Пионеры сибирского автовождения. Номер пятый и седьмой в списке владельцев проворных, юрких «Опельков» города Кольчугино. Хозяева глазастых «Москвичей» из шведской послевоенной стали, парторг и механик водоотлива с известной ударными починами, стахановскими достижениями шахты "Ворошиловский стрелок". Два бокса встали рядом, дверь в дверь, крыши сошлись как плечи на хребте общей стены, и сами собой мужские разговоры потекли. Дискуссии под козырьком открытого капота.
Какая музыка. Какие звуки. Кинокартина в цвете! Позвякиванье торцевых ключей, в пазах железки перетоки керосина, чмок-чмок густого солидола, стартера первый трудный оборот и долгожданная вибрация родного механизма. Все! Задышал. Пришла пора сдуть пену на бетон и охлаждавшийся у стеночки напиток согреть в желудке, чтоб к сердцу подкатил уже душевной, дружеской волной.
— Ну, Степа за твои руки!
Шло хорошо. Иной раз даже пару четушек под кильку принимали. Случалось. Было время.
С тех пор и отложилось в голове, сформировалось мнение в партийной, государственной Бориса Тимофеевича, что надо всегда под боком, где-то рядом иметь того, кто не боится рукава закатывать и в грязь по локоть залезать. Тогда все ходит, бегает, работает, живет, а остальные могут просто наливать и пить. В общем, ценил Степана.
Ну, а Степан Андреич этим пользовался. Конечно, пользовался, почему же нет? Не по-хозяйски было бы иначе. Неладно и негоже.
Вот Жабу, например, устроил так, что все Чушки на земноводное равненье держат. Но, впрочем, что с них взять, с Чушков? Деревня! Пригород куриный. А вот Степан, возможно, маху дал.
До пупса на капоте и разноцветных лент, связавших бампера, Игорь Цуркан, как мог, перебирался с курса на курс в технологическом. По ходатайству кафедры физической культуры числился в ректорском списке. Пилил тихонько, полз полегонечку к диплому организатора предприятий общественного питания. Теперь же, со Светкой Кондаковой расписавшись, заветный мог получить без всяких физруков, режима, сборов и самой борьбы. Это понятно. А с корками в кармане еще бы выбирал, нос морщил, думая, где слаще и надежней. Завпроизводством в боевой шашлычной у крытого рынка или же сразу директором пивного зала на Красноармейской. Горя бы не знал.
Мог тесть зятьку устроить славную житуху. Без лишних трудностей. Еще бы. Только циничный и расчетливый Степан Андреевич метил выше. Все обещал, мечтал, хлебнув кваску в дачном предбаннике. Листик березовый на шее. То ли родимое пятно, то ли от компаса стрелка.
— Еще в московской сауне попаришься. В квартирке пожируешь, Игорек, на Юго-Западе.
Был мастером ковра, а вышел в председатели малиновой скатерки. Почетный правый крайний у бутылки с газировкой. Хочешь «Нарзан», а хочешь «Колокольчик». Стал комсомольцем в двадцать лет. Не был, не состоял, и вдруг вручают красную книжку, вся синяя от штампиков «уплачено». Как Штирлицу после торжественного перехода через Альпы. Обняли незнакомые товарищи, за руки взяли, повели и сразу сделали членом институтского бюро. И попер. Попер. Номенклатурными полями в светлое завтра.
— Ты погоди еще годок, и будешь на Богдана Хмельницкого в кожаном кресле заседать.
Андреич обещал. Не сомневался. И Жаба ему верил. А теперь какая кожа? Не соскользнуть бы с пупырчатого дерматина. На мариинской полированной березе усидеть.
Ответственный товарищ больше не хотел знать старого соседа. Ловкого, но верного завхоза. Добились своего. Швец-царевская шайка сработала грамотно. Собак не зря дрессировала и науськивала лютая бабка-СМЕРШ. Старая ЧОНовка и особистка. Сама себе и самолет, и летчик Гастелло. Поссорили Бориса со Степаном.
Как началось с машин, так ими же, красавицами-птицами, закончилось. Сопротивлялся. Долго не верил Борис Тимофеевич. Сдаваться не хотел, но факты — дрянная мошкара. Кусаются. В глаз беспардонно лезут, черти. Не отмахнешься. Все точно. Умело собранные материалы не оставляли никаких надежд. Способствовал. Невольно, и в этом ни секунды не сомневался первый секретарь, но помогал мерзавцам. Был втянут, по сути дела, стал соучастником невиданных по дерзости афер, необходимым винтиком в масштабных махинациях отдела сельской жизни со льготными талонами и чеками "Сибирский урожай".
— Борис, да я и мысли допустить не мог, что это все они затеяли без твоего согласия.
