Элоф согнулся пополам в приступе леденящей, невероятной боли, тупо глядя на предмет, вторгшийся в его тело. Отрешенный, его разум воспарил свободно; он смотрел, как теплая кровь стекает по клинку, словно наблюдал за интересным представлением. Кровь пропитывала узоры, которые он когда-то выковал, связывая их, превращая в рукопись, которую он мог читать. Теперь он понял истинное значение символов, выгравированных на клинке.
Смутно, из-за грохота крови в ушах, он услышал торжествующий вопль на лестнице, крик радости, вырвавшийся из могучих легких Илс, и грохот падения тяжелого тела, скатившегося по ступеням. Рок тоже что-то кричал, но надо всем возвышался мстительный, яростный клич «Морван Морланхал! ».
Элоф снова содрогнулся в агонии, когда меч был вырван из его тела с жестоким поворотом, который, казалось, разорвал его надвое. Однако он громко рассмеялся и зажал рукой рану, чувствуя, как кровь стекает по латной рукавице.
– Оса потеряла жало! – выдохнул он и привалился спиной к стене. – Вор ограблен собственной рукой! Ты слышишь, Майлио, ты слышишь? Он сказал мне, что понадобится нечто большее, и теперь я знаю, что это такое! Ты владел мечом, поражающим разум, обращающим страхи человека против него самого! Но лезвие, режущее дух, тупится о другие вещи, и мечом для разума нельзя пользоваться как мечом для тела! Однако ты сделал это – и что теперь?
Мастер-кузнец направил меч на него, но Элоф лишь рассмеялся еще громче. Бледный человек повернулся, подбежал к лестнице, отпрянул и направил клинок в темный провал, лихорадочно бормоча какие-то слова. Но оттуда шаг за шагом, неотвратимая как судьба, поднималась ужасная фигура Керморвана. Воин потерял свой шлем и был ранен в щеку и в бедро, но кровь, покрывавшая его доспехи и руку с мечом от кончика лезвия до плеча, принадлежала не ему и сверкала не ярче, чем гнев в его взоре. Мастер-кузнец попятился, продолжая беспомощно указывать мечом, и Элоф почувствовал, как по его щекам текут слезы радости и боли.
– Где твои стражи, Майлио? Позови их, прикажи им убить твоих врагов! Почему они сбежали?
Тогда мастер-кузнец повернулся и с безумием отчаяния бросился на Элофа. Он высоко занес меч, который теперь был не более чем обычным мечом, в попытке совершить последнее, безнадежное отмщение. Но Элоф поднял собственный меч, и то же самое сделала могучая рука в его видении. Затем, наполовину упав вперед, он опустил клинок как молот, навстречу сотворенному им злу. С пронзительным криком черный меч столкнулся с серебряным, разрубил витую, покрытую рунами сталь, рассек деревянную маску Громовой Птицы, сине-стальную голову Смерти под ней, пробил череп и опустился ниже, ниже, ниже, развалив мастера-кузнеца почти пополам.
Пустая оболочка рухнула на пол, половинки узорного меча с лязгом упали сверху. Когда Керморван подошел ближе, они начали изгибаться и растягиваться, как раненое животное, бьющееся в предсмертных судорогах. Мало-помалу витки развернулись, распрямились и распались на отдельные извивающиеся волокна.
Снизу поднялась Илс. Девушка поддерживала Рока, тяжело раненного пикой в плечо и ногу. Взглянув на тело мастера-кузнеца, она презрительно фыркнула:
– Странно, что в этой твари осталась красная кровь!
Потом они заметили Элофа и побрели к нему, забыв о собственных ранах, но кузнец лишь отмахнулся, не желая делиться своей болью. Керморван наклонился, подхватил безжизненное тело мастера-кузнеца и вынес его на балкон. Он выглянул наружу и увидел, как внизу медленно и неохотно копошатся одетые в черное воины. Высокие вожди и шаманы в разрисованных балахонах яростно выкрикивали приказы, которые никто не спешил исполнять. Керморван громко рассмеялся и протрубил в рог, висевший у него на груди. Чистый, ясный звук пошел гулять над крышами, среди городских башен. Ему ответили другие рога, звучавшие многими голосами – золотыми и серебряными, медными и стальными. Вести уже распространились по городу, и многие, затаив дыхание, ждали этого момента. Тогда Керморван воздел руки, поднял над головой останки того, кто был их злейшим врагом, и струи крови как будто окрасили багрянцем нарождавшуюся зарю.
Со стены внизу донеслись вопли отчаяния, но из-за других стен торжественно зазвучали фанфары. На вершине высочайшей башни развернулось и затрепетало на ветру широкое знамя с изображением восходящего солнца и ворона, поднимающегося ему навстречу. Голос Керморвана прогремел над городом, над морем и эхом отдался под сводами цитадели:
– Морван Морланхал! Морван восстанет! Вперед, Брайхейн, рази врага! Узрите же, узрите! Они разбиты!
Он размахнулся и швырнул с балкона тело мастера-кузнеца, упавшее на разбитую стену внизу, прямо под ноги одержимым эквешским вождям, чья воля так долго была подвластна силе колдовского меча. Великий и несказанный страх обуял их тогда, ибо то, что они считали могущественным и непобедимым, внезапно обратилось в горстку праха у них на глазах. Они отпрянули в стороны вместе со своими воинами и шаманами, суеверно счищая брызги крови, запятнавшие их одежду, дабы не разделить злую участь, постигшую их повелителя.
– Катэл сдержал свое слово, – произнес Керморван. – А теперь, Элоф, мы должны доставить тебя…
Но там, где стоял Элоф, теперь лежал лишь черный меч в лужице ярко-алой крови. Цепочка кровавых следов тянулась к лестнице.
Элоф спотыкался, теряя рассудок от боли, выкашливая кровь, клокотавшую в горле. С улиц внизу доносился лязг оружия и воинственные крики: жители города, воспряв духом, высыпали наружу и бросились на осаждавших. В эквешском стане снова забили барабаны, но их стук звучал глухо и неуверенно. Все это достигало сознания Элофа как через плотную пелену серого тумана. Он пытался освободиться, но чувства все больше изменяли ему. Лишь лицо Кары ясно и отчетливо вставало перед ним, когда все остальное тускнело, затягиваясь призрачной дымкой. Он знал, что должен добраться до ее комнаты. Шатаясь от стены к стене, он едва не упал возле приоткрытой двери. Но внутри он увидел лишь пустую кровать и разбитые стрельчатые окна. Из последних сил Элоф побрел туда и выглянул наружу.
Эквешцы, потерявшие облик одержимых демонов и всякое подобие боевого строя, толпами разбегались по улицам, лишь недавно захваченным ими. Городские стражники преследовали их повсюду. Даже женщины и дети брали оружие павших врагов и поражали живых на бегу, без пощады убивая всех упавших или загнанных в угол. Те немногие, кто успел изготовиться к бою, были опрокинуты и растоптаны; стены щитов сминались, не успев образоваться. Потеряв направляющую волю, загнавшую их так далеко на юг, лишившись колдовства, разрушавшего стены перед ними и сгинувшего у них на глазах, эквешские вожди дрогнули и обратились в бегство.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113