Причем сказала об этом с
бравадой: вот, дескать, какие у нас отношения! Представляете?
- Я не только представляю, но совершенно точно знаю, что уже полночь
и тебе, и мне пора спать, - все еще мягко, но уже настойчиво сказал
Ляшенко. - А еще я знаю и тоже абсолютно точно, что девицу в белых джинсах
зовут Лялей.
- Правильно! - подхватила Галина. - Так зовут ее дома.
- Ты уверена?
- Ну конечно! Ведь это уменьшительное от имени Лариса. Покойный
Матвей Петрович так и называл ее. Кстати, сержант Бессараб оказался прав:
ей двадцать лет...
Валентин уснул не сразу: беспокоили мысли, что наскакивали одна на
другую, толкаясь и путаясь, не желая увязываться, строиться в ряд. Дон...
Книга... Лариса - Ляля, которая в свое время - это надо же! - флиртовала с
Зимовцем. Любопытно, сколько лет было Толику Зимовцу, когда его искушала
эта демоническая Ляля в белых джинсах? Семнадцать. Что ж, вполне могло
быть! Но при чем здесь книга? И зачем Дон прихватил ее с собой в
ресторан?..
Ему приснились события и люди, весьма далекие от его служебных дел:
Регина и потрясающая Клара (кофе со сливками в обрамлении бриллиантов) -
актриса Бразильского теле-радио-кино и еще чего-то, которую Регина прямо
из студии притащила домой к Ляшенко как раз вовремя: Валентин с рюкзаком
за спиной и лыжами на плече стоял в дверях, а на улице его ждал газик
горнолыжной базы. Негодование Регины улеглось, едва потрясающая Клара
заявила, что тоже хочет в горы и непременно сейчас (время близилось к
полуночи), ее только смущает отсутствие таких ботинок, как у синьора
Валентина (декольтированное эстрадное платье и ажурные чулки она, видимо,
считала подходящим нарядом для такой прогулки). Конечно, это был чистейший
абсурд - газик был набит до отказа, но все вышло так, как пожелала Клара.
Мать одолжила ей фетровые бурки и спортивные шаровары, отец - свитер и
шерстяные носки, сосед - рыбацкий полушубок. Оставшиеся в доме теплые вещи
пошли на экипировку Регины. Перед стартом все хлебнули для обогрева из
корчажки, которую так это, на всякий случай, прихватил с собой Гаррик
Майсурадзе. В корчажке оказался коньяк и всю дорогу старенький газик
трясся от смеха: Регина воевала с рюкзаками, ведрами, лыжами, которые
дружно сваливались на нее при каждом повороте; Гаррик безуспешно пытался
выбраться из колодца, сооруженного предусмотрительным шофером из запасных
скатов; доктор Год восседал на бидоне с соляркой; Валентин на плечах
Саноцкого из Института общественных наук, а потрясающая Клара на коленях у
Павла. Она оглушала Павла попеременно то своим бархатным меццо-сопрано -
когда все пели о крокодиле Гене и еще о чем-то экзотическом, но не
страшном - то субтропическими поцелуями - очевидно, она не представляла,
как вести себя иначе на коленях у мужчины. И все было бы хорошо, когда бы
Регина при каждом удобном случае не шептала в самое ухо Валентина: "Я
сказала синьорине Кларе, что мой жених - адвокат. Надеюсь, ты не станешь
уличать меня во лжи?"
Он не стал ее уличать, но настроение у него испортилось даже во сне.
Как, впрочем, и тогда - полтора года назад - на горнолыжной базе...
Утром было все, как обычно: встал в половине седьмого, поупражнялся с
гантелями, эспандером. Пока принимал душ, брился, мысленно перебрал
незавершенные дела - на свежую голову думается лучше. Подивился себе: чего
вчера обрушился на Мандзюка, вмешался в дело, которое не стоило
разговоров, что о нем вели? Очевидно, поддался настроению Галочки Юрко. Ох
уж эта Галочка с ее вежливой настойчивостью и чрезмерными эмоциями! Вчера,
в шутку он сказал матери, что влюблен в Галочку. А может, это не шутка, и
он действительно влюблен в нее, но не явно - подсознательно? Бывает ли
такое? Придется проконсультироваться с психологами...
Насвистывая веселую мелодию, он уже направился завтракать, когда отец
позвал его к телефону. Звонил Мандзюк.
- Вчера допрашивал Волкову. Ну, эту Лену из Ровно, - забыв
поздороваться, сразу забубнил Алексей. - Она показала, что Зимовец, когда
соскакивал с мотоцикла, упал навзничь и ударился затылком о дорогу...
Понимаешь, какая петрушка теперь получается!
