Подавать в суд - и точка. Дубиловы плюс
простой трудовой народ против так называемого программиста Летягина.
"Понаехали тут всякие бизнесмены... Ишшо потягаемся, супостат", - при
встрече сказал свое "иду на ты" этот осколок матриархата. Потом в руку
Летягина легла повестка в суд - врученная неким неразличимым на фоне стены
курьером, обладающим громовым стуком известного из поэзии командора. Этот
стук активизировал в Летягине сначала воспоминания из школьного учебника:
"Брось ее, все кончено. Дрожишь ты...". А потом и генную память: заседание
трехглавого энкавэдэшного змея с прицелами вместо глаз под хоровое пение
публики: "Собаке - собачья смерть".
Летягин не раз проснулся ночью в холодном поту, почувствовав затылком
кирпичную стену цвета запекшейся крови. Не отринул он это горе для ума, не
прочистил свою бредовую голову морковными котлетками и утренним бегом, а
наоборот, дал ей волю. Перед мысленным взором проходила длинная вереница
свидетелей обвинения. Товарищи-контрабандисты из прежней морской жизни:
специалисты по надеванию дюжины часов на одну руку, полста цепочек на одну
шею, трех джинсов на одну задницу. Нынешние сослуживцы с попрекающим
словом. Начальник сектора со сложившимся мнением, узким, как удавка.
Веселые юноши из режимных институтов, сдающие интегрированные пакеты
программ (что были некогда свистнуты на диком западе бесстрашными
советскими разведчиками) в обмен на чистые флоппи-диски. Сумрачные дяди
васи из техсекторов, отпускающие искомые флоппи за канистры спирта.
Разбитные бабы маши из отделов снабжения, сдающие спирт за...
Чтобы вынырнуть из омута со страхами и ужасами, невротик-Георгий стал
искать себе свидетелей защиты. Нет, к ним нельзя было причислить старушек,
высаженных грядкой на скамейке у подъезда - те демонстрировали только
рефлекс одновременного поворачивания головы вслед за крупными движущимися
предметами. Это и не люди в кожаных куртках, которые отказывались помещать
Летягина в поле зрения, даже проходя мимо на расстоянии вытянутого пальца.
Внушал надежду только Головастик.
Долгое время Георгий принимал его, вернее, его голову, за глобус,
стоящий на подоконнике и, больше того, различал материки и океаны. Со
временем выяснилось, что у "глобуса" есть глаза, с ласковым любопытством
глядящие на мир, улыбающийся рот, большие красные щеки. "От нечего делать
он следит за всеми, - решил Летягин, - надо ненавязчиво выудить из него
сведения, компрометирующие истцов, или просто узнать что-нибудь полезное.
А старичку, главное, что? Внимание".
Георгий порылся в серванте, где хранился след от пребывания Потыкина
на земле - заначенная им у Летягина для пущей сохранности бутылка виски.
Сунув ее под пиджак, новоиспеченный интриган приблизился к двери
Головастика, но не успел позвонить, как из динамика над звонком послышался
ободряющий голос:
- Заходите, товарищ Летягин. Дверь открыта.
Такая осведомленность Головастика в доме, где никто ни с кем даже не
здоровался, делала честь предположениям. Приободрившись, молодой человек
толкнул дверь и тут же стал прикидывать, какие телодвижения у него лишние.
В обычном недоразвитом коридорчике стояла и пялилась на него очень
здоровая, можно даже сказать, зажравшаяся собака. Летягин решил, что она
тянет не столько на собаку, сколько на помесь гиены и волка. Пытливый
взгляд замечал еще в странном гибриде что-то от свиньи и даже от крысы.
- Как там тебя, Шарик, Тубо. Джек, аппорт.
Но гибрид стоял незыблемо, с вниманием во взоре, молча, чуть склонив
голову набок. По счастью, из глубины квартиры раздался тот же голос, что и
из динамика.
- Трофим, веди себя полюбезнее. Быстренько проводи ко мне гостя.
Домашнее животное повернулось и сплюнуло. Нет, Летягину, конечно,
показалось. На самом деле пес Трофим просто фыркнул. Затем он
действительно повел гостя за собой, наблюдая за ним одним красным глазом.
Шел Трофим неграциозно, переваливаясь и шаркая когтями, как пенсионер
тапками. До борзой ему было далеко. Судя по всему, он это знал и не
старался.
- Всякое бывает, - сказал вместо приветствия хозяин квартиры. Он
располагался в высоком кресле у окна, и его аккуратно подстриженная
круглая голова действительно напоминала глобус на подставке. Головастик
показал взглядом на кресло:
- Вам - туда... А ты, Трофим, не стой здесь зря. Иди на кухню и делай
свое дело.
