ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Не знаю, как до этого, но в семь лет оно у меня уже
точно было. Неужели, это мое врожденное качество? Но если нет,
то где и как я его приобрел?
Нужно вернуться к истокам. "День зачатья не помню я
точно",прохрипел неоклассик под блатные аккорды. Какое уж там
зачатие, если первое мое воспоминание относится к четырем
годам. Я очень хорошо помню бархатно-яркие цветы, много цветов,
и среди этих цветов лежит божественно-красивое существо с
бледно-прозрачным лицом, обрамленным золотыми волосами, в
которыхзапуталась пятилистная звездочка сирени. У этого
существа, в отличие от многих других, есть имя: его зовут Мама.
И вот это существо с таким сладким именем опускают в деревянном
ящике в землю. Ящик закапывают, а я плачу, потому что это
несправедливо. Почему другие, не такие добрые и даже страшные,
существа закапывают мою красивую маму? Зачем?! За что?!
Короче, моя мать умерла на операционном столе. Я слышал,
что ей что-то вырезали, и мне даже говорили, что именно, но я
тут же это забыл, потому что не хотел знать.
Отца своего я не помню, да и не могу помнить, потому что
никогда не видел. Его вообще никто не видел, даже тетка.
"Был какой-то", - сказала она, когда я уже в зрелом
возрасте достал ее своими расспросами. Прямо непорочное зачатие
вырисовывается!
После смерти матери меня взяла к себе жить ее младшая
сестра. Позже я узнал, как это все получилось: на поминках
матери была одна уже старенькая и бездетная не очень близкая
родственница из Подмосковья, которая пожелала взять меня на
воспитание. По каким-то причинам остальные родственники
недолюбливали эту "не очень близкую", и это подвинуло мою
бедную тетушку на такой безрассудный шаг, как громогласное
обещание взять меня под свою опеку. Я говорю "безрассудный",
потому что ей тогда было всего 22 года (подумать только, на
восемь лет моложе меня нынешнего, совсем еще сопливая
девчонка!), и она как раз в то время серьезно задумывалась о
замужестве.
Как бы то ни было, я стал жить у тетки. Относилась она ко
мне хорошо (когда не нервничала из-за своих женихов), но я ее
не любил, потому что по странной детской логике не мог простить
внешнего сходства со своей мамой. Про это, может, и не стоило
бы вспоминать, если бы мои отношения с тетушкой не были
непосредственно связаны с одним значительным эпизодом детства,
а именно, с моим пребыванием в интернате для умственно
неполноценных детей.
Все началось с пустяка. Мне было восемь лет, и в то время
по телевизору часто показывали кинокомедию "Его звали Роберт",
в которой лейтмотивом звучала такая дурацкая песенка: "Кто
сказал, что дважды два - четыре? Все не так уж просто в этом
мире..." Короче, в этой песенке прямо утверждалось, что "дважды
два четыре будет пять". Помню, после фильма я несколько дней с
утра до ночи распевал эту песенку и про себя и вслух - такая
она была привязчивая. И вот когда в школе на уроке арифметики
меня спросили, сколько будет дважды два четыре, я, даже не
успев подумать, автоматически выпалил, только что не пропел:
"Дважды два четыре будет пять!" Все, кроме учителя, засмеялись,
а учитель серьезно наморщил лоб и сказал: "Подумай получше". Я
прекрасно знал правильный ответ, и мне стало смешно оттого, что
учитель придает этому такое большое значение.
- Не смейся, ты не в цирке, - строго сказал учитель. =
Подумай хорошенько и скажи, сколько будет дважды два.
- Дважды два четыре...
- Так, - кивнул головой учитель.
- ...будет пять! - вырвалось у меня.
Класс потонул в хохоте, и учитель выставил меня в наказание
за дверь. И вот, после этого случая я из какого-то
непостижимого детского упрямства стал утверждать, что дважды
два будет пять, и только пять.
- Почему не шесть или семь?! - кричал учитель в бешенстве,
когда у меня в энный раз ответ на задачку не сходился с
правильным.
- А почему четыре? - бубнил я себе под нос, потупив глаза.
- Это же таб-ли-ца у-мно-же-ния!!! - объяснял мне учитель
по слогам.
Кончилось все тем, что в конце четверти мою тетю вызвал к
себе завуч и предложил на выбор: или меня оставляют на второй
год из-за хронического неуспевания по арифметике, или
определяют в интернат для умственно отсталых, чтобы мне там
"подлечили мозги". У тети в то время как раз только что
появился очередной "дядя", а жили мы с ней в одной комнате
коммунальной квартиры, поэтому я создавал определенное
неудобство для тети-дядиных предбрачных игр. Я, возможно,
рассказываю о своей тетке слишком цинично, тем более, после
всего того, что она для меня сделала, но по-другому не
получается. Так вот, в один прекрасный вечер тетя накормила
меня сладким клубничным вареньем и объявила, что через два дня
отправляет меня в "зимний санаторий".
Так я и попал в "школу дураков", как тогда говорили,
сокращенно - ШД. В первый же день моего пребывания в ШД я узнал
от товарищей по палате и по классу, что это никакой не
"санаторий", а Саласпилс - детский концлагерь, - но мне еще
повезло, потому что концлагерь этот не простой, а
образцово-показательный. Теперь-то я понимаю, что мне
действительно повезло... Не знаю, конечно, как в других
подобных заведениях, но в нашем "Саласпилсе" было просто как в
раю: оценок на занятиях не ставили, а после занятий укладывали
спать, кормили полдником со сладкими ватрушками, водили
кататься на лыжах или учили выпиливать лобзиком и выжигать по
дереву (до сих пор не могу забыть пьянящего аромата жженой
фанеры) и на ночь читали вслух с продолжением "Волшебника
изумрудного города", а по выходным показывали фильмы про "Армию
Трясогузки", "Неуловимых мстителей" и других героических детей.
А еще помню - сейчас этого наверняка нет - кормили нас как на
убой, и мне приходилось прятать недоеденные куски мяса в
карман, потому что проверяли, кто сколько съел. (Кажется, у
меня ностальгия по сумасшествию застойных времен!). Правда, эта
идиллия часто нарушалась приглушенными воплями из отделения для
буйных детей, но самих буйных я никогда не видел, потому что
все отделения были надежно разделены непроницаемыми
перегородками.
Но главное было в том, что в ШД я не чувствовал себя
дебилом, потому что никто не обращал внимания на мою
арифметическую странность. Все ограничивалось тем, что учителя
ласково называли меня "Лобачевским", а приятели - "Пятачком"
(от слова "пять"). В общем, чувствовал я там себя вполне
спокойно: никто не дразнил меня "недоумком" и не отбирал
фантики или еще какие-то детские сокровища.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44