Я
закрыл глаза, и подкатившая тошнотная волна погрузила меня в
полудремотное состояние.
Через какое-то время до моего сознания дошли заглушаемые
ревом двигателя голоса и крики, но мне не хотелось открывать
глаза, чтобы разобраться, в чем дело, и я готов был дремать до
конца, пока не растолкают, но тут машина взрычала так, что
волей-неволей пришлось очнуться... Продрав глаза, я увидел, что
грозный рык исходит не от автомобиля, а от грязно-зеленого
танка, который вытаскивает за трос нашу "волжанку" из месива
проселочной дороги на шоссе. Вокруг стояли солдаты в бушлатах
и, покуривая, что-то выкрикивали, должно быть, весело
матерились...
- Откуда здесь танки? - заволновался я.
- Учения, - спокойно ответил Иван Иваныч, едва
поворачиваясь в мою сторону нежно-розовым ухом.
- Опять учения! - я дернулся, порываясь выпрыгнуть из
машины, но двое моих "попечителей" тяжело навалились с обеих
сторон, плотно прижимаясь мокрыми плащами.
- Вам-то чего бояться?! - заорал Иван Иваныч, перекрикивая
взревевший напоследок танк.
"Ладно, мы еще посмотрим, кто больше испугается, - пообещал
я ему про себя. - Ты хочешь, чтобы я выступил на митинге - я
выступлю!" Я стал лихорадочно думать, что именно скажу людям =
странно, но до этого момента я совершенно над этим не
задумывался, не веря, очевидно, что на самом деле придется
выступать, уж больно все походило на розыгрыш, - но мысли
заикались в мозгу, не в силах преодолеть царивший в голове
сумбур, и я так и не смог ничего придумать... "Остается лишь
уповать на небеса, - вздохнул я украдкой. - Не может ведь Небо
оставить меня в столь роковую минуту, будь я хоть мессия, хоть
последний подонок. В конце концов, действительно не только моя
судьба будет решаться... Нет, Небо не может не вмешаться, оно
просто обязано подсказать мне, пусть в самый последний момент,
что говорить!"
Примерно через час мы добрались до Углова и въехали на
задний двор городской библиотеки, размещавшейся в старом
трехэтажном особняке XIX века, который выходил фасадом на
центральную площадь города. Возле заднего входа нас уже
поджидало несколько человек, и стоило нам выйти из машины, как
они тут же бросились пожимать руку Иван Иванычу, радостно
вскрикивая: "Заждались, заждались!" - а на меня они поглядывали
с каким-то не совсем понятным подозрительным интересом.
Вся эта развязная свита ввела меня чуть ли не под руки в
высокий и просторный холл библиотеки, который показался мне в
ту минуту возвышенным храмом, наполненным низким гулом,
торжественным и слегка таинственным.
- Слышишь? - спросил меня Иван Иваныч, поднимая озаренное
лицо к явственно гудящему куполу.
- Гудит, - неуверенно ответил я, только теперь начиная
по-настоящему волноваться.
- Это люди зовут тебя, - окинул он меня возбужденным
взглядом.
Я прислушался к рокоту многотысячной толпы за стеной,
отдающемуся под куполом гулким эхом, и по спине прошла горячая
дрожь - я ясно различил в этом гуле: "Зо-ро-ва-вель!
Зоровавель!"
- Пойдемте на балкон, - сказал Иван Иваныч, увлекая всех за
собой к широкой лестнице.
Я ступил на ступеньку - колено хлипко задрожало нервной
дрожью... "Осторожно!" - в испуге подхватил меня Иван Иваныч,
будто я был стеклянный и мог разбиться. Мы поднялись на самый
верх и вышли на полукруглый балкон, нависший над людским
океаном: при нашем появлении океан заволновался, забурлил, и
обрушился на наши головы оглушающим звуковым шквалом... Я едва
удержался на ногах под ударом этого шквала и затрясся от
волнения, преследуемый чувством, что все это происходит с
кем-то другим, но только не со мной... Наконец, шквал утих, и
стоявший по правую руку от меня Иван Иваныч, коротко кивнув на
микрофон, прошептал мне на самое ухо: "Говори!"
Я подошел на неверных ногах к показавшемуся мне непомерно
большим микрофону, бросил взгляд на Небо, призывая его на
помощь, и сказал: "Люди!" - "Люди!!!" - загремели динамики. =
"Люди..." - вернулось эхом с дальнего конца площади. Океан
застыл в тишине. Полный штиль. Я открыл рот, но слова застряли
у меня в горле, и я понял, что не в силах нарушить этой
торжественной тишины, потому что это было бы равносильно
разрушению величественного храма... В образовавшемся звуковом
вакууме раздался диссонансом одинокий свист, каркнула ворона на
крыше соседнего дома, и все окончательно стихло... И тут по
наэлектризованному тишиной воздуху будто прошел разряд =
мгновенная вспышка, секундное озарение, и каждый услышал
чсто-то свое.
