Прыжок с девяти самолетов одновременно со сбрасыванием техники в боевых условиях с высоты менее четырехсот футов.
– Впечатляюще, – сказал Радл, – но Престону-то спрыгнуть надо только один раз, правда ночью. К тому же на протяженное и удлиненное побережье. Отличная зона приземления, как вы сами признали. Я бы считал, что нет необходимости хорошо тренировать его ради одного прыжка.
Нойманн в отчаянии обернулся к Штайнеру:
– Что еще ему сказать?
– Ничего, – ответил Радл, – потому что Престон полетит, так как рейхсфюрер считает это удачной идеей.
– Ради бога, – сказал Штайнер, – это же невозможно, Макс, неужели вы не понимаете?
– Я возвращаюсь утром в Берлин, – ответил Радл, – поедем со мной, и скажите ему сами, если вы так настаиваете. Может, лучше не ехать?
Штайнер побледнел:
– Черт бы вас побрал, Макс, я не могу, и вы знаете почему. – Какое-то мгновение казалось, что он не может говорить. – Мой отец – как он? Вы его видели?
– Нет, – сказал Радл, – но рейхсфюрер поручил мне сказать вам, что в этом деле вы имеете его личную гарантию.
– А что, дьявол побери, это должно означать? – Штайнер глубоко вздохнул и иронически улыбнулся: – Я знаю одно. Если нам удастся захватить Черчилля, которым – теперь я могу вам это сказать – я всегда восхищался, и совсем не потому, что у нас обоих матери американки, то мы в любой момент можем спрыгнуть на штаб гестапо на Принц-Альбрехтштрассе и захватить этот кусок дерьма. Если подумать, то – неплохая идея. – Он усмехнулся Нойманну: – Как ты думаешь, Риттер?
– Значит, вы берете его? – быстро спросил Радл. – Я говорю о Престоне.
– Да возьму я его, – сказал Штайнер, – только к тому моменту, когда я кончу его тренировать, он пожалеет, что родился на свет. – Он повернулся к Нойманну: – Ладно, Риттер. Приведи его, и я покажу ему, через какой ад предстоит пройти.
В прошлом, когда Гарви Престон был актером, ему как-то пришлось играть в знаменитой пьесе «Конец пути» доблестного юного британского офицера времен первой мировой войны. Храбрый, уставший от войны молодой ветеран, старый не по годам, способный встретить смерть с усмешкой на лице и со стаканом, поднятым, хотя бы символически, в правой руке. В конце пьесы накат землянки проваливался, занавес падал, и Престону надо было просто подняться и идти в артистическую уборную смывать кровь.
Но теперь все происходило на самом деле. Ему стало жутко, я внезапно затошнило от страха. Дело было не в том, что он потерял веру в способность Германии победить. Он безоговорочно верил в это. Просто он хотел остаться в живых и самому увидеть этот славный день.
В саду было холодно. Гарви нервно ходил взад-вперед, куря сигарету и с нетерпением ожидая появления хотя бы какого-нибудь знака из фермерского дома. Нервы его были напряжены. На пороге кухни появился Штайнер.
– Престон, – позвал он по-английски, – войдите.
В гостиной Штайнер, Радл и Нойманн стояли вокруг стола с картами.
– Господин полковник, – начал Престон.
– Заткнись, – холодно бросил ему Штайнер и кивнул Радлу: – Приказывайте.
Радл официально произнес:
– Унтерштурмфюрер Британского свободного корпуса Гарви Престон, с этого момента вы считаетесь в полном и абсолютном подчинении подполковника парашютного полка Штайнера. Это непосредственный приказ самого рейхсфюрера Генриха Гиммлера. Понятно?
В глазах Престона Радл мог быть одет в черный капюшон, потому что слова его прозвучали как смертный приговор. На лбу у него выступил пот, когда он повернулся к Штайнеру и заикаясь сказал:
– Но господин полковник, я никогда не прыгал с парашютом.
– Это самый меньший из ваших недостатков, – угрюмо ответил Штайнер, – но уж поверьте мне, мы всеми займемся.
– Господин полковник, я должен протестовать, – начал Престон, но Штайнер обрушился на него, как меч.
– Заткнись и поставь ноги вместе. Учти на будущее: будешь говорить только тогда, когда к тебе обратятся. – Он обошел Престона, который встал по стойке «смирно». – Все, что ты сейчас представляешь собой, – это балласт. Ты даже не солдат, так, красивая форма. Но придется постараться измениться, верно? – В гостиной стояла тишина, и Штайнер совсем тихо повторил вопрос на ухо Престону: – Верно?
Своему голосу он придал такую угрозу, что Престон поспешно ответил:
– Да, господин полковник.
– Хорошо. Теперь мы понимаем друг друга. – Штайнер опять встал лицом к нему: – Первое. Мы, четверо в этой комнате, единственные, кто знает цель, ради которой мы собрались в Ландсвоорте. Если по твоей вине еще кто-нибудь узнает, прежде чем я сам найду нужным рассказать, я расстреляю тебя. Понял?
