Увы, чем ближе подходил он к величественному
сооружению, тем все очевиднее становилась его дряхлость и
запущенность. Прокладывая себе путь сквозь заросли ежевики,
заполонившей все вокруг замка, Ромуальд в нескольких местах
порвал брюки. Ему пришлось перебираться через поваленные
молнией деревья, длиннющие стволы которых, обгорелые и с
ободранной корой, лежали на толстой подстилке из густого
кустарника. Наконец, он вышел на более или менее приличную
дорожку с колеей, заполненной стоячей водой. Он узнал дорогу на
Грет, которая вела от замка к шоссе и шла мимо болота до самой
лесопилки Пинотонов -- еще одна семейка проходимцев6 --
построенной на холме Лерб-о-Мит прямо при выезде на шоссе
Шабозон-Лез-Эглет.
Болото было совсем рядом. Ромуальд почувствовал его цепкий
запах прежде, чем заметил отливающую всеми цветами радуги
водную гладь с плавающими на ней водяными лилиями. Каждый вечер
лягушки устраивали здесь концерт в зарослях аврана, навевая
ранний сон на жителей деревни. Ромуальд направился к старому
подгнившему подъемному мосту, перекинутому через ров,
превращенный в кладбище сломанных велосипедов, разделанных под
орех автомобилей и просто в общественную помоцку. Пока он,
осторожно ступая, переходил мост, изъеденный жучками, то
спугнул несколько завтракавших на дне рва крыс, которые удрали
через слуховые окна в замок. С десяток мальчишек и трое или
четверо взрослых, среди которых был и жандарм, держась поодаль,
наблюдали за Ромуальдом. Преисполненные любопытства и
неосознанного почтения, они застыли неподвижно на дороге.
Ромуальд вступил на широкий двор, поросший высокой травой и
чахлыми кустиками кизила, ягоды с которых обклевывали дрозды,--
бывший парадный двор Фальгонкуля. Справа за конюшнями высилась
маленькая часовня, витражи которой давным-давно прибрал к рукам
некий набожный и предусмотрительный коллекционер. Посмотрев
налево, фотограф замер,-- бывший павильон, в котором
размещалась охрана замка, ныне ветхая лачуга, по-прежнему стоял
на свое месте -- заколоченный со всех сторон, безмолвный, как
могила. Именно здесь, в этих стенах, покрытых плесенью, прожил
он с бабушкой с двадцать девятого по сороковой год --
одиннадцать лет душевных страданий.
Ромуальд очнулся от задумчивости и тут только заметил
стадо овец и коз, которое паслось во дворе и объедало траву,
его траву. Белокурая девушка сидела на траве и вязала свитер.
Высоко задравшиеся юбки обнажали ее белые, мясистые, здоровые,
просто великолепные ляжки. Молодая особа оторвалась от вязания
и с удивлением остановила взор своих голубых глаз на Ромуальде.
Фотограф сразу же приметил во взгляде пастушки особый чарующий
блеск. Он почувствовал, как сильно дрогнуло его сердце -- и
слегка шевельнулось под ширинкой,-- как только он понял, что
девушка хорошо на удивление, очаровательно прекрасна той
диковатой красотой, которая присуща нашим деревенским девушкам.
"Надо же, уж не Ромуальд ли Мюзарден явился? -- подумала
пастушка Ирен.-- Чутье мне правильно подсказало пригнать стадо
сюда и подождать..."
Она встала, заботливо показав свой зад -- своенравный,
игривый, располагающий к себе и в меру упитанный -- горожанину,
смешавшемуся среди трав -- щеки порозовели, смущенный взгляд.
Она положила вязание на землю, шуганула трех коз и, улыбаясь
как звезда телеэкрана -- еще в совсем юные годы она умудрилась
перенять улыбку у обольстительных парижских красавиц --
направилась, покачивая бедрами, к Мюзардену.
-- Что вам угодно, мсье? -- спросила пастушка.
-- Я, гм,-- замялся сразу поглупевший Ромуальд, вдыхая
здоровый запах полей, какого не купишь в Париже, исходивший от
божественного создания.-- Я, гм, да. Я Рому..., Роро...,
Рому...
-- Ромуальд Мюзарден, держу пари? -- улыбнулась Ирен,
показав свои прекрасные зубы.
-- Да, это в самом деле я.
А Париже ему никогда не доводилось видеть ничего более
возбуждающего, а главное, более здорового и аппетитного,
абсолютно ничего поддельного не было в этой редкостной,
потрясающей девице, крупной и хорошо сложенной, от которой
пахло полевыми травами после дождя и свежим конским навозом еще
в пятнадцати с гаком шагах, и которая плевать хотела на все
институты красоты; настоящая крестьянка из тех, каких больше
почти совсем не встретишь, а если и встретишь, то в редких,
затерянных уголках Франции, в стороне от оживленных
магистралей, вдали от больших дорог.
