Звезды казались особенно яркими,
какими-то угловатыми. Хорошо, когда в такую ночь идет снег, но он знал,
что в эту ночь снега не будет. Он продолжал задумчиво переключать ручки на
пульте перед собою.
Общественность взбудоражена. Общественность! Стоит прожужжать
вертолету над головой - и миллионы людей бросаются к телефонам, чтобы
сообщить в полицию о летающей тарелке. Сегодня вечером небольшой спектакль
в небесах принес дополнительные барыши телевизионным станциям горных
штатов. Заполнили все каналы этим вечером. Можно подумать, что все
задумано телекомпаниями.
Единственное, что по-настоящему беспокоило Фолкнера, - это рост числа
сообщений о летающих тарелках и таинственная взаимосвязь между этим числом
и обстановкой в мире. Первые наблюдения были отмечены сразу же после
второй мировой войны, когда возникло ядерное соперничество между США и
СССР, затем, в период президентства Эйзенхауэра, наступило затишье. В 1960
году опять произошел новый скачок. После убийства Кеннеди тарелки
наблюдали повсеместно, и с 1966 года частота наблюдений стала неуклонно
расти с тенденцией всплеска в те периоды, когда разногласия с Китаем
грозили вылиться в открытый конфликт. Эта тенденция не вписывалась в
версию о метеорных дождях, если только не отнести рассказы о тарелках на
счет тревоги, охватившей людей. Возможно, 99% всех наблюдений были вызваны
предельным нервным напряжением.
Однако загвоздка заключалась в том, что изменилось качество
наблюдателей. Когда вместо страдающих от климакса матрон и худосочных
деревенских жителей с больной щитовидкой в роли очевидцев стали выступать
президенты банков, полисмены, сенаторы и профессоры-физики, спор перешел в
новую стадию: его перестали считать развлечением чокнутых. Фолкнер
вынужден был это признать. Поворотным стал 1975 год: количество наблюдений
и количество респектабельных наблюдателей в этот год резко возросло.
Фолкнер не мог обращать внимания на бредни лунатиков, на расхожие
глупости. Но он не мог игнорировать тех, чьим словам привык доверять.
И все же эта работа вошла в его суть, как заноза. Он не мог позволить
себе поверить в то, что так называемые тарелки что-то иное, нежели
природное явление. Окажись они на самом деле кораблями из космоса, его
работа стала бы по-настоящему важной и ему пришлось бы отказаться от
удовольствия бередить рану в душе. Тому Фолкнеру нужна была эта боль, она
пришпоривала его. Поэтому он враждебно встречал любые доводы в пользу
того, что его работа обеспечивает безопасность страны.
Он переключился на сигналы, подаваемые металлоискателями.
Ничего. Да и откуда взяться этим сигналам?
Он вызвал Бронштейна, который сейчас был в восьмидесяти милях южнее
его, в окрестностях Акома-Пуэбло.
- Что нового, капитан? Что сообщают?
- Ничего, - отозвался Бронштейн. - Хотя в Акоме видели светлую полосу
на небе. Это же зафиксировали и в Лагуне. Вождь племени говорит, что очень
многие его люди перепуганы.
- Скажи им, что нечего беспокоиться.
- Я так и сделал. Не помогает. В них будто бес вселился, Том!
- Пусть пляшут, чтобы изгнать бесов.
- Том!
- О'кей, извините, сэр! - Фолкнер сделал саркастическое ударение на
последнем слове. Затем, зевая, добавил: - Ты знаешь, в Белом Доме тоже
завелись бесы. Бедняга Уэйерленд последний час сидит как на иголках. Ему
нужны результаты, не то...
- Я знаю. Он связывался со мной.
Фолкнер нахмурился. Какого черта Уэйерленд действует через его
голову! Есть же все-таки субординация. Он переключился на другой канал.
Вездеход торопился на запад. На крыше вращалась чувствительная антенна.
Она засекла бы даже незначительное количество металла. Термодетекторы
охотились за инфракрасным излучением. От них не ускользнет ни одно живое
тело размером больше сумчатой крысы. Каждые тридцать секунд поисковая
установка испускала лазерный луч, он отражался от сферы в восьмидесяти
милях и возвращался, но не приносил ничего нового.
Фолкнер продолжал нажимать кнопки, щелкать тумблерами, поворачивать
рукоятки. Он испытывал сдержанное удовлетворение от игры своих рук над
сложным пультом управления, упивался мощью электронной машинерии, хотя был
твердо убежден в тщетности поисков. Пару месяцев тому назад до него
наконец-то дошло, почему ему так нравится возиться с оборудованием. Он
играл роль астронавта.
