В воскресенье вечером я решился выйти на улицу, чтобы
подышать перед сном свежим воздухом. Мишка одолжил мне для
конспирации свое пальто и шапку и, кроме того, я замотал рот и
нос шарфом, будто болею ангиной и не могу дышать морозным
воздухом. В таком вот полубандитском виде -настоящий Зоро!
- я отправился на вечерний моцион.
Битый час я протолкался на автобусных остановках и в
очередях, узнавая от случайных собеседников, в основном =
подвыпивших мужиков, последние известия и просто слухи.
Интересовало меня, прежде всего, не слышно ли что-либо о гибели
расклеивавшего листовки паренька, но никто ни словом не
обмолвился про это, а сам я напрямую спрашивать не решался. В
местных газетах об этом случае также не упоминалось, и это было
странно, потому что даже при нынешнем высоком уровне
преступности убивают в Углове не каждый день, а тут еще и сам
собой напрашивался вывод о политических мотивах преступления...
Поразмыслив, я пришел к выводу, что демократы и консерваторы
договорились не раздувать этого дела до окончания следствия:
консерваторы-коммунисты, очевидно, боялись, что и без того злой
на них народ возьмется за топор и пойдет на штурм райкома, а
незакрепившиеся у власти демократы - что их могут обвинить в
"кровавой провокации".
Как бы то ни было, про убийство паренька ничего не было
слышно, а говорили в основном про субботний митинг, про то,
сколько на нем было милиции, которая, кстати, непонятно кому
подчиняется - демократическим "советам" или партийным органам,
- про то, что радикалов не удалось спровоцировать, а
консерваторы заявляют, мол, милиция была на высоте, хотя на
самом-то деле она просто растерялась, увидев бескрайнее море
народа, и теперь консерваторы добиваются привлечения армии к
обеспечению соблюдения моратория на митинги и демонстрации. А
еще я узнал от одной разговорчивой женщины, что Угловскому
мессии не дали выступить на митинге, и теперь он находится под
домашним арестом... Услышав это, я не смог сдержать улыбки,
ведь я и правда посадил самого себя под домашний арест!
Я толкался среди людей, и меня не покидало чувство, будто
мне в этот вечер предстоит некая волнительная встреча, и эта
встреча на самом деле произошла... Уже возвращаясь к Мишке, я
проходил мимо ресторана "Лазурный берег", и с расстояния в
несколько шагов увидел, как из распахнутой швейцаром двери
вышли Занзибаров и Ольга. Они были немного навеселе, и,
очевидно, в продолжение какого-то игривого разговора, начатого
еще в ресторане, Занзибаров что-то шепнул на ухо Ольге перед
открытой шофером задней дверцей дожидавшейся их черной "Волги",
бесстыже блестящей своей новизной, а она, прежде чем впорхнуть
в эту холодно отсвечивающую заиндевелым металлом клетку на
колесах, прощебетала нечто в ответ, чмокая Занзибарова в пухлую
щечку и тутже стирая пальчиком след от губной помады.
"Проститутка!" - сказал оживший во мне Сизов, провожая
грустно-злым взглядом окутанную в клубы углекислого пара
"Волгу". И напрасно я пытался заверить Сизова, которого,
казалось, навечно похоронил в своей душе, что мне это
безразлично и что это есть в сущности ничто по сравнению с
ожидающими меня великими делами, - в ответ на все мои заверения
Сизов твердил лишь одно: "Она - блядь, а ты - мудак!"
Вернувшись к Мишке, я неторопливо разделся, улегся на диван
и стал мысленно препарировать свои чувства. "Нет, так не
годится, - сказал я себе, заглушив, наконец, в себе доставшиеся
в наследство от Сизова животные инстинкты, - как раз в то
время, когда я должен собраться с мыслями и проникнуться
грандиозными космическими идеями, которые наполнят мои глаза
светом истины и дадут мне неиссякаемую чудотворную энергию,
необходимую для борьбы с силами Зла, от исхода которой будет
зависеть, быть может, судьба всей вселенной, рудиментарный
Сизов, как настоящий дьявол-искуситель, навязывает мне свою
замешанную на голой похоти ревность, не достойную не то что
мессии, а и простого культурного смертного. "Это элементарная
ревность",
- обращался я к Сизову в попытке урезонить его, но он мне
отвечал в своей манере: "Если бы ты был настоящим мессией, то
от тебя не отворачивались бы бабы, потому что они любят
выдающихся людей. Вот, скажем, Занзибаров..." - "Подлец! - не
выдержал я. - Ты мне наносишь удар ниже пояса, пытаясь играть
на моем самолюбии, но знай же, что мне чуждо самолюбие, и я
немедленно докажу тебе это!"
Дав Сизову достойный отпор, я схватил ручку с бумагой и,
почти не отрывая пера, настрочил на одном дыхании следующее
послание:
"Дорогая Оля!
Случайно узнав про твою связь с Занзибаровым, я спешу
тебе сообщить, что не имею на этот счет никаких притензий,
потому что ты свободный человек и вольна самостоятельно сделать
выбор. Более того, я перед тобой в неоплатном долгу, ведь моя
любовь не принесла тебе ничего, кроме страданий. Не буду
скрывать, воззрения Занзибарова мне чужды по духу, но он в
своем роде порядочный человек и, возможно, принесет тебе
счастье - дай-то Бог! "
Перечитав свое письмо, я остался им доволен, отметив про
себя, что совершенно убил им Сизова, который лишь слабо
пискнул, когда я победно поставил в конце восклицательный знак.
Оставалась, правда, проблема с подписью... Если подписать
"Сергей", то это будет подлог, потому что письмо писал не он, а
я, хоть и его почерком, но если подписаться "Зоровавель", то
адресат останется в полном недоумении. Почесав в затылке, я
подписал просто: "Твой друг". Ольга умная девушка, она поймет,
от кого.
Разделавшись таким вот образом с Сизовым, я облегченно
вздохнул и, сыграв с Мишкой партию в шахматы, отправился в
постель и моментально заснул. На следующий день, с утра
пораньше, чтобы не откладывать в долгий ящик, я сложил свое
послание Ольге треугольным конвертом и попросил Мишку отнести
ей на работу. Мишка слегка поворчал на то, что я его
эксплуатирую, но отправился-таки на мороз, а я уселся у окна,
чтобы поглядеть от нечего делать на улицу, но на этот раз
ничего не вышло: снегопад прекратился еще ночью, небо
расчистилось, и с его крахмально-белого купола струился прямо в
глаза ярко-холодный свет. Я отошел от окна, потирая глаза, и
остановился посреди комнаты, неожиданно замечая, что меня
охватывает непонятное волнение, явно связанное с отправленным
письмом, и напрасно я себя уговаривал, что волноваться нечего и
незачем:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44