Ирен провела рукой по своим длинным белокурым волосам,
пряди которых падали ей на плечи словно колосья хлеба под
ласковым ветерком. Ни грамма косметики не было на ее прекрасном
лице, словом, она была из числа тех обитательниц полей и лесов,
которые надевают нижнее белье только с наступлением январских
морозов.
-- Я приехал, гм, взглянуть на замок своих предков,--
улыбнулся Ромуальд.
Он произнес "прэ-эдкоф", красиво поведя подбородком, к
нему понемногу возвращалась уверенность в себе. Он оценивающе,
но не нагло оглядел плутовку:
-- А что... а вы кто же будете?
Он показал рукой на овец и коз, которые перестали жевать и
уставились на него.
-- Эти очаровательные животные ваши?
-- Да. Я пасу стадо нашего мэра, Габриэля Фроссинета. Меня
зовут Ирен. Ирен де Везуль (она произнесла Взуль, как написано
ниже). Де Взуль. Такая вот у меня фамилия, а все потому, что я
сирота, и нашли меня вот уже как двадцать один год на вокзале в
Везуле. Меня отдали под опеку мсье Фроссинету, вот я и пасу его
стадо...
Фроссинет... Фроссинет. Ромуальд порылся у себя в памяти.
Ах, да, еще одна сволочная семейка, богатые фермеры, у них
денег куры не клюют, не амбары, а целые склады всякого добра,
богатеи, а ему завидовали, хотя и был он нищим, мечтали о такой
же частичке "де" перед фамилией, о голубой крови; люди, которым
их собственные свиньи могли бы дать урок чистоплотности:
уважаемые люди, перед которыми снимали шляпу на всех собраниях
фермеров в районе, но которые по-прежнему устраивали уборные в
глубине сада и со шведским презрением относились к тем немногом
ненормальным и округе, кто обзаводился ванными м туалетами у
себя в доме.
-- Хотите, я пойду вместе о вами осмотреть замок? --
любезно предложила девушка.-- А то там все полы в дырах.
Сплошные ловушки. Там опсоно. Того и гляди свалишься
куда-нибудь.
-- С удовольствием, мне...
Она повела рукой словно хотела взять его за руку. Он стоял
вплотную к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
сооружению, тем все очевиднее становилась его дряхлость и
запущенность. Прокладывая себе путь сквозь заросли ежевики,
заполонившей все вокруг замка, Ромуальд в нескольких местах
порвал брюки. Ему пришлось перебираться через поваленные
молнией деревья, длиннющие стволы которых, обгорелые и с
ободранной корой, лежали на толстой подстилке из густого
кустарника. Наконец, он вышел на более или менее приличную
дорожку с колеей, заполненной стоячей водой. Он узнал дорогу на
Грет, которая вела от замка к шоссе и шла мимо болота до самой
лесопилки Пинотонов -- еще одна семейка проходимцев6 --
построенной на холме Лерб-о-Мит прямо при выезде на шоссе
Шабозон-Лез-Эглет.
Болото было совсем рядом. Ромуальд почувствовал его цепкий
запах прежде, чем заметил отливающую всеми цветами радуги
водную гладь с плавающими на ней водяными лилиями. Каждый вечер
лягушки устраивали здесь концерт в зарослях аврана, навевая
ранний сон на жителей деревни. Ромуальд направился к старому
подгнившему подъемному мосту, перекинутому через ров,
превращенный в кладбище сломанных велосипедов, разделанных под
орех автомобилей и просто в общественную помоцку. Пока он,
осторожно ступая, переходил мост, изъеденный жучками, то
спугнул несколько завтракавших на дне рва крыс, которые удрали
через слуховые окна в замок. С десяток мальчишек и трое или
четверо взрослых, среди которых был и жандарм, держась поодаль,
наблюдали за Ромуальдом. Преисполненные любопытства и
неосознанного почтения, они застыли неподвижно на дороге.
Ромуальд вступил на широкий двор, поросший высокой травой и
чахлыми кустиками кизила, ягоды с которых обклевывали дрозды,--
бывший парадный двор Фальгонкуля. Справа за конюшнями высилась
маленькая часовня, витражи которой давным-давно прибрал к рукам
некий набожный и предусмотрительный коллекционер. Посмотрев
налево, фотограф замер,-- бывший павильон, в котором
размещалась охрана замка, ныне ветхая лачуга, по-прежнему стоял
на свое месте -- заколоченный со всех сторон, безмолвный, как
могила. Именно здесь, в этих стенах, покрытых плесенью, прожил
он с бабушкой с двадцать девятого по сороковой год --
одиннадцать лет душевных страданий.