Сейчас он сидел, сгорбившись, в теплой кабине вездехода, почти как в
космической капсуле на орбите. За тем только исключением, что его ягодицы
отмечали каждый ухаб. Но перед ним был полный набор ярких световых
индикаторов и крохотных экранов, - мечта каждого мальчишки, бредящего
космосом, - и он мог извлекать из датчиков не меньше информации, чем
астронавт. Правда, все эти параллели заставляли вспомнить о тщетности
поисков и крушении своей карьеры. И тем не менее он продолжал наугад
нажимать кнопки.
Фолкнер снова связался с Топикой. Перекинулся несколькими фразами с
экипажами двух вездеходов, следовавших на север. Один из них только что
прошел Таос, другой прочесывал местность вблизи испанских поселков по ту
сторону национального парка Санта-Фе. Затем полковник переговорил с теми,
кто обследовал пустыню между Сокорро и Ислета-Пуэбло. Обменялся краткими
замечаниями с Бронштейном, который через пустынную, всеми заброшенную
местность к югу от Акома-Пуэбло двигался к резервации Суни. Под
наблюдением оказалась вся территория, над которой пролетел злополучный
метеор, но пока что не попадалось ничего стоящего внимания.
Каждый час Фолкнер включал радио и телемониторы и прослушивал выпуски
новостей. По-видимому, очень многие в эту ночь издали вопль "летающая
тарелка!" Потому что дикторы лезли из кожи вон, пытаясь убедить всех в
том, что это всего лишь метеор. Ловя станцию за станцией, Фолкнер слышал
одни и те же пустые заверения. Все цитировали Келли из Лос-Аламоса. Кто
этот Келли? Астроном? Нет, просто один из членов "технического персонала".
Может быть, привратник. Но средства массовой информации использовали факт
его причастности к Лос-Аламосу как фетиш для взволнованных слушателей.
А теперь они призывали на подмогу некоего Альвареса из обсерватории
"Маунт-Паломар", а также мистера Мацуоку, которого отрекомендовали
известным японским астрономом. Ничто в выступлениях авторитетов не
указывало на то, что они видели огненный шар. И все же оба ученых мужа со
знанием дела говорили о метеорах, красочно описывая разницу между ними и
метеоритами, чтобы похоронить беспокойство под грудами словесной шелухи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
какими-то угловатыми. Хорошо, когда в такую ночь идет снег, но он знал,
что в эту ночь снега не будет. Он продолжал задумчиво переключать ручки на
пульте перед собою.
Общественность взбудоражена. Общественность! Стоит прожужжать
вертолету над головой - и миллионы людей бросаются к телефонам, чтобы
сообщить в полицию о летающей тарелке. Сегодня вечером небольшой спектакль
в небесах принес дополнительные барыши телевизионным станциям горных
штатов. Заполнили все каналы этим вечером. Можно подумать, что все
задумано телекомпаниями.
Единственное, что по-настоящему беспокоило Фолкнера, - это рост числа
сообщений о летающих тарелках и таинственная взаимосвязь между этим числом
и обстановкой в мире. Первые наблюдения были отмечены сразу же после
второй мировой войны, когда возникло ядерное соперничество между США и
СССР, затем, в период президентства Эйзенхауэра, наступило затишье. В 1960
году опять произошел новый скачок. После убийства Кеннеди тарелки
наблюдали повсеместно, и с 1966 года частота наблюдений стала неуклонно
расти с тенденцией всплеска в те периоды, когда разногласия с Китаем
грозили вылиться в открытый конфликт. Эта тенденция не вписывалась в
версию о метеорных дождях, если только не отнести рассказы о тарелках на
счет тревоги, охватившей людей. Возможно, 99% всех наблюдений были вызваны
предельным нервным напряжением.
Однако загвоздка заключалась в том, что изменилось качество
наблюдателей. Когда вместо страдающих от климакса матрон и худосочных
деревенских жителей с больной щитовидкой в роли очевидцев стали выступать
президенты банков, полисмены, сенаторы и профессоры-физики, спор перешел в
новую стадию: его перестали считать развлечением чокнутых. Фолкнер
вынужден был это признать. Поворотным стал 1975 год: количество наблюдений
и количество респектабельных наблюдателей в этот год резко возросло.
Фолкнер не мог обращать внимания на бредни лунатиков, на расхожие
глупости. Но он не мог игнорировать тех, чьим словам привык доверять.
