В стране начался еще один день выпуска автомобилей, регулируемого и контролируемого из Детройта, и на гигантском рекламном табло фирмы автопокрышек “Гуд еар” у оживленного пересечения двух шоссе — Эдзела Форда и Уолтера Крайслера — замелькали цифры в пять футов высотой. Счетчик-великан поминутно отмечал, сколько автомобилей выпущено на данный момент в масштабах всей страны. Как только где-нибудь с конвейера сходила готовая машина, на счетчике выскакивала новая цифра.
Двадцать девять заводов на востоке страны уже приступили к работе — это их показатели отмечались сейчас на табло. Скоро к ним присоединятся тринадцать заводов по сборке автомобилей на Среднем Западе и еще шесть — в Калифорнии, и счетчик завертится быстрее. Для местных автомобилистов это рекламное табло было то же, что цифры кровяного давления для врача или индекс Доу-Джонса — для маклера. На автостоянках ежедневно заключались пари по итогам производства машин за утреннюю и вечернюю смены.
Ближе всего к табло, на расстоянии приблизительно мили, находились заводы “Крайслера” в Хэмтрэмке — там начиная с шести утра с конвейера ежечасно сходило свыше ста “доджей” и “плимутов”.
Было время, когда председатель совета директоров фирмы “Крайслер” являлся на завод, чтобы лично присутствовать при запуске конвейера и контролировать качество продукции. Однако теперь он это делал редко и в это утро все еще сидел дома, просматривая “Уолл-стрит джорнэл” и потягивая кофе, который принесла ему жена, прежде чем отправиться в город на утреннее заседание Лиги искусств.
В ту далекую пору глава фирмы “Крайслер” (его тогда лишь недавно назначили президентом) целые дни проводил на заводах, отчасти потому, что захиревшая, утратившая стимул корпорация требовала энергичного руководства, а отчасти потому, что он решил избавиться от ярлыка “бухгалтер”, который наклеивали на всякого, добравшего ся до высокого поста через финансы, а не через продажу автомобилей или создание их. Фирма “Крайслер” под его руководством пережила и взлеты, и падения. Был шестилетний период, когда она полностью завоевала доверие акционеров; затем зазвенели колокола финансового краха; затем снова — ценой жесткой экономии, огромных усилий и пота — напряжение удалось снять, так что даже нашлись люди, которые утверждали, что компания куда лучше работает в сложные и требующие жесткой экономии времена. Так или иначе теперь уже никто не считал, что узконосая “пентастар” фирмы “Крайслер” не сумеет удержаться на орбите, — это было немалое достижение, дававшее возможность председателю совета директоров меньше суетиться, больше думать и читать то, что он хочет.
А он читал последние излияния Эмерсона Вэйла, правда, поданные в “Уолл-стрит джорнэл” менее броско, чем в “Детройт фри пресс”. Но Вэйл нагонял на него скуку. Он считал, что идеи Вэйла затасканны и неоригинальны, и потому, пробежав глазами статью, стал внимательно изучать спрос и предложения на недвижимость, что для него было куда интереснее. Еще мало кто знал, что за последние несколько лет фирма скупила огромные земельные площади, по сути дела, создав настоящую империю, в результате чего компания не только приобретала более многообразный характер, но через два-три десятка лет могла (во всяком случае, такая у нее была мечта) превратиться из младшего члена Большой тройки в компанию, равную “Дженерал моторс”, а то и более крупную.
А пока — и на этот счет председатель совета директоров мог быть абсолютно спокоен — заводы фирмы “Крайслер” в Хэмтрэмке и в других местах непрерывно продолжали выпуск автомобилей.
Словом, Большая тройка в это утро, как и во все другие дни, выдавала с конвейера обычный поток машин, а младшая их сестра, “Америкэн моторе”, со своего завода на севере Висконсина вливала в этот общий поток свой маленький ручеек “эмбэсседоров”, “хорнетов”, “джейвелинов”, “гремлинов” и им подобных.
Глава 2
На сборочном автомобильном заводе, что расположен к северу от шоссе Фишера, заместитель директора — седеющий ветеран автомобилестроения Мэтт Залески — искренне обрадовался, вспомнив, что сегодня среда.
Обрадовался он не потому, что день обещал быть легким, без особых проблем и отчаянной борьбы за выживание, — таких дней у него не бывало. Вечером он, как всегда, поедет, усталый, домой с ощущением, что ему гораздо больше пятидесяти трех лет и что он провел еще один день словно в раскаленной печи. Иной раз Мэтту Залески так хотелось вернуть молодые годы, когда он был полон энергии и еще только начинал работать в автомобильной промышленности или летал на бомбардировщике во время второй мировой войны. Оглядываясь на прожитые годы, он нередко ловил себя на мысли, что в военное время, хоть он и был в Европе в самой гуще сражений и совершил там немало боевых вылетов, ему все же не доводилось попадать в такие переплеты, как теперь, в мирные времена.
Уже сейчас, за те несколько минут, что он находился в своей застекленной конторке на антресолях сборочного цеха, еще не успев снять пальто, он пробежал глазами бумагу с красной отметиной, лежавшую у него на столе. Это была жалоба профсоюза, которая, если ее быстро и по-деловому не разобрать, может привести к массовому прекращению работы. В лежавшей рядом пачке бумаг наверняка найдется еще немало такого, над чем придется поломать голову: тут будет и нехватка материалов (а всегда чего-то не хватает, каждый день), и претензии контроля к качеству, и поломка машин, а может, и что-нибудь совсем уж непредвиденное, из-за чего может остановиться конвейер и прекратиться выпуск продукции.
Залески с размаху грузно опустился в кресло за серым металлическим столом: он всегда делал все вот так — рывками. Он услышал, как застонало кресло, напоминая о том, что он стал слишком тяжел и что у него появился солидный животик. “Да, — не без стыда подумал Мэтт, ни за что мне теперь не втиснуться в узкий носовой отсек “Б—17”. Он все надеялся, что тревоги и заботы уберут лишний вес, а на самом деле получалось наоборот: он явно пополнел с тех пор, как умерла Фрида, и по ночам, терзаясь одиночеством, стал заглядывать в холодильник, чтобы чего-нибудь пощипать.
Но по крайней мере сегодня хоть среда.
Начинать надо с главного. Он включил селектор и вызвал заводоуправление, так как его секретарша еще не пришла. Ему ответил табельщик.
— Мне нужны Паркленд и представитель профсоюза, — сказал он. — Разыщите их и попросите побыстрее зайти ко мне.
Паркленда все знали — это мастер. А о том, какой представитель профсоюза потребовался Мэтту Залески, тоже нетрудно было догадаться, поскольку всем уже наверняка известно о докладной с красной отметиной, лежавшей перед ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132