право регулировать водоснабжение. Но поскольку к тому времени отношение к цивилизации изменилось, города долины стали действовать, ориентируясь исключительно на собственное представление о ценностях.
– Годы засухи помогли нам не слишком сильно вляпаться в дерьмо.
– Если мы проиграем, утешаться придется только этим, – заметил Оскар, обращаясь к Дорис с Кевином.
– У нас все иначе. – Дорис покачала головой. – Если мы проиграем, то вряд ли сумеем оправиться от такого удара.
– Я бы не стала торопиться с выводами, – возразила Салли. – К примеру, мы сейчас добиваемся, чтобы власти снесли плотину Хетч-Хетчи. То, что ее когда-то построили, – тяжелейшее поражение калифорнийских «зеленых» за всю историю движения. Ведь ту долину, которую называли вторым Йосемитским парком, затопили ради того, чтобы обеспечить водой Сан-Франциско. Их бы не остановил сам Джон Мюир [[14 - Джон Мюир (1834–1914) – американский политик, усилиями которого в Иосемитской долине (Восточная Калифорния) был создан национальный парк.]]. Но теперь властям скорее всего придется отвести воду в пару специально построенных резервуаров, осушить Хетч-Хетчи и, так сказать, вновь оживить, спустя полтораста лет. Экологи утверждают, что почва станет плодородной лет через пятьдесят – сто, а может, и раньше, если перебросить часть ила в качестве удобрения в Сан-Хоакин. Это я к тому, что с некоторыми катастрофами можно справиться.
– Лучше, чтобы их вообще не случалось, – подал голос Кевин.
– Разумеется, – откликнулась Салли. – Я всего лишь хотела напомнить вам, что, если говорить о воде, с ней редко случается что-то такое, чего нельзя было бы исправить. Вода течет по поверхности планеты с начала времен, то есть обладает удивительным долготерпением.
– Взять хотя бы Глен-каньон [[15 - Плотина на реке Колорадо. Ее строительство привело к нарушению экологического равновесия на близлежащей территории.]], верно? – спросил Оскар.
– Верно! – воскликнула Салли и засмеялась.
Солнце село; бархатно-синий полог неба, казалось, рвется по швам в тех местах, где соприкасается с заснеженными гребнями. Стало холодно. Из кастрюли, что стояла на горелке, повалил пар, запахло чем-то вкусным.
– Но в Эль-Модене… – начал Кевин.
– Насчет Эль-Модены не знаю.
Тут закипел суп, который немедля разлили по мискам, и все принялись за еду. Салли достала бутылку красного вина, от которого никто и не подумал отказаться.
– Но можем ли мы остановить Альфредо?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97