И все же эта работа вошла в его суть, как заноза. Он не мог позволить
себе поверить в то, что так называемые тарелки что-то иное, нежели
природное явление. Окажись они на самом деле кораблями из космоса, его
работа стала бы по-настоящему важной и ему пришлось бы отказаться от
удовольствия бередить рану в душе. Тому Фолкнеру нужна была эта боль, она
пришпоривала его. Поэтому он враждебно встречал любые доводы в пользу
того, что его работа обеспечивает безопасность страны.
Он переключился на сигналы, подаваемые металлоискателями.
Ничего. Да и откуда взяться этим сигналам?
Он вызвал Бронштейна, который сейчас был в восьмидесяти милях южнее
его, в окрестностях Акома-Пуэбло.
- Что нового, капитан? Что сообщают?
- Ничего, - отозвался Бронштейн. - Хотя в Акоме видели светлую полосу
на небе. Это же зафиксировали и в Лагуне. Вождь племени говорит, что очень
многие его люди перепуганы.
- Скажи им, что нечего беспокоиться.
- Я так и сделал. Не помогает. В них будто бес вселился, Том!
- Пусть пляшут, чтобы изгнать бесов.
- Том!
- О'кей, извините, сэр! - Фолкнер сделал саркастическое ударение на
последнем слове. Затем, зевая, добавил: - Ты знаешь, в Белом Доме тоже
завелись бесы. Бедняга Уэйерленд последний час сидит как на иголках. Ему
нужны результаты, не то...
- Я знаю. Он связывался со мной.
Фолкнер нахмурился. Какого черта Уэйерленд действует через его
голову! Есть же все-таки субординация. Он переключился на другой канал.
Вездеход торопился на запад. На крыше вращалась чувствительная антенна.
Она засекла бы даже незначительное количество металла. Термодетекторы
охотились за инфракрасным излучением. От них не ускользнет ни одно живое
тело размером больше сумчатой крысы. Каждые тридцать секунд поисковая
установка испускала лазерный луч, он отражался от сферы в восьмидесяти
милях и возвращался, но не приносил ничего нового.
Фолкнер продолжал нажимать кнопки, щелкать тумблерами, поворачивать
рукоятки. Он испытывал сдержанное удовлетворение от игры своих рук над
сложным пультом управления, упивался мощью электронной машинерии, хотя был
твердо убежден в тщетности поисков. Пару месяцев тому назад до него
наконец-то дошло, почему ему так нравится возиться с оборудованием. Он
играл роль астронавта.
Сейчас он сидел, сгорбившись, в теплой кабине вездехода, почти как в
космической капсуле на орбите. За тем только исключением, что его ягодицы
отмечали каждый ухаб. Но перед ним был полный набор ярких световых
индикаторов и крохотных экранов, - мечта каждого мальчишки, бредящего
космосом, - и он мог извлекать из датчиков не меньше информации, чем
астронавт. Правда, все эти параллели заставляли вспомнить о тщетности
поисков и крушении своей карьеры. И тем не менее он продолжал наугад
нажимать кнопки.
Фолкнер снова связался с Топикой. Перекинулся несколькими фразами с
экипажами двух вездеходов, следовавших на север. Один из них только что
прошел Таос, другой прочесывал местность вблизи испанских поселков по ту
сторону национального парка Санта-Фе. Затем полковник переговорил с теми,
кто обследовал пустыню между Сокорро и Ислета-Пуэбло. Обменялся краткими
замечаниями с Бронштейном, который через пустынную, всеми заброшенную
местность к югу от Акома-Пуэбло двигался к резервации Суни. Под
наблюдением оказалась вся территория, над которой пролетел злополучный
метеор, но пока что не попадалось ничего стоящего внимания.
Каждый час Фолкнер включал радио и телемониторы и прослушивал выпуски
новостей. По-видимому, очень многие в эту ночь издали вопль "летающая
тарелка!" Потому что дикторы лезли из кожи вон, пытаясь убедить всех в
том, что это всего лишь метеор. Ловя станцию за станцией, Фолкнер слышал
одни и те же пустые заверения. Все цитировали Келли из Лос-Аламоса. Кто
этот Келли? Астроном? Нет, просто один из членов "технического персонала".
Может быть, привратник. Но средства массовой информации использовали факт
его причастности к Лос-Аламосу как фетиш для взволнованных слушателей.
А теперь они призывали на подмогу некоего Альвареса из обсерватории
"Маунт-Паломар", а также мистера Мацуоку, которого отрекомендовали
известным японским астрономом. Ничто в выступлениях авторитетов не
указывало на то, что они видели огненный шар. И все же оба ученых мужа со
знанием дела говорили о метеорах, красочно описывая разницу между ними и
метеоритами, чтобы похоронить беспокойство под грудами словесной шелухи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41