Не ощущавшиеся и не осознававшиеся прежде
бесчисленные петельки на ругах-ногах-мозгах вдруг разом начали
зудеть и давить. Рванись посильнее - наверное, часть из
них лопнет, и где ты тогда окажешься? Ты станешь преступником,
ты предашь семью, работу, а может, и страну... Останься
неподвижен - но зачем эта жизнь в смирительной рубашке?
Поздно!
Всякому овощу - свое время. Не поддавайся оболваниванию с
детства. Тогда есть шанс не примкнуть к хватателям. Тогда тебя
не скрутит кокон чужих пут. Тогда не будет висеть над тобой
угроза катастрофы - угроза на склоне лет оказаться перед
выбором: либо душа и от нее ничего, кроме боли, потому что
действовать так, как она велит, ты не в силах, да и не велит она
ничего конкретного, она велит лишь: "кончай хватать!", а
как иначе-то жить?.. либо тьфу на свою душу, ходи слепой и
глухой, как раньше ходил, до самой могилы, и не вспоминай о
прекрасных и жутких мгновениях настоящей жизни...
Не поддавайся оболваниванию с детства. Легко сказать...
Вот "Графский сын". Тут комментарии, как говорится,
излишни. Перипетии реального мира скользят мимо сознания героя,
как декорации унылого, монотонного спектакля, где герой -
отнюдь не герой, где даже роли-то, хоть какой-нибудь, для него
не предусмотрено. Мир доставляет неудобства, но не доставляет
чувств. Главное - внутри, за семью печатями, туда и
самому-то не всегда удается попасть по желанию, только уж если
очень припечет: нырнул и скрылся, и лишь тихонько булькнула
поверхность, разделяющая суетный грязный мир внешнего бытия и
спокойные глубины... И что же припекло? Любовь? Тяга к знаниям?
Человеческие привязанности? Отнюдь, отнюдь, любовь подождет,
никуда не денется преданная горничная; теология и право проживут
в Кильском университете как-нибудь сами; в родном имении
внутреннего мира все идет наперекосяк так же, как в родной
коммуналке мира внешнего, и пусть идет... Паршивый паспорт с
паршивым профбилетом - вот вокруг чего "вертится
мир"! Чтобы подтвердить свое формальное право существовать в
мире внешнем приходится наконец вернуться к самому себе
внутреннему, в мир настоящий, разобраться и покопаться в нем как
следует - а там-то...
Оказывается, любовь не подождет. Оказывается, она, не
дождавшись, пойдет тебе навстречу, и вы разминетесь на пути. А
вместе с нею исчезнет все, чем ты можешь доказать, что
ты - это ты, что ты существуешь реально, а не снишься
какой-нибудь древней ветле над Собачьей речкой. И тогда приходит
расплата. Ты слишком давно не бывал собой - и твое
"я" захирело, перестало быть самодостаточным, и внешний
мир не только вторгается туда легко и беспрепятственно, но и
уводит тебя из тебя навсегда. Хорошо, что не в наручниках.
Вот "Бамбук" Владимира Бээкмана. Казалось бы, аллегория
проста: берегите природу, не то она отомстит. Но...
Но ведь человек - тоже природа. И окружающие нас
люди - часть окружающей нас среды. И когда людей
сдавливают и дрессируют до бесконечности, добра не жди. Меня
всерьез встревожило, что герой рассказа, вроде бы тщащийся
помочь другу избавиться от неожиданной напасти, в пару дней
выжившей друга из дому и продолжающей неудержимо захватывать
квартиру за квартирой, дом за домом, очень дотошно размышляет о
вещах отвлеченных - и ни разу за весь рассказ в голове у
него не промелькнуло: "Да как же не повезло старику
Маури..." И ни разу с языка его не сорвалось: "Старик,
ты ложись у меня, а завтра вместе мы..." Лишь в конце
равнодушная ремарка: "Маури ночует у меня... Он говорит,
что... не может оставаться в одиночестве". И снова -
биомасса, биоплазма... А догадаться самому, что не следовало бы
оставлять друга одного - нет, не хватило ума. Природная
загадка, пусть даже грозная - это интересно. Человек в
беде - это не интересно.
И потому мы все в беде. По-разному, конечно. Но в одной.
Ведь человек - далеко не всегда существо разумное. Только
наивные европейские философы постренессансных времен могли
сморозить, что все человеческие поступки диктуются стремлением к
выгоде. Выгоду-то еще понять нужно... А когда человека долго,
долго давят, прессуют, травят всеми возможными способами, от лжи
в газетах до нитратов в картошках, им овладевает
одно-единственное, уже совершенно инстинктивное желание:
освободиться! И, проломив наконец гнетущую крышку, в диком
приступе иррациональной ответной экспансии, велящей захватить
как можно больше, тогда труднее загнать обратно, он начинает
крушить мир направо и налево, не разбирая правых и виноватых, не
разбирая, что мешает, а что - нет... как выбивший
застарелую лавовую пробку вулкан, как любая вырвавшаяся из-под
спуда стихия. Как бешеный бамбук.