Эпилог
Сразу после того памятного молчаливого митинга вызванные
Иван Иванычем санитары затолкали меня в спецмашину и отвезли в
психиатрическую больницу. Однако пробыл я в ней всего два дня,
потому что уже через несколько часов перед зданием "скорбной
обители" собралась внушительная толпа и потребовала моего
освобождения, грозясь организацией общегородской забастовки, и
меня выпустили, правда, с диагнозом "вялотекущая хроническая
шизофрения" (припомнили "дважды два"!). Еще через три дня
скончалась аленина мама: оказалось, что у нее рак желудка, про
который она давно знала, но никому не говорила, даже своей
дочери, - и сразу после ее похорон мы с аленой переехали в
другой город, где у нее нашлись дальние родственники.
Здесь, в этом новом городе, у нас с Аленой родился ребенок,
славный малыш, которого мы беззаветно полюбили с первого дня
появления на свет. В Углове я больше не рискую показываться,
потому что там теперь бытует легенда, согласно которой меня
"тайно четвертовали в подвале КГБ", и мое появление в городе
может быть воспринято как "воскресение" или даже "третье
пришествие". Единственный угловитянин, с которым я поддерживаю
связь, это Мишка, мой старый верный приятель. Не так давно он
прислал мне письмо, в котором в ответ на мои запросы сообщил,
что паренек, которому я разбил голову, остался жив, и теперь
даже входит в состав правления городского отделения
демократической партии. С Ольгой тоже все, кажется, в порядке:
она вышла замуж за довольно известного московского писателя и
эмигрировала с ним в Америку. Что касается Альбины, то следы ее
потерялись... По моей просьбе Мишка разыскал в Египтовке ее
дом, но хибара оказалась совершенно заброшенной, без каких-либо
признаков жизни. До сих пор жалею, что не смог тогда, на
вокзале, догнать Альбину и попытаться все ей объяснить, но мне
хочется верить, что с ней не случилось ничего плохого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
закрыл глаза, и подкатившая тошнотная волна погрузила меня в
полудремотное состояние.
Через какое-то время до моего сознания дошли заглушаемые
ревом двигателя голоса и крики, но мне не хотелось открывать
глаза, чтобы разобраться, в чем дело, и я готов был дремать до
конца, пока не растолкают, но тут машина взрычала так, что
волей-неволей пришлось очнуться... Продрав глаза, я увидел, что
грозный рык исходит не от автомобиля, а от грязно-зеленого
танка, который вытаскивает за трос нашу "волжанку" из месива
проселочной дороги на шоссе. Вокруг стояли солдаты в бушлатах
и, покуривая, что-то выкрикивали, должно быть, весело
матерились...
- Откуда здесь танки? - заволновался я.
- Учения, - спокойно ответил Иван Иваныч, едва
поворачиваясь в мою сторону нежно-розовым ухом.
- Опять учения! - я дернулся, порываясь выпрыгнуть из
машины, но двое моих "попечителей" тяжело навалились с обеих
сторон, плотно прижимаясь мокрыми плащами.
- Вам-то чего бояться?! - заорал Иван Иваныч, перекрикивая
взревевший напоследок танк.
"Ладно, мы еще посмотрим, кто больше испугается, - пообещал
я ему про себя. - Ты хочешь, чтобы я выступил на митинге - я
выступлю!" Я стал лихорадочно думать, что именно скажу людям =
странно, но до этого момента я совершенно над этим не
задумывался, не веря, очевидно, что на самом деле придется
выступать, уж больно все походило на розыгрыш, - но мысли
заикались в мозгу, не в силах преодолеть царивший в голове
сумбур, и я так и не смог ничего придумать... "Остается лишь
уповать на небеса, - вздохнул я украдкой. - Не может ведь Небо
оставить меня в столь роковую минуту, будь я хоть мессия, хоть
последний подонок. В конце концов, действительно не только моя
судьба будет решаться... Нет, Небо не может не вмешаться, оно
просто обязано подсказать мне, пусть в самый последний момент,
что говорить!"