Трофим шмыгнул носом и ушел, напоследок отразив в глазах лень и
хитрость старого лакея. А Летягин плюхнулся в кресло. Очень мягкое кресло.
Даже колен оказались на уровне подбородка. Сразу напала дремота, хотя надо
было так много выяснить.
- Я тут вроде фараона в пирамиде, ни с места, - сказал Головастик.
- У консервированных фараонов румянец поменьше, - постарался утешить
Летягин приболевшего старичка.
- Пирамида - это прекрасно, - вздохнул Головастик, - надо быть,
наверное, очень убедительным, чтобы тебе согласились ее построить.
- Да, с пирамидами проблема, да и вообще с жилым и заупокойным
фондом, - Летягин решил прекратить беспредметный разговор. - У меня в
квартире плохо. Все течет, все изменяется в худшую сторону, как говаривали
классики философии. А тут еще соседи, клеветники и насильники, подали на
меня иск.
- Но что-нибудь хорошее у вас есть? - не без ехидства спросил
Головастик.
- А как же? Всем хорошим у себя, от шузов до плаща, я обязан
загранрейсам, - признался Летягин, - даже Нинка вышла за меня, имея ввиду
мое барахлишко.
Как раз появился Трофим, он катил тележку с угощениями, положа на нее
передние лапы и перебирая задними.
Спохватившись, Летягин налил в две рюмки. Но вместо Головастика выпил
Трофим. Взял рюмку зубами и опрокинул в глотку, как алкоголик циркового
типа. Глаза его посветлели, словно ветер раздул тлеющие угольки. Он
одобрительно, почти мягко оскалился.
- Собачонка у вас ничего дрессирована, - сделал комплимент Летягин, -
получше будет официанта из ресторана "Кавказ".
- Называй его не собачонкой, а Трофимом. Меня же Сергей Петровичем, -
твердо заявил бывший Головастик и сразу же глянул "в корень". - Итак,
жизнь ваша беспросветна. Ощущение загнанности, скованности, тоски на фоне
непрекращающейся вялости умственных и физических сил. "И рад бежать, да
некуда, ужасно..."
- Откуда вы знаете? - Летягин был рад, что его верно поняли.
- Оттуда. Но столь ли пессимистичен прогноз? Подспудно вы ищите новый
принцип существования. Вы чувствуете, что он должен быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
простой трудовой народ против так называемого программиста Летягина.
"Понаехали тут всякие бизнесмены... Ишшо потягаемся, супостат", - при
встрече сказал свое "иду на ты" этот осколок матриархата. Потом в руку
Летягина легла повестка в суд - врученная неким неразличимым на фоне стены
курьером, обладающим громовым стуком известного из поэзии командора. Этот
стук активизировал в Летягине сначала воспоминания из школьного учебника:
"Брось ее, все кончено. Дрожишь ты...". А потом и генную память: заседание
трехглавого энкавэдэшного змея с прицелами вместо глаз под хоровое пение
публики: "Собаке - собачья смерть".
Летягин не раз проснулся ночью в холодном поту, почувствовав затылком
кирпичную стену цвета запекшейся крови. Не отринул он это горе для ума, не
прочистил свою бредовую голову морковными котлетками и утренним бегом, а
наоборот, дал ей волю. Перед мысленным взором проходила длинная вереница
свидетелей обвинения. Товарищи-контрабандисты из прежней морской жизни:
специалисты по надеванию дюжины часов на одну руку, полста цепочек на одну
шею, трех джинсов на одну задницу. Нынешние сослуживцы с попрекающим
словом. Начальник сектора со сложившимся мнением, узким, как удавка.
Веселые юноши из режимных институтов, сдающие интегрированные пакеты
программ (что были некогда свистнуты на диком западе бесстрашными
советскими разведчиками) в обмен на чистые флоппи-диски. Сумрачные дяди
васи из техсекторов, отпускающие искомые флоппи за канистры спирта.
Разбитные бабы маши из отделов снабжения, сдающие спирт за...
Чтобы вынырнуть из омута со страхами и ужасами, невротик-Георгий стал
искать себе свидетелей защиты. Нет, к ним нельзя было причислить старушек,
высаженных грядкой на скамейке у подъезда - те демонстрировали только
рефлекс одновременного поворачивания головы вслед за крупными движущимися
предметами. Это и не люди в кожаных куртках, которые отказывались помещать
Летягина в поле зрения, даже проходя мимо на расстоянии вытянутого пальца.
Внушал надежду только Головастик.
