Естественно, что чеки бухгалтерия выписывает на основе отметок о посещаемости в курсовом журнале… Вот этот-то инструктор и секретарша, — с горечью добавил он — и действуют на пару. Они все и творят.
— Творят — что?
— Как выяснилось, обманывают, обворовывают тех, кому должны были бы помочь.
— Я, пожалуй, представляю себе, как это происходит, — сказал Бретт. — Но все же расскажите.
— Видите ли, в процессе обучения происходит отсев — по разным причинам: и по тем, о которых я вам рассказывал, и по другим. Это неизбежно — мы этого ожидали. Как я вам уже говорил, когда к нам поступает такая информация, наш отдел старается убедить отсеявшихся вернуться. А что делали этот инструктор и секретарша? Вместо того чтобы давать сведения о выбывших, они отмечали их как присутствующих. Соответственно чеки для этих людей продолжали поступать, и наша драгоценная парочка преспокойно клала их себе в карман.
— Но ведь чеки выписываются на конкретного предъявителя. Никто другой не может по ним получить деньги. Уингейт покачал головой.
— Может — и получает. Правда, эта пара время от времени сообщает, что кто-то выбыл, и компания тут же перестает выписывать чеки. А с оставшимися чеками инструктор отправляется по городу и разыскивает людей, на чье имя они выписаны. Это не составляет труда: адреса все имеются в деле. Инструктор рассказывает какую-нибудь сказку о том, что компания хочет получить свои деньги обратно — им-де надо только чек подписать. А потом по этим чекам получает наличными в любом банке. Я это знаю, потому что целый день следил за инструктором.
— Ну, а потом, когда ваши люди отправляются к отсеявшимся? Вы же сами сказали, что они со временем узнают о них. Неужели история с чеками не всплыла?
— Может и не всплыть. Учтите, что люди, с которыми мы имеем дело, не очень-то словоохотливы. Они не просто перестают работать, а вообще исчезают из виду и не стремятся давать о себе информацию. У них даже ответ на прямой вопрос трудно получить. Да к тому же я склонен думать, что были и подкупы. Доказать это я не могу, но есть такой душок.
— Грязная история.
Да, по сравнению с тем, что рассказал Леонард Уингейт, подумал Бретт, его собственные огорчения — сущая ерунда.
— Вам удалось раскрыть все это в одиночку?
— В основном, но первым до этого додумался один из моих помощников. Он начал подозревать, что дело нечисто, потому что цифры посещаемости занятий были уж слишком высоки. Мы оба занялись проверкой, сравнением нынешних цифр с прежними, а потом получили цифры из других компаний. Тогда-то все и вышло наружу. После этого надо было только выследить их и уличить. Что нам и удалось.
— И что же теперь?
Уингейт пожал плечами, привалившись к стойке.
— Этим занялась служба безопасности — теперь все уже вне моей компетенции. Сегодня после обеда поодиночке к нам в центр доставили инструктора и секретаршу. Я присутствовал при допросе. Оба сразу во всем признались. Верите или нет, инструктор даже расплакался.
— Верю, — сказал Бретт. — Сам бы заплакал, да только по другому поводу. И что же, компания будет возбуждать дело?
— Инструктор и его красотка в этом не сомневаются, но я-то знаю, что ничего не будет. — Негр сидел ссутулившись, но сейчас выпрямился — оказалось, что он почти на голову выше Бретта Дилозанто. — Видите ли, — с усмешкой заметил он, — это может плохо отразиться на репутации: компания не захочет, чтоб ее имя трепали в газетах. К тому же для моих хозяев главное — это вернуть деньги: как-никак речь идет о нескольких тысячах.
— А что станет с теми, другими? С теми, кто отсеялся, а мог бы вернуться и работать…
— Ну что вы, друг мой, нельзя же быть настолько сентиментальным.
— Прекратите! — вдруг возмутился Бретт. — Я же не крал этих чеков.
— Нет, не крали. Ну хорошо, насчет тех людей сейчас расскажу. Если бы мой аппарат был в шесть раз больше, если бы мы могли просмотреть всю картотеку и выяснить, кем стоит заняться, и, наконец, если бы мы могли разыскать этих людей после стольких недель…
Около них снова возник бармен. Стакан Уингейта был пуст, но он отрицательно покачал головой. И чтобы успокоить Бретта, добавил:
— Однако будем стараться кое-что сделать. Но едва ли удастся сделать много.
— А жаль, — сказал Бретт. — Очень жаль. — Помолчал и потом спросил:
— Вы женаты?
— Да, но чисто формально.
— Послушайте, моя знакомая сейчас ждет меня с ужином. Почему бы вам не поужинать с нами?
Уингейт начал вежливо отказываться. Бретт не отставал. И через пять минут они уже ехали друг за другом в направлении дома Бретта.