Ромуальд очнулся от задумчивости и тут только заметил
стадо овец и коз, которое паслось во дворе и объедало траву,
его траву. Белокурая девушка сидела на траве и вязала свитер.
Высоко задравшиеся юбки обнажали ее белые, мясистые, здоровые,
просто великолепные ляжки. Молодая особа оторвалась от вязания
и с удивлением остановила взор своих голубых глаз на Ромуальде.
Фотограф сразу же приметил во взгляде пастушки особый чарующий
блеск. Он почувствовал, как сильно дрогнуло его сердце -- и
слегка шевельнулось под ширинкой,-- как только он понял, что
девушка хорошо на удивление, очаровательно прекрасна той
диковатой красотой, которая присуща нашим деревенским девушкам.
"Надо же, уж не Ромуальд ли Мюзарден явился? -- подумала
пастушка Ирен.-- Чутье мне правильно подсказало пригнать стадо
сюда и подождать..."
Она встала, заботливо показав свой зад -- своенравный,
игривый, располагающий к себе и в меру упитанный -- горожанину,
смешавшемуся среди трав -- щеки порозовели, смущенный взгляд.
Она положила вязание на землю, шуганула трех коз и, улыбаясь
как звезда телеэкрана -- еще в совсем юные годы она умудрилась
перенять улыбку у обольстительных парижских красавиц --
направилась, покачивая бедрами, к Мюзардену.
-- Что вам угодно, мсье? -- спросила пастушка.
-- Я, гм,-- замялся сразу поглупевший Ромуальд, вдыхая
здоровый запах полей, какого не купишь в Париже, исходивший от
божественного создания.-- Я, гм, да. Я Рому..., Роро...,
Рому...
-- Ромуальд Мюзарден, держу пари? -- улыбнулась Ирен,
показав свои прекрасные зубы.
-- Да, это в самом деле я.
А Париже ему никогда не доводилось видеть ничего более
возбуждающего, а главное, более здорового и аппетитного,
абсолютно ничего поддельного не было в этой редкостной,
потрясающей девице, крупной и хорошо сложенной, от которой
пахло полевыми травами после дождя и свежим конским навозом еще
в пятнадцати с гаком шагах, и которая плевать хотела на все
институты красоты; настоящая крестьянка из тех, каких больше
почти совсем не встретишь, а если и встретишь, то в редких,
затерянных уголках Франции, в стороне от оживленных
магистралей, вдали от больших дорог.
Ирен провела рукой по своим длинным белокурым волосам,
пряди которых падали ей на плечи словно колосья хлеба под
ласковым ветерком. Ни грамма косметики не было на ее прекрасном
лице, словом, она была из числа тех обитательниц полей и лесов,
которые надевают нижнее белье только с наступлением январских
морозов.
-- Я приехал, гм, взглянуть на замок своих предков,--
улыбнулся Ромуальд.
Он произнес "прэ-эдкоф", красиво поведя подбородком, к
нему понемногу возвращалась уверенность в себе. Он оценивающе,
но не нагло оглядел плутовку:
-- А что... а вы кто же будете?
Он показал рукой на овец и коз, которые перестали жевать и
уставились на него.
-- Эти очаровательные животные ваши?
-- Да. Я пасу стадо нашего мэра, Габриэля Фроссинета. Меня
зовут Ирен. Ирен де Везуль (она произнесла Взуль, как написано
ниже). Де Взуль. Такая вот у меня фамилия, а все потому, что я
сирота, и нашли меня вот уже как двадцать один год на вокзале в
Везуле. Меня отдали под опеку мсье Фроссинету, вот я и пасу его
стадо...
Фроссинет... Фроссинет. Ромуальд порылся у себя в памяти.
Ах, да, еще одна сволочная семейка, богатые фермеры, у них
денег куры не клюют, не амбары, а целые склады всякого добра,
богатеи, а ему завидовали, хотя и был он нищим, мечтали о такой
же частичке "де" перед фамилией, о голубой крови; люди, которым
их собственные свиньи могли бы дать урок чистоплотности:
уважаемые люди, перед которыми снимали шляпу на всех собраниях
фермеров в районе, но которые по-прежнему устраивали уборные в
глубине сада и со шведским презрением относились к тем немногом
ненормальным и округе, кто обзаводился ванными м туалетами у
себя в доме.
-- Хотите, я пойду вместе о вами осмотреть замок? --
любезно предложила девушка.-- А то там все полы в дырах.
Сплошные ловушки. Там опсоно. Того и гляди свалишься
куда-нибудь.
-- С удовольствием, мне...
Она повела рукой словно хотела взять его за руку. Он стоял
вплотную к ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36