Вот "Украденный лебедь" Тоомаса Винта. Тоже, казалось
бы, все очевидно: очередное хрупкое "я" в четырех стенах
и грубое, прагматичное, тупо законопослушное внешнее,
разрушающее созданную для внутреннего употребления прекрасную
сказку.
Но все-таки лебедь для сказки был украден. И внешнее стало от
этого чуточку более серым и уродливым. То, что подходит для
сказки - сказкой и является, вне зависимости от того,
находится оно внутри или вне. Нельзя украсть сказку у всех и
присвоить ее только себе, это бесчеловечно, это напоминает Ирис:
мне нет дела до вас, лебедь нужен мне и только мне! Но откуда
такая уверенность, что ты единственная, у кого есть "я",
нуждающееся в красоте? Только от того, что на другие
"я" - плевать.
И потому я - на стороне Эльмера, при всей его
приплюснутости. Он ведь все понимает. Он, в меру своих
сил - тоже волшебник, которому абсолютная гарантия; в меру
сил он дарит сказки, пусть даже иногда это всего лишь надувная
лягушка. Дарить сказку можно. Красть ее нельзя. Потому что
дарить - это другим. А красть - это у других.
Вот "Пещера" Мари Саат. Меня как-то насторожил описанный
здесь ребенок, при всей его мечтательности и романтичности.
Мечта хороша тогда, когда ради нее не калечат живых
людей - иначе она превращается в манию. Скачки умиления и
холодности, нежности и насупленности у парнишки столь часты,
вызываются столь ничтожными поводами, что постепенно перестаешь
ценить его нежность и опасаться его холодности. Одно слово:
блажит. И слава богу, что через пещеру, кажется, он все-таки
вернулся домой. У пацана есть шанс стать человеком.
Мне не понравился "Покойник" Яана Круусвалла. Вернее, я
его просто не понял. Я читал немало подобных вещей, иногда
значительно больших по объему, и никогда их не понимал, тут
какая-то фатальная стенка. Мне кажется, в миниатюре нет ничего,
кроме профессионального пера и выдуманной невероятной ситуации,
которая тождественна самой себе и ничего не значит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
бесчисленные петельки на ругах-ногах-мозгах вдруг разом начали
зудеть и давить. Рванись посильнее - наверное, часть из
них лопнет, и где ты тогда окажешься? Ты станешь преступником,
ты предашь семью, работу, а может, и страну... Останься
неподвижен - но зачем эта жизнь в смирительной рубашке?
Поздно!
Всякому овощу - свое время. Не поддавайся оболваниванию с
детства. Тогда есть шанс не примкнуть к хватателям. Тогда тебя
не скрутит кокон чужих пут. Тогда не будет висеть над тобой
угроза катастрофы - угроза на склоне лет оказаться перед
выбором: либо душа и от нее ничего, кроме боли, потому что
действовать так, как она велит, ты не в силах, да и не велит она
ничего конкретного, она велит лишь: "кончай хватать!", а
как иначе-то жить?.. либо тьфу на свою душу, ходи слепой и
глухой, как раньше ходил, до самой могилы, и не вспоминай о
прекрасных и жутких мгновениях настоящей жизни...
Не поддавайся оболваниванию с детства. Легко сказать...
Вот "Графский сын". Тут комментарии, как говорится,
излишни. Перипетии реального мира скользят мимо сознания героя,
как декорации унылого, монотонного спектакля, где герой -
отнюдь не герой, где даже роли-то, хоть какой-нибудь, для него
не предусмотрено. Мир доставляет неудобства, но не доставляет
чувств. Главное - внутри, за семью печатями, туда и
самому-то не всегда удается попасть по желанию, только уж если
очень припечет: нырнул и скрылся, и лишь тихонько булькнула
поверхность, разделяющая суетный грязный мир внешнего бытия и
спокойные глубины... И что же припекло? Любовь? Тяга к знаниям?
Человеческие привязанности? Отнюдь, отнюдь, любовь подождет,
никуда не денется преданная горничная; теология и право проживут
в Кильском университете как-нибудь сами; в родном имении
внутреннего мира все идет наперекосяк так же, как в родной
коммуналке мира внешнего, и пусть идет... Паршивый паспорт с
паршивым профбилетом - вот вокруг чего "вертится
мир"! Чтобы подтвердить свое формальное право существовать в
мире внешнем приходится наконец вернуться к самому себе
внутреннему, в мир настоящий, разобраться и покопаться в нем как
следует - а там-то...