Барбара, у которой были ключи от квартиры Бретта, находилась уже там, когда они явились, и хлопотала на кухне, откуда по всей квартире распространялся аромат жареного барашка.
— Эй, повариха! — крикнул Бретт еще из прихожей. — Выходи нас встречать.
— Если ты с гостьей, — донесся голос Барбары, — можешь готовить ужин сам. О, оказывается, нет. Здравствуйте!
Барбара появилась в передничке, надетом поверх элегантного вязаного костюма, в котором она приехала прямо из своего агентства. Костюм этот очень выигрышно подчеркивает ее фигуру, подумал Бретт и почувствовал, что Леонарду Уингейту пришла та же мысль. По обыкновению Барбара сдвинула темные очки высоко на лоб, и они так и остались в ее густых, темно-каштановых волосах. Бретт стащил с нее очки и чмокнул в щеку.
Представляя их друг другу, он сказал Уингейту:
— Это моя любовница.
— Ему бы очень хотелось, чтоб это было так, но ничего подобного, — возразила Барбара. — Он нарочно это говорит, чтобы поквитаться со мной.
Как и предполагал Бретт, Барбара и Леонард Уингейт довольно быстро нашли общий язык. Пока они болтали, Бретт открыл бутылку “Дом Периньона”, из которой и налил всем троим. Барбара то и дело извинялась и исчезала на кухню.
Пока она в очередной раз отсутствовала, Уингейт, окинув взглядом просторную гостиную, заметил:
— Очень неплохое гнездышко.
— Спасибо. — Бретт снял эту квартиру полтора года назад и обставил сообразно своему представлению о современном интерьере и любви к ярким краскам. Здесь преобладали ярко-желтые, сиреневые, малиновые тона, зеленый кобальт, но использованы они были со вкусом и образовывали приятное единое целое. Свет был расположен так, чтобы усиливать игру красок, — одни места были ярко высвечены, другие тонули в тени. Таким путем — и это получилось у него весьма удачно — Бретт стремился создать в одной комнате целую гамму настроений.
В конце гостиной была дверь, распахнутая в другую комнату.
— Вы здесь часто работаете? — спросил Уингейт.
— Иногда. — И Бретт кивнул на приоткрытую дверь. — Там мой бредолариум. Когда мне надо что-то создать и я хочу, чтобы меня не сбивали с настроения, я уединяюсь здесь и брежу вдали от этого грохочущего бедлама, где мы работаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132
— Творят — что?
— Как выяснилось, обманывают, обворовывают тех, кому должны были бы помочь.
— Я, пожалуй, представляю себе, как это происходит, — сказал Бретт. — Но все же расскажите.
— Видите ли, в процессе обучения происходит отсев — по разным причинам: и по тем, о которых я вам рассказывал, и по другим. Это неизбежно — мы этого ожидали. Как я вам уже говорил, когда к нам поступает такая информация, наш отдел старается убедить отсеявшихся вернуться. А что делали этот инструктор и секретарша? Вместо того чтобы давать сведения о выбывших, они отмечали их как присутствующих. Соответственно чеки для этих людей продолжали поступать, и наша драгоценная парочка преспокойно клала их себе в карман.
— Но ведь чеки выписываются на конкретного предъявителя. Никто другой не может по ним получить деньги. Уингейт покачал головой.
— Может — и получает. Правда, эта пара время от времени сообщает, что кто-то выбыл, и компания тут же перестает выписывать чеки. А с оставшимися чеками инструктор отправляется по городу и разыскивает людей, на чье имя они выписаны. Это не составляет труда: адреса все имеются в деле. Инструктор рассказывает какую-нибудь сказку о том, что компания хочет получить свои деньги обратно — им-де надо только чек подписать. А потом по этим чекам получает наличными в любом банке. Я это знаю, потому что целый день следил за инструктором.
— Ну, а потом, когда ваши люди отправляются к отсеявшимся? Вы же сами сказали, что они со временем узнают о них. Неужели история с чеками не всплыла?
— Может и не всплыть. Учтите, что люди, с которыми мы имеем дело, не очень-то словоохотливы. Они не просто перестают работать, а вообще исчезают из виду и не стремятся давать о себе информацию. У них даже ответ на прямой вопрос трудно получить. Да к тому же я склонен думать, что были и подкупы. Доказать это я не могу, но есть такой душок.
— Грязная история.
Да, по сравнению с тем, что рассказал Леонард Уингейт, подумал Бретт, его собственные огорчения — сущая ерунда.
— Вам удалось раскрыть все это в одиночку?