Примерно через час мы добрались до Углова и въехали на
задний двор городской библиотеки, размещавшейся в старом
трехэтажном особняке XIX века, который выходил фасадом на
центральную площадь города. Возле заднего входа нас уже
поджидало несколько человек, и стоило нам выйти из машины, как
они тут же бросились пожимать руку Иван Иванычу, радостно
вскрикивая: "Заждались, заждались!" - а на меня они поглядывали
с каким-то не совсем понятным подозрительным интересом.
Вся эта развязная свита ввела меня чуть ли не под руки в
высокий и просторный холл библиотеки, который показался мне в
ту минуту возвышенным храмом, наполненным низким гулом,
торжественным и слегка таинственным.
- Слышишь? - спросил меня Иван Иваныч, поднимая озаренное
лицо к явственно гудящему куполу.
- Гудит, - неуверенно ответил я, только теперь начиная
по-настоящему волноваться.
- Это люди зовут тебя, - окинул он меня возбужденным
взглядом.
Я прислушался к рокоту многотысячной толпы за стеной,
отдающемуся под куполом гулким эхом, и по спине прошла горячая
дрожь - я ясно различил в этом гуле: "Зо-ро-ва-вель!
Зоровавель!"
- Пойдемте на балкон, - сказал Иван Иваныч, увлекая всех за
собой к широкой лестнице.
Я ступил на ступеньку - колено хлипко задрожало нервной
дрожью... "Осторожно!" - в испуге подхватил меня Иван Иваныч,
будто я был стеклянный и мог разбиться. Мы поднялись на самый
верх и вышли на полукруглый балкон, нависший над людским
океаном: при нашем появлении океан заволновался, забурлил, и
обрушился на наши головы оглушающим звуковым шквалом... Я едва
удержался на ногах под ударом этого шквала и затрясся от
волнения, преследуемый чувством, что все это происходит с
кем-то другим, но только не со мной... Наконец, шквал утих, и
стоявший по правую руку от меня Иван Иваныч, коротко кивнув на
микрофон, прошептал мне на самое ухо: "Говори!"
Я подошел на неверных ногах к показавшемуся мне непомерно
большим микрофону, бросил взгляд на Небо, призывая его на
помощь, и сказал: "Люди!" - "Люди!!!" - загремели динамики. =
"Люди..." - вернулось эхом с дальнего конца площади. Океан
застыл в тишине. Полный штиль. Я открыл рот, но слова застряли
у меня в горле, и я понял, что не в силах нарушить этой
торжественной тишины, потому что это было бы равносильно
разрушению величественного храма... В образовавшемся звуковом
вакууме раздался диссонансом одинокий свист, каркнула ворона на
крыше соседнего дома, и все окончательно стихло... И тут по
наэлектризованному тишиной воздуху будто прошел разряд =
мгновенная вспышка, секундное озарение, и каждый услышал
чсто-то свое.
Эпилог
Сразу после того памятного молчаливого митинга вызванные
Иван Иванычем санитары затолкали меня в спецмашину и отвезли в
психиатрическую больницу. Однако пробыл я в ней всего два дня,
потому что уже через несколько часов перед зданием "скорбной
обители" собралась внушительная толпа и потребовала моего
освобождения, грозясь организацией общегородской забастовки, и
меня выпустили, правда, с диагнозом "вялотекущая хроническая
шизофрения" (припомнили "дважды два"!). Еще через три дня
скончалась аленина мама: оказалось, что у нее рак желудка, про
который она давно знала, но никому не говорила, даже своей
дочери, - и сразу после ее похорон мы с аленой переехали в
другой город, где у нее нашлись дальние родственники.
Здесь, в этом новом городе, у нас с Аленой родился ребенок,
славный малыш, которого мы беззаветно полюбили с первого дня
появления на свет. В Углове я больше не рискую показываться,
потому что там теперь бытует легенда, согласно которой меня
"тайно четвертовали в подвале КГБ", и мое появление в городе
может быть воспринято как "воскресение" или даже "третье
пришествие". Единственный угловитянин, с которым я поддерживаю
связь, это Мишка, мой старый верный приятель. Не так давно он
прислал мне письмо, в котором в ответ на мои запросы сообщил,
что паренек, которому я разбил голову, остался жив, и теперь
даже входит в состав правления городского отделения
демократической партии. С Ольгой тоже все, кажется, в порядке:
она вышла замуж за довольно известного московского писателя и
эмигрировала с ним в Америку. Что касается Альбины, то следы ее
потерялись... По моей просьбе Мишка разыскал в Египтовке ее
дом, но хибара оказалась совершенно заброшенной, без каких-либо
признаков жизни. До сих пор жалею, что не смог тогда, на
вокзале, догнать Альбину и попытаться все ей объяснить, но мне
хочется верить, что с ней не случилось ничего плохого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44