- Извини, Леша, я тороплюсь, - недовольно поморщился Валентин. - Да и
дело не стоит того, чтобы его докладывать поэтапно. Доложишь, когда
закончишь. Сам закончишь. Правда, вчера я кое-что уточнил, да и Галочка
немного поработала на тебя, но об этом в двух словах не скажешь. Заскочи
ко мне днем, я передам тебе наши сведения. У тебя все?
Мандзюк ответил не сразу: вначале откашлялся, словно у него запершило
в горле, и только затем сказал:
- Зимовец умер. Сегодня на рассвете.
Областная клиническая больница размещалась в продолговатом
трехэтажном здании на улице Коцюбинского. Вход и въезд были со двора.
Несмотря на ранний час - еще не было восьми - возле приемного отделения
стоял "рафик" скорой помощи, несколько поодаль разворачивалась вторая
машина с красными крестами на бортах.
В длинном без окон коридоре на свежепокрашенных стенах висели график
дежурств младшего медперсонала, стенгазета, расписание дней и часов
посещения больных. У двери приемного отделения прямо на полу стояли
носилки, на которых лежал человек с окровавленным лицом и стиснутой
плоскими шинами ногой. Одной рукой он прикрывал глаза, другой показывал на
бок:
- Вот здесь, под ребрами, больнее всего, - сдерживая рвущийся стон,
говорил он склонившемуся над ним врачу.
- Во вторую операционную, - распрямляясь, сказал врач топтавшимся
рядом санитарам. - У него, должно быть, внутреннее кровотечение. Пусть
сразу кладут на стол. Я буду оперировать. Быстрее! - А раненному бросил
сердито: - Долихачились, молодой человек!
Санитары схватили носилки, заспешили к лифту. Врач пошел следом.
Из приемного покоя выглянул второй врач - худощавый с русой вьющейся
бородкой, окликнул рослую санитарку:
- Мария, ради Бога, заберите отсюда эту кошмарную бабу! Она мешает
работать.
Санитарка решительно шагнула за дверь и тут же вывела в коридор
простоволосую женщину в домашнем халате.
- Ой, мамочка, что я наделала! - причитала женщина. - Он же весь
ошпаренный. Места живого нет. Не хотела я. Так вышло: кастрюлю с плиты
снимала, а он под руку подвернулся. Ой, мамочка, он же теперь меня совсем
бросит!
- Мужа кипятком окатила, - пояснил всезнающий Мандзюк. - Вот еще одно
дело придется заводить.
- Думаешь, она не случайно плеснула на него? - недоверчиво спросил
Ляшенко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
бравадой: вот, дескать, какие у нас отношения! Представляете?
- Я не только представляю, но совершенно точно знаю, что уже полночь
и тебе, и мне пора спать, - все еще мягко, но уже настойчиво сказал
Ляшенко. - А еще я знаю и тоже абсолютно точно, что девицу в белых джинсах
зовут Лялей.
- Правильно! - подхватила Галина. - Так зовут ее дома.
- Ты уверена?
- Ну конечно! Ведь это уменьшительное от имени Лариса. Покойный
Матвей Петрович так и называл ее. Кстати, сержант Бессараб оказался прав:
ей двадцать лет...
Валентин уснул не сразу: беспокоили мысли, что наскакивали одна на
другую, толкаясь и путаясь, не желая увязываться, строиться в ряд. Дон...
Книга... Лариса - Ляля, которая в свое время - это надо же! - флиртовала с
Зимовцем. Любопытно, сколько лет было Толику Зимовцу, когда его искушала
эта демоническая Ляля в белых джинсах? Семнадцать. Что ж, вполне могло
быть! Но при чем здесь книга? И зачем Дон прихватил ее с собой в
ресторан?..
Ему приснились события и люди, весьма далекие от его служебных дел:
Регина и потрясающая Клара (кофе со сливками в обрамлении бриллиантов) -
актриса Бразильского теле-радио-кино и еще чего-то, которую Регина прямо
из студии притащила домой к Ляшенко как раз вовремя: Валентин с рюкзаком
за спиной и лыжами на плече стоял в дверях, а на улице его ждал газик
горнолыжной базы. Негодование Регины улеглось, едва потрясающая Клара
заявила, что тоже хочет в горы и непременно сейчас (время близилось к
полуночи), ее только смущает отсутствие таких ботинок, как у синьора
Валентина (декольтированное эстрадное платье и ажурные чулки она, видимо,
считала подходящим нарядом для такой прогулки). Конечно, это был чистейший
абсурд - газик был набит до отказа, но все вышло так, как пожелала Клара.