— В основном, но первым до этого додумался один из моих помощников. Он начал подозревать, что дело нечисто, потому что цифры посещаемости занятий были уж слишком высоки. Мы оба занялись проверкой, сравнением нынешних цифр с прежними, а потом получили цифры из других компаний. Тогда-то все и вышло наружу. После этого надо было только выследить их и уличить. Что нам и удалось.
— И что же теперь?
Уингейт пожал плечами, привалившись к стойке.
— Этим занялась служба безопасности — теперь все уже вне моей компетенции. Сегодня после обеда поодиночке к нам в центр доставили инструктора и секретаршу. Я присутствовал при допросе. Оба сразу во всем признались. Верите или нет, инструктор даже расплакался.
— Верю, — сказал Бретт. — Сам бы заплакал, да только по другому поводу. И что же, компания будет возбуждать дело?
— Инструктор и его красотка в этом не сомневаются, но я-то знаю, что ничего не будет. — Негр сидел ссутулившись, но сейчас выпрямился — оказалось, что он почти на голову выше Бретта Дилозанто. — Видите ли, — с усмешкой заметил он, — это может плохо отразиться на репутации: компания не захочет, чтоб ее имя трепали в газетах. К тому же для моих хозяев главное — это вернуть деньги: как-никак речь идет о нескольких тысячах.
— А что станет с теми, другими? С теми, кто отсеялся, а мог бы вернуться и работать…
— Ну что вы, друг мой, нельзя же быть настолько сентиментальным.
— Прекратите! — вдруг возмутился Бретт. — Я же не крал этих чеков.
— Нет, не крали. Ну хорошо, насчет тех людей сейчас расскажу. Если бы мой аппарат был в шесть раз больше, если бы мы могли просмотреть всю картотеку и выяснить, кем стоит заняться, и, наконец, если бы мы могли разыскать этих людей после стольких недель…
Около них снова возник бармен. Стакан Уингейта был пуст, но он отрицательно покачал головой. И чтобы успокоить Бретта, добавил:
— Однако будем стараться кое-что сделать. Но едва ли удастся сделать много.
— А жаль, — сказал Бретт. — Очень жаль. — Помолчал и потом спросил:
— Вы женаты?
— Да, но чисто формально.
— Послушайте, моя знакомая сейчас ждет меня с ужином. Почему бы вам не поужинать с нами?
Уингейт начал вежливо отказываться. Бретт не отставал. И через пять минут они уже ехали друг за другом в направлении дома Бретта.
Барбара, у которой были ключи от квартиры Бретта, находилась уже там, когда они явились, и хлопотала на кухне, откуда по всей квартире распространялся аромат жареного барашка.
— Эй, повариха! — крикнул Бретт еще из прихожей. — Выходи нас встречать.
— Если ты с гостьей, — донесся голос Барбары, — можешь готовить ужин сам. О, оказывается, нет. Здравствуйте!
Барбара появилась в передничке, надетом поверх элегантного вязаного костюма, в котором она приехала прямо из своего агентства. Костюм этот очень выигрышно подчеркивает ее фигуру, подумал Бретт и почувствовал, что Леонарду Уингейту пришла та же мысль. По обыкновению Барбара сдвинула темные очки высоко на лоб, и они так и остались в ее густых, темно-каштановых волосах. Бретт стащил с нее очки и чмокнул в щеку.
Представляя их друг другу, он сказал Уингейту:
— Это моя любовница.
— Ему бы очень хотелось, чтоб это было так, но ничего подобного, — возразила Барбара. — Он нарочно это говорит, чтобы поквитаться со мной.
Как и предполагал Бретт, Барбара и Леонард Уингейт довольно быстро нашли общий язык. Пока они болтали, Бретт открыл бутылку “Дом Периньона”, из которой и налил всем троим. Барбара то и дело извинялась и исчезала на кухню.
Пока она в очередной раз отсутствовала, Уингейт, окинув взглядом просторную гостиную, заметил:
— Очень неплохое гнездышко.
— Спасибо. — Бретт снял эту квартиру полтора года назад и обставил сообразно своему представлению о современном интерьере и любви к ярким краскам. Здесь преобладали ярко-желтые, сиреневые, малиновые тона, зеленый кобальт, но использованы они были со вкусом и образовывали приятное единое целое. Свет был расположен так, чтобы усиливать игру красок, — одни места были ярко высвечены, другие тонули в тени. Таким путем — и это получилось у него весьма удачно — Бретт стремился создать в одной комнате целую гамму настроений.
В конце гостиной была дверь, распахнутая в другую комнату.
— Вы здесь часто работаете? — спросил Уингейт.
— Иногда. — И Бретт кивнул на приоткрытую дверь. — Там мой бредолариум. Когда мне надо что-то создать и я хочу, чтобы меня не сбивали с настроения, я уединяюсь здесь и брежу вдали от этого грохочущего бедлама, где мы работаем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132