Долгое время Георгий принимал его, вернее, его голову, за глобус,
стоящий на подоконнике и, больше того, различал материки и океаны. Со
временем выяснилось, что у "глобуса" есть глаза, с ласковым любопытством
глядящие на мир, улыбающийся рот, большие красные щеки. "От нечего делать
он следит за всеми, - решил Летягин, - надо ненавязчиво выудить из него
сведения, компрометирующие истцов, или просто узнать что-нибудь полезное.
А старичку, главное, что? Внимание".
Георгий порылся в серванте, где хранился след от пребывания Потыкина
на земле - заначенная им у Летягина для пущей сохранности бутылка виски.
Сунув ее под пиджак, новоиспеченный интриган приблизился к двери
Головастика, но не успел позвонить, как из динамика над звонком послышался
ободряющий голос:
- Заходите, товарищ Летягин. Дверь открыта.
Такая осведомленность Головастика в доме, где никто ни с кем даже не
здоровался, делала честь предположениям. Приободрившись, молодой человек
толкнул дверь и тут же стал прикидывать, какие телодвижения у него лишние.
В обычном недоразвитом коридорчике стояла и пялилась на него очень
здоровая, можно даже сказать, зажравшаяся собака. Летягин решил, что она
тянет не столько на собаку, сколько на помесь гиены и волка. Пытливый
взгляд замечал еще в странном гибриде что-то от свиньи и даже от крысы.
- Как там тебя, Шарик, Тубо. Джек, аппорт.
Но гибрид стоял незыблемо, с вниманием во взоре, молча, чуть склонив
голову набок. По счастью, из глубины квартиры раздался тот же голос, что и
из динамика.
- Трофим, веди себя полюбезнее. Быстренько проводи ко мне гостя.
Домашнее животное повернулось и сплюнуло. Нет, Летягину, конечно,
показалось. На самом деле пес Трофим просто фыркнул. Затем он
действительно повел гостя за собой, наблюдая за ним одним красным глазом.
Шел Трофим неграциозно, переваливаясь и шаркая когтями, как пенсионер
тапками. До борзой ему было далеко. Судя по всему, он это знал и не
старался.
- Всякое бывает, - сказал вместо приветствия хозяин квартиры. Он
располагался в высоком кресле у окна, и его аккуратно подстриженная
круглая голова действительно напоминала глобус на подставке. Головастик
показал взглядом на кресло:
- Вам - туда... А ты, Трофим, не стой здесь зря. Иди на кухню и делай
свое дело.
Трофим шмыгнул носом и ушел, напоследок отразив в глазах лень и
хитрость старого лакея. А Летягин плюхнулся в кресло. Очень мягкое кресло.
Даже колен оказались на уровне подбородка. Сразу напала дремота, хотя надо
было так много выяснить.
- Я тут вроде фараона в пирамиде, ни с места, - сказал Головастик.
- У консервированных фараонов румянец поменьше, - постарался утешить
Летягин приболевшего старичка.
- Пирамида - это прекрасно, - вздохнул Головастик, - надо быть,
наверное, очень убедительным, чтобы тебе согласились ее построить.
- Да, с пирамидами проблема, да и вообще с жилым и заупокойным
фондом, - Летягин решил прекратить беспредметный разговор. - У меня в
квартире плохо. Все течет, все изменяется в худшую сторону, как говаривали
классики философии. А тут еще соседи, клеветники и насильники, подали на
меня иск.
- Но что-нибудь хорошее у вас есть? - не без ехидства спросил
Головастик.
- А как же? Всем хорошим у себя, от шузов до плаща, я обязан
загранрейсам, - признался Летягин, - даже Нинка вышла за меня, имея ввиду
мое барахлишко.
Как раз появился Трофим, он катил тележку с угощениями, положа на нее
передние лапы и перебирая задними.
Спохватившись, Летягин налил в две рюмки. Но вместо Головастика выпил
Трофим. Взял рюмку зубами и опрокинул в глотку, как алкоголик циркового
типа. Глаза его посветлели, словно ветер раздул тлеющие угольки. Он
одобрительно, почти мягко оскалился.
- Собачонка у вас ничего дрессирована, - сделал комплимент Летягин, -
получше будет официанта из ресторана "Кавказ".
- Называй его не собачонкой, а Трофимом. Меня же Сергей Петровичем, -
твердо заявил бывший Головастик и сразу же глянул "в корень". - Итак,
жизнь ваша беспросветна. Ощущение загнанности, скованности, тоски на фоне
непрекращающейся вялости умственных и физических сил. "И рад бежать, да
некуда, ужасно..."
- Откуда вы знаете? - Летягин был рад, что его верно поняли.
- Оттуда. Но столь ли пессимистичен прогноз? Подспудно вы ищите новый
принцип существования. Вы чувствуете, что он должен быть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22