Мать одолжила ей фетровые бурки и спортивные шаровары, отец - свитер и
шерстяные носки, сосед - рыбацкий полушубок. Оставшиеся в доме теплые вещи
пошли на экипировку Регины. Перед стартом все хлебнули для обогрева из
корчажки, которую так это, на всякий случай, прихватил с собой Гаррик
Майсурадзе. В корчажке оказался коньяк и всю дорогу старенький газик
трясся от смеха: Регина воевала с рюкзаками, ведрами, лыжами, которые
дружно сваливались на нее при каждом повороте; Гаррик безуспешно пытался
выбраться из колодца, сооруженного предусмотрительным шофером из запасных
скатов; доктор Год восседал на бидоне с соляркой; Валентин на плечах
Саноцкого из Института общественных наук, а потрясающая Клара на коленях у
Павла. Она оглушала Павла попеременно то своим бархатным меццо-сопрано -
когда все пели о крокодиле Гене и еще о чем-то экзотическом, но не
страшном - то субтропическими поцелуями - очевидно, она не представляла,
как вести себя иначе на коленях у мужчины. И все было бы хорошо, когда бы
Регина при каждом удобном случае не шептала в самое ухо Валентина: "Я
сказала синьорине Кларе, что мой жених - адвокат. Надеюсь, ты не станешь
уличать меня во лжи?"
Он не стал ее уличать, но настроение у него испортилось даже во сне.
Как, впрочем, и тогда - полтора года назад - на горнолыжной базе...
Утром было все, как обычно: встал в половине седьмого, поупражнялся с
гантелями, эспандером. Пока принимал душ, брился, мысленно перебрал
незавершенные дела - на свежую голову думается лучше. Подивился себе: чего
вчера обрушился на Мандзюка, вмешался в дело, которое не стоило
разговоров, что о нем вели? Очевидно, поддался настроению Галочки Юрко. Ох
уж эта Галочка с ее вежливой настойчивостью и чрезмерными эмоциями! Вчера,
в шутку он сказал матери, что влюблен в Галочку. А может, это не шутка, и
он действительно влюблен в нее, но не явно - подсознательно? Бывает ли
такое? Придется проконсультироваться с психологами...
Насвистывая веселую мелодию, он уже направился завтракать, когда отец
позвал его к телефону. Звонил Мандзюк.
- Вчера допрашивал Волкову. Ну, эту Лену из Ровно, - забыв
поздороваться, сразу забубнил Алексей. - Она показала, что Зимовец, когда
соскакивал с мотоцикла, упал навзничь и ударился затылком о дорогу...
Понимаешь, какая петрушка теперь получается!
- Извини, Леша, я тороплюсь, - недовольно поморщился Валентин. - Да и
дело не стоит того, чтобы его докладывать поэтапно. Доложишь, когда
закончишь. Сам закончишь. Правда, вчера я кое-что уточнил, да и Галочка
немного поработала на тебя, но об этом в двух словах не скажешь. Заскочи
ко мне днем, я передам тебе наши сведения. У тебя все?
Мандзюк ответил не сразу: вначале откашлялся, словно у него запершило
в горле, и только затем сказал:
- Зимовец умер. Сегодня на рассвете.
Областная клиническая больница размещалась в продолговатом
трехэтажном здании на улице Коцюбинского. Вход и въезд были со двора.
Несмотря на ранний час - еще не было восьми - возле приемного отделения
стоял "рафик" скорой помощи, несколько поодаль разворачивалась вторая
машина с красными крестами на бортах.
В длинном без окон коридоре на свежепокрашенных стенах висели график
дежурств младшего медперсонала, стенгазета, расписание дней и часов
посещения больных. У двери приемного отделения прямо на полу стояли
носилки, на которых лежал человек с окровавленным лицом и стиснутой
плоскими шинами ногой. Одной рукой он прикрывал глаза, другой показывал на
бок:
- Вот здесь, под ребрами, больнее всего, - сдерживая рвущийся стон,
говорил он склонившемуся над ним врачу.
- Во вторую операционную, - распрямляясь, сказал врач топтавшимся
рядом санитарам. - У него, должно быть, внутреннее кровотечение. Пусть
сразу кладут на стол. Я буду оперировать. Быстрее! - А раненному бросил
сердито: - Долихачились, молодой человек!
Санитары схватили носилки, заспешили к лифту. Врач пошел следом.
Из приемного покоя выглянул второй врач - худощавый с русой вьющейся
бородкой, окликнул рослую санитарку:
- Мария, ради Бога, заберите отсюда эту кошмарную бабу! Она мешает
работать.
Санитарка решительно шагнула за дверь и тут же вывела в коридор
простоволосую женщину в домашнем халате.
- Ой, мамочка, что я наделала! - причитала женщина. - Он же весь
ошпаренный. Места живого нет. Не хотела я. Так вышло: кастрюлю с плиты
снимала, а он под руку подвернулся. Ой, мамочка, он же теперь меня совсем
бросит!
- Мужа кипятком окатила, - пояснил всезнающий Мандзюк. - Вот еще одно
дело придется заводить.
- Думаешь, она не случайно плеснула на него? - недоверчиво спросил
Ляшенко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45