Оказывается, любовь не подождет. Оказывается, она, не
дождавшись, пойдет тебе навстречу, и вы разминетесь на пути. А
вместе с нею исчезнет все, чем ты можешь доказать, что
ты - это ты, что ты существуешь реально, а не снишься
какой-нибудь древней ветле над Собачьей речкой. И тогда приходит
расплата. Ты слишком давно не бывал собой - и твое
"я" захирело, перестало быть самодостаточным, и внешний
мир не только вторгается туда легко и беспрепятственно, но и
уводит тебя из тебя навсегда. Хорошо, что не в наручниках.
Вот "Бамбук" Владимира Бээкмана. Казалось бы, аллегория
проста: берегите природу, не то она отомстит. Но...
Но ведь человек - тоже природа. И окружающие нас
люди - часть окружающей нас среды. И когда людей
сдавливают и дрессируют до бесконечности, добра не жди. Меня
всерьез встревожило, что герой рассказа, вроде бы тщащийся
помочь другу избавиться от неожиданной напасти, в пару дней
выжившей друга из дому и продолжающей неудержимо захватывать
квартиру за квартирой, дом за домом, очень дотошно размышляет о
вещах отвлеченных - и ни разу за весь рассказ в голове у
него не промелькнуло: "Да как же не повезло старику
Маури..." И ни разу с языка его не сорвалось: "Старик,
ты ложись у меня, а завтра вместе мы..." Лишь в конце
равнодушная ремарка: "Маури ночует у меня... Он говорит,
что... не может оставаться в одиночестве". И снова -
биомасса, биоплазма... А догадаться самому, что не следовало бы
оставлять друга одного - нет, не хватило ума. Природная
загадка, пусть даже грозная - это интересно. Человек в
беде - это не интересно.
И потому мы все в беде. По-разному, конечно. Но в одной.
Ведь человек - далеко не всегда существо разумное. Только
наивные европейские философы постренессансных времен могли
сморозить, что все человеческие поступки диктуются стремлением к
выгоде. Выгоду-то еще понять нужно... А когда человека долго,
долго давят, прессуют, травят всеми возможными способами, от лжи
в газетах до нитратов в картошках, им овладевает
одно-единственное, уже совершенно инстинктивное желание:
освободиться! И, проломив наконец гнетущую крышку, в диком
приступе иррациональной ответной экспансии, велящей захватить
как можно больше, тогда труднее загнать обратно, он начинает
крушить мир направо и налево, не разбирая правых и виноватых, не
разбирая, что мешает, а что - нет... как выбивший
застарелую лавовую пробку вулкан, как любая вырвавшаяся из-под
спуда стихия. Как бешеный бамбук.
Вот "Украденный лебедь" Тоомаса Винта. Тоже, казалось
бы, все очевидно: очередное хрупкое "я" в четырех стенах
и грубое, прагматичное, тупо законопослушное внешнее,
разрушающее созданную для внутреннего употребления прекрасную
сказку.
Но все-таки лебедь для сказки был украден. И внешнее стало от
этого чуточку более серым и уродливым. То, что подходит для
сказки - сказкой и является, вне зависимости от того,
находится оно внутри или вне. Нельзя украсть сказку у всех и
присвоить ее только себе, это бесчеловечно, это напоминает Ирис:
мне нет дела до вас, лебедь нужен мне и только мне! Но откуда
такая уверенность, что ты единственная, у кого есть "я",
нуждающееся в красоте? Только от того, что на другие
"я" - плевать.
И потому я - на стороне Эльмера, при всей его
приплюснутости. Он ведь все понимает. Он, в меру своих
сил - тоже волшебник, которому абсолютная гарантия; в меру
сил он дарит сказки, пусть даже иногда это всего лишь надувная
лягушка. Дарить сказку можно. Красть ее нельзя. Потому что
дарить - это другим. А красть - это у других.
Вот "Пещера" Мари Саат. Меня как-то насторожил описанный
здесь ребенок, при всей его мечтательности и романтичности.
Мечта хороша тогда, когда ради нее не калечат живых
людей - иначе она превращается в манию. Скачки умиления и
холодности, нежности и насупленности у парнишки столь часты,
вызываются столь ничтожными поводами, что постепенно перестаешь
ценить его нежность и опасаться его холодности. Одно слово:
блажит. И слава богу, что через пещеру, кажется, он все-таки
вернулся домой. У пацана есть шанс стать человеком.
Мне не понравился "Покойник" Яана Круусвалла. Вернее, я
его просто не понял. Я читал немало подобных вещей, иногда
значительно больших по объему, и никогда их не понимал, тут
какая-то фатальная стенка. Мне кажется, в миниатюре нет ничего,
кроме профессионального пера и выдуманной невероятной ситуации,
которая тождественна самой себе и ничего не значит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46