– Да, господин полковник.
– Что касается чина, то с этого момента у тебя его нет. Лейтенант Нойманн позаботится, чтобы тебе выдали комбинезон парашютиста и маскхалат. И ты не будешь отличаться от тех, с кем будешь тренироваться. Конечно, тебе придется дополнительно потрудиться, но об этом мы поговорим позже. Вопросы есть?
Глаза Престона горели, его душила ярость. Радл мягко сказал:
– Конечно, господин унтерштурмфюрер, можете вернуться со мной в Берлин, если вы не удовлетворены, и поговорить об этом деле лично с рейхсфюрером.
Сдавленным шепотом Престон проговорил:
– Вопросов нет.
– Хорошо. – Штайнер повернулся к Нойманну: – Выдайте ему обмундирование и передайте Брандту. Я поговорю с вами о программе его тренировки попозже. – Он кивнул Престону: – Ты свободен.
Престон решил, что здесь неуместным будет национал-социалистическое приветствие, поэтому он отдал честь, повернулся и, спотыкаясь, вышел. Риттер Нойманн ухмыльнулся и пошел за ним.
Когда дверь затворилась, Штайнер сказал:
– Теперь мне действительно надо выпить. – Он подошел к буфету и налил себе коньяку.
– Подействует, Курт? – спросил Радл.
– Кто знает? – Штайнер улыбнулся волчьей улыбкой. – Если повезет, может сломать ногу во время тренировок. – Он глотнул коньяку. – Ладно, поговорим о более важных вещах. Как там Девлин? Новости есть?
* * *
В своей маленькой спальне в старом доме над болотами Хобс Энда Молли Прайор старалась подготовиться к встрече с Девлином, который должен был вот-вот приехать обедать. Она быстро разделась и, оставшись в бюстгальтере и трусах, встала перед зеркалом старого гардероба красного дерева, критически оглядела себя. Белье было чистое и аккуратное, хотя и с многочисленными следами штопки. Ну, у всех так. Никогда не хватает на всех купонов на одежду. В конце концов, важно было то, что под бельем, а оно было неплохим. Славные, твердые груди, круглые бедра, красивые ляжки.
Молли положила руку на живот и подумала, что Девлин может так же до нее дотронуться, и желудок у нее сжался. Она открыла верхний ящик комода, вытащила свою единственную пару довоенных шелковых чулок, штопаных-перештопаных, и осторожно натянула их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95
– Впечатляюще, – сказал Радл, – но Престону-то спрыгнуть надо только один раз, правда ночью. К тому же на протяженное и удлиненное побережье. Отличная зона приземления, как вы сами признали. Я бы считал, что нет необходимости хорошо тренировать его ради одного прыжка.
Нойманн в отчаянии обернулся к Штайнеру:
– Что еще ему сказать?
– Ничего, – ответил Радл, – потому что Престон полетит, так как рейхсфюрер считает это удачной идеей.
– Ради бога, – сказал Штайнер, – это же невозможно, Макс, неужели вы не понимаете?
– Я возвращаюсь утром в Берлин, – ответил Радл, – поедем со мной, и скажите ему сами, если вы так настаиваете. Может, лучше не ехать?
Штайнер побледнел:
– Черт бы вас побрал, Макс, я не могу, и вы знаете почему. – Какое-то мгновение казалось, что он не может говорить. – Мой отец – как он? Вы его видели?
– Нет, – сказал Радл, – но рейхсфюрер поручил мне сказать вам, что в этом деле вы имеете его личную гарантию.
– А что, дьявол побери, это должно означать? – Штайнер глубоко вздохнул и иронически улыбнулся: – Я знаю одно. Если нам удастся захватить Черчилля, которым – теперь я могу вам это сказать – я всегда восхищался, и совсем не потому, что у нас обоих матери американки, то мы в любой момент можем спрыгнуть на штаб гестапо на Принц-Альбрехтштрассе и захватить этот кусок дерьма. Если подумать, то – неплохая идея. – Он усмехнулся Нойманну: – Как ты думаешь, Риттер?
– Значит, вы берете его? – быстро спросил Радл. – Я говорю о Престоне.
– Да возьму я его, – сказал Штайнер, – только к тому моменту, когда я кончу его тренировать, он пожалеет, что родился на свет. – Он повернулся к Нойманну: – Ладно, Риттер. Приведи его, и я покажу ему, через какой ад предстоит пройти.
В прошлом, когда Гарви Престон был актером, ему как-то пришлось играть в знаменитой пьесе «Конец пути» доблестного юного британского офицера времен первой мировой войны. Храбрый, уставший от войны молодой ветеран, старый не по годам, способный встретить смерть с усмешкой на лице и со стаканом, поднятым, хотя бы символически, в правой руке. В конце пьесы накат землянки проваливался, занавес падал, и Престону надо было просто подняться и идти в артистическую уборную смывать кровь.
