Он сидел на кухне Тересины, ласково стряхивая детей со своих ног.
И он смотрел на Тересину внимательными, полными страдания глазами, пока
она рассказывала ему о своей ужасной беде. Он как завороженный следил
за ней, когда она вывернула наизнанку последний мешок, чтобы показать,
что у них не осталось ни единого боба. Он сочувственно кивал, когда она
показывала на детей, от которых скоро останутся только кожа да кости,
которые скоро умрут от голода.
Затем вьеха с горечью поведала, как ее провела пресвятая дева. Но
тут Хесус Мария отказал ей в сочувствии.
- Откуда ты знаешь, старая? - спросил он строго. - Может,
пречистая была занята в каком-нибудь другом месте.
- А как же мои четыре свечи? - визгливо настаивала вьеха.
Хесус Мария холодно посмотрел на нее.
- Что такое четыре свечи для пресвятой девы? - сказал он. - Я раз
был в церкви, где перед ней горели сотни свечей. Ее свечами не удивишь.
Но мысль о беде Тересины жгла его как огонь. В тот же вечер он
произнес перед друзьями в доме Дэнни вдохновенную и трогательную речь.
Из глубин своего великого сердца он исторг красноречивейший, пламенный
призыв помочь этим детям, у которых не осталось бобов. И слова его были
исполнены такой силы, что огонь, пылавший в его груди, зажег сердца его
друзей. Они вскочили на ноги. Глаза их засверкали.
- Эти дети не будут голодать! - восклицали они. - Мы клянемся в
этом!
- Мы живем в роскоши, - сказал Пилон.
- Мы уделим им от нашего достатка, - согласился Дэнни.- А если им
нужен дом, пусть живут здесь.
- Завтра мы начнем! - воскликнул Пабло. - Хватит лениться! За
работу! Нам нужно многое сделать.
Хесус Мария почувствовал радость пророка, обретшего
последователей.
И слова их не были пустой похвальбой. Они собирали рыбу. Они
обчистили огород отеля "Дель Монте". Это было чудесно. Воровство,
свободное от позорного клейма, преступление, совершаемое во имя благой
цели, - что может быть приятнее?
Пират повысил цену своих дров до тридцати центов и каждое утро
заходил в три лишних ресторана. Большой Джо снова и снова крал козу
миссис Палочико, и каждый раз она благополучно возвращалась домой. Все
больше и больше припасов накапливалось в доме Тересины. На ее крыльце
лежали ящики с латуком, подпорченная макрель благоухала на весь
квартал. Но пламя милосердия не угасало в груди друзей.
Если бы вы могли заглянуть в протоколы полицейского управления
Монтерея, вы заметили бы, что в это время по городу прокатилась волна
мелких краж. Полицейская машина металась от дома к дому. Тут украли
курицу, там обобрали целую грядку тыкв. Компания Палдини сообщила об
исчезновении двух стофунтовых ящиков мускула морского уха [Морское ухо
- вид съедобного моллюска].
В доме Тересины становилось тесно. Кухня была завалена всяческой
снедью. Заднее крыльцо тонуло в овощах.
По всей Тортилья-Флэт стоял запах продуктового склада.
Друзья носились по городу, совершая одно тайное похищение чужого
имущества за другим, и подолгу беседовали с Тересиной, обсуждая
дальнейшие планы.
Сперва Тересина с ума сходила от радости при виде такого
количества еды, а кроме того, ей очень льстило подобное внимание. Но
через неделю в ее душу закрались неко торые сомнения. У младенца
начались желудочные колики, у Эрни болел живот, лицо Альфреде пошло
красными пятнами. Ползунки и карапузы хныкали не переставая. Тересине
было очень неловко объяснять друзьям то, что объяснить было необходимо.
Несколько дней она собиралась с духом, и за это время в дом прибыли
пятьдесят фунтов сельдерея и ящик дынь. Дольше откладывать было нельзя.
Соседи уже неодобрительно поднимали брови, встречаясь с ней.
Она пригласила всех друзей Дэнни к себе на кухню и сообщила им о
своих тревогах с большим тактом и осторожностью, чтобы не обидеть их.
- Зелень и фрукты детям вредны, - объяснила она. - От молока у
малышей начинается несварение, когда их отнимают от груди. - Она
показала на заплаканных красных детей. - Видите, они все больны. Они
едят то, что им вредно.
- А что им полезно? - спросил Пилон.
- Бобы, - ответила она. - На бобы можно положиться, они остаются у
человека в животе.
Друзья молча ушли домой. Они притворялись сами перед собой, будто
это их огорчило, но они знали, что их энтузиазм уже несколько дней как
остыл.
В доме Дэнни они стали держать совет.
О дальнейшем не следует рассказывать в некоторых сферах, ибо
обвинение может оказаться серьезным.
Полночь давно миновала, когда четыре темные фигуры, которые
останутся безымянными, крадучись пробежали по улицам города. Четыре
смутные тени пробрались на железнодорожный склад "Вестерн Уэрхаус
компани". Ночной сторож говорил потом, что он слышал какие-то звуки,
внимательно все осмотрел, но ничего не обнаружил. Он не мог объяснить,
каким образом это случилось, - как был взломан замок и открыта дверь
склада. Только четыре человека знают, что сторож в ту ночь спал
непробудным сном, но они его не выдадут.
Вскоре четыре тени покинули склад, но теперь они сгибались под
тяжестью ноши. Было слышно, как тени пыхтят и отдуваются.
В три часа утра Тересину разбудил звук открывшейся задней двери.
- Кто там? - закричала она.
Ответа не было, но она услышала четыре глухих удара, от которых
содрогнулся дом. Она зажгла свечу и поспешила босиком на кухню. Там у
стены стояли четыре стофунтовых мешка с розовыми бобами.
Тересина кинулась обратно в комнату и разбудила мать.
- Чудо! - кричала она. - Иди на кухню и посмотри!
Вьеха пристыженно смотрела на четыре крутобоких мешка.
- Подлая я грешница! - запричитала она. - О пресвятая матерь,
сжалься над старой дурой. Каждый месяц до дня моей смерти ты будешь
получать по свече.
В доме Дэнни четверо друзей блаженно вытянулись на своих постелях.
Есть ли подушка лучше чистой совести?
Они проспали чуть ля не до вечера, ибо долг их был исполнен.
А Тересина по хорошо известным ей признакам поняла, что у нее
опять будет ребенок. И, насыпая в кастрюлю новые бобы, она от нечего
делать прикинула, кто из друзей Дэнни к этому причастен.
ГЛАВА XIV
О приятной жизни в доме Данни, о дареном поросенке, о страданиях Верзилы
Боба и об отвергнутой любви въехо Раванно
Пайсано Тортилья-Флэт не пользовались часами - ни стенными, ни
наручными. Порой кто-либо из друзей вдруг становился обладателем часов,
но лишь на тот срок, который требовался, чтобы выменять на них
что-нибудь по-настоящему полезное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49