Короче, стыд и срам. Подвел и был разжалован. Произведен в заштатные директора и сослан в зеленогорский районный торг.
Случись теперь и с Жабой непердуха, свали его, сожри юная поросль, что родственнику предложил бы по-отечески? Сельпо в Усть-Ковалихе? Палатку за постом ГАИ в Старочепце? Подрастерял очки Андреич, практически сошел с дистанции, но сохранил и оптимизм, и бодрость духа. По крайней мере, за будущее был спокоен. Столько железок в своей жизни собрал и разобрал, такие видел варианты, что имел право верить в простую справедливость сопромата.
— Ты, главное, держись, — учил, — крути спокойно гайки, гни свое. Пусть поволнуются они. Посуетятся. Деталь запорют. Вот увидишь. Сорвут резьбу в конце концов.
И Игореха упирался. Дыханье сохранял. Доверился кривой, нелегкой, и она везла. Кто мог подумать, что кинет Колчака? В Москву отправит. Обхитрит. А между тем, готово. Прошел мандатную вонючка. Взяли. Теперь манатки собирай и дуй экзамены сдавать по облегченной женской категории.
— Короче, ясный корень, с тебя отвальная, бобер!
— Ну, ладно, ладно… не вопрос… а если взять… поехать в «Юность»… я в смысле приурочить к закрытию слета?
"Хоть с лёта, хоть с бегемота, — угрюмо думал Жаба, — водяра главное и музычка. Организуешь, и скатертью дорога, сазан кудрявый. Попутный ветер тебе в киль".
Серьезный праздник намечался. Красивая гулянка. А могла быть только банка с килькой и три портвейна под прилавком в торговой точке на пристани Крутая горка. Но пронесло. Не выгорело у конвойной своры. А всё потому, что тибрят. Тащат, тырят, прут — не лечит ни семья, ни школа. Воруют. Самые неожиданные люди покушаются на имущество соседей по социалистическому общежитию, простых советских граждан.
Например, студенты. Отличник и пара крепких троечников бархатной прошлой осенью влезли в квартиру вожака южносибирской молодежи. Замок сломали и проникли. В воскресный дачный денек посетили чужую жилплощадь и вынесли разнообразные полезные в быту и на работе электроприборы. Подарки, что по традиции везли из дальних, заграничных путешествий секретари низового звена. Счастливчики, которых направляли руководителями групп по линии БММТ "Спутник".
Пропал компромат. Исключительный, стопроцентный. Сливки. Греби лопатой, сыпь во все карманы. Тесть казнокрадствовал и брал на лапу, а зять оброком, десятиной обложил соратников по молодежному движенью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Какая музыка. Какие звуки. Кинокартина в цвете! Позвякиванье торцевых ключей, в пазах железки перетоки керосина, чмок-чмок густого солидола, стартера первый трудный оборот и долгожданная вибрация родного механизма. Все! Задышал. Пришла пора сдуть пену на бетон и охлаждавшийся у стеночки напиток согреть в желудке, чтоб к сердцу подкатил уже душевной, дружеской волной.
— Ну, Степа за твои руки!
Шло хорошо. Иной раз даже пару четушек под кильку принимали. Случалось. Было время.
С тех пор и отложилось в голове, сформировалось мнение в партийной, государственной Бориса Тимофеевича, что надо всегда под боком, где-то рядом иметь того, кто не боится рукава закатывать и в грязь по локоть залезать. Тогда все ходит, бегает, работает, живет, а остальные могут просто наливать и пить. В общем, ценил Степана.
Ну, а Степан Андреич этим пользовался. Конечно, пользовался, почему же нет? Не по-хозяйски было бы иначе. Неладно и негоже.
Вот Жабу, например, устроил так, что все Чушки на земноводное равненье держат. Но, впрочем, что с них взять, с Чушков? Деревня! Пригород куриный. А вот Степан, возможно, маху дал.
До пупса на капоте и разноцветных лент, связавших бампера, Игорь Цуркан, как мог, перебирался с курса на курс в технологическом. По ходатайству кафедры физической культуры числился в ректорском списке. Пилил тихонько, полз полегонечку к диплому организатора предприятий общественного питания. Теперь же, со Светкой Кондаковой расписавшись, заветный мог получить без всяких физруков, режима, сборов и самой борьбы. Это понятно. А с корками в кармане еще бы выбирал, нос морщил, думая, где слаще и надежней. Завпроизводством в боевой шашлычной у крытого рынка или же сразу директором пивного зала на Красноармейской. Горя бы не знал.
Мог тесть зятьку устроить славную житуху. Без лишних трудностей. Еще бы. Только циничный и расчетливый Степан Андреевич метил выше. Все обещал, мечтал, хлебнув кваску в дачном предбаннике. Листик березовый на шее. То ли родимое пятно, то ли от компаса стрелка.
