- Ах, да, конечно, - поспешил я выйти за дверь.
"А девочка - ничего, уже можно..." - вкрадчивым бесовским
голоском прошептал мне на ухо Сизов, лишь только я очутился в
вагонном проходе, задвинув за собой громыхающую дверь купе. =
"Ты ее не получишь, старый развратник! - дал я ему достойный
отпор, отгоняя от себя непристойные картинки, которые он живо
рисовал в моем воображении. - Она совсем еще маленькая..." =
"Но удаленькая!" - гнусно хихикнул Сизов. - "Животное!" =
обругав неистребимого Сизова, я направился в вагон-ресторан,
задумав напоить его до такого состояния, в котором он уже не
будет способен ни на какие фокусы.
- Водка есть? - подлетел я в вагоне-ресторане к официантке.
- Есть вино, хорошее, азербайджанский портвейн, =
вполголоса ответила она. - Давай десятку и садись за столик. Я
принесу.
Сунув ей в карман фартука красную бумажку с портретом вождя
мирового пролетариата, я занял место за столиком и стал
дожидаться сладкой отравы. Не прошло и минуты, как официантка
выставила передо мной полулитровую бутылку с этикеткой
"Виноградный сок" и спросила как ни в чем ни бывало:
- Кушать что-нибудь будете?
- Нет, - лаконично ответил я, наполняя стакан сочно-вонючей
жидкостью.
"Обожаю портвешок!" - весело заявил Сизов после первого же
глотка. - "Погоди-погоди!" -ответил я ему, чуть не
поперхнувшись от такой наглости. Наконец, бутылка была
опустошена, однако, к моей великой досаде, Сизов не только не
угомонился, но, напротив, пришел в состояние повышенной боевой
готовности, сняв с предохранителя свое - и мое тоже! =
"орудие".
- Девушка! - подозвал я официантку. - Еще "сочку"
бутылочку.
- Больше нет, кончился, - спокойно ответила она, склоняясь
надо мной выпукло подтянутыми грудями.
- Как кончился?! - не поверил я, приходя в отчаяние.
- Только что один "нацмен" скупил оптом всю партию, =
доверительно поведала она мне.
- А еще что-нибудь крепкое есть? - спросил я с надеждой.
- Только чай, - обескуражила она меня.
- Давайте, - вздохнул я.
Похлебывая чай из стакана в алюминиевом подстаканнике со
звездатой кремлевской башней, я потихоньку осматривался вокруг
в надежде найти для Сизова замену его малолетней жертве, чтобы
"отвести огонь" от невинного создания, но как назло, все
женщины были в ресторане в компании мужчин... И тут меня
осенило: "Официантка!"
Дождавшись, когда она скроется в подсобке, я зашел вслед за
ней и плотно закрыл дверь. Без лишних объяснений я подошел к
ней вплотную и, не давая ей опомниться, обхватил ее за высокие
и пухлые ягодицы.
- Ты что, "голодный"? Откуда тебя такого выпустили? =
спросила она с любопытством, которое явно перевешивало легкий
испуг от неожиданности, и не очень уверенно стянула мои руки с
моего зада.
- Ты мне понравилась, - признался я ей, неспешно
расстегивая блузку на ее груди. - Как тебя зовут?
- Клара, - она посмотрела на мои руки и чуть не уперлась
подбородком в свои вздыбленные груди, туго подпертые черным
кружевным лифчиком. - Я, между прочим, на работе, - сказала
она, как бы извиняясь.
- Тебе нужен перекур, - сказал я, а Сизов добавил. - Хочешь
попробовать мою "сигару"?
Я мягко надавил на ее плечи, и она стала податливо сползать
по мне на свои дрожащие от предощущения колени, но в этот самый
момент из-за двери донесся звон бьющейся посуды, и она быстро
опомнилась.
- Приходи после закрытия! - выскочила она из подсобки, на
ходу застегивая блузку.
- Тьфу, черт! - плюнул я в сердцах.
Сидеть в ресторане, глядя на крутящийся рядом объект
вожделения, к которому не можешь прикоснуться, было выше моих
сил, и я отправился обратно в купе. "Уже темно, наверное, она
спит", - тешил я себя надеждой, но напрасно: спали все, кроме
соблазнительной девочки. На верхних полках мирно посапывали
старушка и еще кто-то, завернутый с головой в одеяло, а девочка
полулежала, опершись на подушку, и читала книжку. Я посмотрел
на обложку: "Родителям - о детях: половая гигиена девочек"...
Дьявол явно искушал меня в эту ночь!
- Это вы у мамы книжку взяли? - дернул меня Сизов за язык.
- Пока она спит...
- Это не мама, - с готовностью рассмеялась девочка, явно
польщенная тем, что я называю ее на "вы", принимая за маму
старушку, которая ей годилась разве что в бабушки. Ей так
нравилось казаться взрослее!
- А кто?
- Это моя учительница музыки, - ответила она, заглядывая с
интересом мне в глаза.
- На каком инструменте вы играете? - поинтересовался я,
спрашивая взглядом совсем не то, что вслух.
- На электрооргане, - ответила она не сразу и тоже не то,
точно мы говорили через переводчика. - Мы едем на
республиканский конкурс юных исполнителей.
- И что вы будете исполнять?
- Современных композиторов и немного Баха, - рассмеялась
она, вроде бы совсем не к месту. - Хотите послушать? Хотите? =
глаза ее заблестели в полутьме купе.
- Прямо здесь и прямо сейчас? - спросил я, завороженно
изучая загадочные переходы от резких очертаний к плавным
изгибам в ее юной фигуре, небрежно прикрытой легким халатиком.
- Да! - смущенно расхохоталась она.
- У вас есть орган на батарейках? Где вы его прячете?
Покажите...
- Сейчас увидите, - пообещала она.
Она извлекла из кармана халатика губную гармошку и села ко
мне лицом, поджав к подбородку плотно сдвинутые в коленях
ножки, слепящие глаза атласной гладизной.
- O Gott, du frommer Gott, - объявила она торжественно, как
на концерте, и тут же шутливо перевела, смеясь глазами. - О,
Боже!
Она уперлась локтями в коленки и, поднеся ко рту гармошку,
вертикально облизала ее кончиком языка, подготавливая таким
образом свой инструмент. Я послал ей одобрительный взгляд, и
она начала выдувать из себя музыкальное обращение к Богу,
забавно раздувая при этом ноздри и надувая щеки. Я с великим
трудом сдерживал в себе Сизова, который был готов с урчанием
наброситься на нее, а она тут же почувствовала это и, сделав
вид, что слишком увлеклась игрой (она и правда увлеклась игрой,
но не той!), стала медленно и плавно, как бы в забытьи,
раздвигать свои атласные ножки, с острожным любопытством
наблюдая за моей реакцией... К своему стыду, я оцепенел,
пораженный открывающимся зрелищем: при каждом вдохе выдуваемого
чарующими звуками воздуха ее белые трусики раздувались легким
парусом, точно за ними скрывались некие мощные меха...
Потеряв остатки всякого терпения, я протянул руку, чтобы
сорвать с нее этот дразнящий "парус" и высвободить ее "меха"
для совместного заключительного аккорда, и тут вдруг в самый
последний момент заметил в ее глазах сверкающий холодными
льдинками смех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44