Но теперь все происходило на самом деле. Ему стало жутко, я внезапно затошнило от страха. Дело было не в том, что он потерял веру в способность Германии победить. Он безоговорочно верил в это. Просто он хотел остаться в живых и самому увидеть этот славный день.
В саду было холодно. Гарви нервно ходил взад-вперед, куря сигарету и с нетерпением ожидая появления хотя бы какого-нибудь знака из фермерского дома. Нервы его были напряжены. На пороге кухни появился Штайнер.
– Престон, – позвал он по-английски, – войдите.
В гостиной Штайнер, Радл и Нойманн стояли вокруг стола с картами.
– Господин полковник, – начал Престон.
– Заткнись, – холодно бросил ему Штайнер и кивнул Радлу: – Приказывайте.
Радл официально произнес:
– Унтерштурмфюрер Британского свободного корпуса Гарви Престон, с этого момента вы считаетесь в полном и абсолютном подчинении подполковника парашютного полка Штайнера. Это непосредственный приказ самого рейхсфюрера Генриха Гиммлера. Понятно?
В глазах Престона Радл мог быть одет в черный капюшон, потому что слова его прозвучали как смертный приговор. На лбу у него выступил пот, когда он повернулся к Штайнеру и заикаясь сказал:
– Но господин полковник, я никогда не прыгал с парашютом.
– Это самый меньший из ваших недостатков, – угрюмо ответил Штайнер, – но уж поверьте мне, мы всеми займемся.
– Господин полковник, я должен протестовать, – начал Престон, но Штайнер обрушился на него, как меч.
– Заткнись и поставь ноги вместе. Учти на будущее: будешь говорить только тогда, когда к тебе обратятся. – Он обошел Престона, который встал по стойке «смирно». – Все, что ты сейчас представляешь собой, – это балласт. Ты даже не солдат, так, красивая форма. Но придется постараться измениться, верно? – В гостиной стояла тишина, и Штайнер совсем тихо повторил вопрос на ухо Престону: – Верно?
Своему голосу он придал такую угрозу, что Престон поспешно ответил:
– Да, господин полковник.
– Хорошо. Теперь мы понимаем друг друга. – Штайнер опять встал лицом к нему: – Первое. Мы, четверо в этой комнате, единственные, кто знает цель, ради которой мы собрались в Ландсвоорте. Если по твоей вине еще кто-нибудь узнает, прежде чем я сам найду нужным рассказать, я расстреляю тебя. Понял?
– Да, господин полковник.
– Что касается чина, то с этого момента у тебя его нет. Лейтенант Нойманн позаботится, чтобы тебе выдали комбинезон парашютиста и маскхалат. И ты не будешь отличаться от тех, с кем будешь тренироваться. Конечно, тебе придется дополнительно потрудиться, но об этом мы поговорим позже. Вопросы есть?
Глаза Престона горели, его душила ярость. Радл мягко сказал:
– Конечно, господин унтерштурмфюрер, можете вернуться со мной в Берлин, если вы не удовлетворены, и поговорить об этом деле лично с рейхсфюрером.
Сдавленным шепотом Престон проговорил:
– Вопросов нет.
– Хорошо. – Штайнер повернулся к Нойманну: – Выдайте ему обмундирование и передайте Брандту. Я поговорю с вами о программе его тренировки попозже. – Он кивнул Престону: – Ты свободен.
Престон решил, что здесь неуместным будет национал-социалистическое приветствие, поэтому он отдал честь, повернулся и, спотыкаясь, вышел. Риттер Нойманн ухмыльнулся и пошел за ним.
Когда дверь затворилась, Штайнер сказал:
– Теперь мне действительно надо выпить. – Он подошел к буфету и налил себе коньяку.
– Подействует, Курт? – спросил Радл.
– Кто знает? – Штайнер улыбнулся волчьей улыбкой. – Если повезет, может сломать ногу во время тренировок. – Он глотнул коньяку. – Ладно, поговорим о более важных вещах. Как там Девлин? Новости есть?
* * *
В своей маленькой спальне в старом доме над болотами Хобс Энда Молли Прайор старалась подготовиться к встрече с Девлином, который должен был вот-вот приехать обедать. Она быстро разделась и, оставшись в бюстгальтере и трусах, встала перед зеркалом старого гардероба красного дерева, критически оглядела себя. Белье было чистое и аккуратное, хотя и с многочисленными следами штопки. Ну, у всех так. Никогда не хватает на всех купонов на одежду. В конце концов, важно было то, что под бельем, а оно было неплохим. Славные, твердые груди, круглые бедра, красивые ляжки.
Молли положила руку на живот и подумала, что Девлин может так же до нее дотронуться, и желудок у нее сжался. Она открыла верхний ящик комода, вытащила свою единственную пару довоенных шелковых чулок, штопаных-перештопаных, и осторожно натянула их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95