— Еще в московской сауне попаришься. В квартирке пожируешь, Игорек, на Юго-Западе.
Был мастером ковра, а вышел в председатели малиновой скатерки. Почетный правый крайний у бутылки с газировкой. Хочешь «Нарзан», а хочешь «Колокольчик». Стал комсомольцем в двадцать лет. Не был, не состоял, и вдруг вручают красную книжку, вся синяя от штампиков «уплачено». Как Штирлицу после торжественного перехода через Альпы. Обняли незнакомые товарищи, за руки взяли, повели и сразу сделали членом институтского бюро. И попер. Попер. Номенклатурными полями в светлое завтра.
— Ты погоди еще годок, и будешь на Богдана Хмельницкого в кожаном кресле заседать.
Андреич обещал. Не сомневался. И Жаба ему верил. А теперь какая кожа? Не соскользнуть бы с пупырчатого дерматина. На мариинской полированной березе усидеть.
Ответственный товарищ больше не хотел знать старого соседа. Ловкого, но верного завхоза. Добились своего. Швец-царевская шайка сработала грамотно. Собак не зря дрессировала и науськивала лютая бабка-СМЕРШ. Старая ЧОНовка и особистка. Сама себе и самолет, и летчик Гастелло. Поссорили Бориса со Степаном.
Как началось с машин, так ими же, красавицами-птицами, закончилось. Сопротивлялся. Долго не верил Борис Тимофеевич. Сдаваться не хотел, но факты — дрянная мошкара. Кусаются. В глаз беспардонно лезут, черти. Не отмахнешься. Все точно. Умело собранные материалы не оставляли никаких надежд. Способствовал. Невольно, и в этом ни секунды не сомневался первый секретарь, но помогал мерзавцам. Был втянут, по сути дела, стал соучастником невиданных по дерзости афер, необходимым винтиком в масштабных махинациях отдела сельской жизни со льготными талонами и чеками "Сибирский урожай".
— Борис, да я и мысли допустить не мог, что это все они затеяли без твоего согласия.
Короче, стыд и срам. Подвел и был разжалован. Произведен в заштатные директора и сослан в зеленогорский районный торг.
Случись теперь и с Жабой непердуха, свали его, сожри юная поросль, что родственнику предложил бы по-отечески? Сельпо в Усть-Ковалихе? Палатку за постом ГАИ в Старочепце? Подрастерял очки Андреич, практически сошел с дистанции, но сохранил и оптимизм, и бодрость духа. По крайней мере, за будущее был спокоен. Столько железок в своей жизни собрал и разобрал, такие видел варианты, что имел право верить в простую справедливость сопромата.
— Ты, главное, держись, — учил, — крути спокойно гайки, гни свое. Пусть поволнуются они. Посуетятся. Деталь запорют. Вот увидишь. Сорвут резьбу в конце концов.
И Игореха упирался. Дыханье сохранял. Доверился кривой, нелегкой, и она везла. Кто мог подумать, что кинет Колчака? В Москву отправит. Обхитрит. А между тем, готово. Прошел мандатную вонючка. Взяли. Теперь манатки собирай и дуй экзамены сдавать по облегченной женской категории.
— Короче, ясный корень, с тебя отвальная, бобер!
— Ну, ладно, ладно… не вопрос… а если взять… поехать в «Юность»… я в смысле приурочить к закрытию слета?
"Хоть с лёта, хоть с бегемота, — угрюмо думал Жаба, — водяра главное и музычка. Организуешь, и скатертью дорога, сазан кудрявый. Попутный ветер тебе в киль".
Серьезный праздник намечался. Красивая гулянка. А могла быть только банка с килькой и три портвейна под прилавком в торговой точке на пристани Крутая горка. Но пронесло. Не выгорело у конвойной своры. А всё потому, что тибрят. Тащат, тырят, прут — не лечит ни семья, ни школа. Воруют. Самые неожиданные люди покушаются на имущество соседей по социалистическому общежитию, простых советских граждан.
Например, студенты. Отличник и пара крепких троечников бархатной прошлой осенью влезли в квартиру вожака южносибирской молодежи. Замок сломали и проникли. В воскресный дачный денек посетили чужую жилплощадь и вынесли разнообразные полезные в быту и на работе электроприборы. Подарки, что по традиции везли из дальних, заграничных путешествий секретари низового звена. Счастливчики, которых направляли руководителями групп по линии БММТ "Спутник".
Пропал компромат. Исключительный, стопроцентный. Сливки. Греби лопатой, сыпь во все карманы. Тесть казнокрадствовал и брал на лапу, а зять оброком, десятиной обложил соратников по молодежному движенью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57