– В конце следующей недели. Так счастливо сложилось, что адмирал едет в Италию первого или второго ноября. Это значит, что я могу позволить себе находиться в Ландсвоорте в последние критические дни, и конечно же в период самой операции.
– Никакой случайности в том, что адмирал едет в Италию нет, уверяю вас, – Гиммлер слегка улыбнулся. – Я предложил это фюреру точно в подходящий момент. Через пять минут он решил, что это его собственная мысль. – Гиммлер взялся за перо.
– Итак, дело идет, Радл. Через две недели все будет кончено. Держите меня в курсе.
Он склонился над бумагами. Радл облизал сухие губы и не мог сказать:
– Господин рейхсфюрер...
Гиммлер тяжело вздохнул:
– Я действительно очень занят, Радл. Что еще?
– Генерал Штайнер, господин рейхсфюрер, он... здоров?
– Конечно, – спокойно ответил Гиммлер. – А почему вы спрашиваете?
– Полковник Штайнер, – начал объяснять Радл, и в животе у него все как бы перевернулось, – очень беспокоится...
– Нет нужды беспокоиться, – торжественно заверил Гиммлер, – я же дал вам свои личные гарантии, не так ли?
– Так точно, – сказал Радл, пятясь к двери. – Благодарю вас еще раз, – он повернулся и вышел как можно быстрее.
Гиммлер раздраженно покачал головой и занялся работой.
* * *
Когда Девлин вошел в церковь, месса уже почти кончилась. Он проскользнул направо от прохода и сел на скамейку. Молли стояла на коленях возле матери, одетая в точности так же, как и в предыдущее воскресенье. На платье не было заметно следов грубого обращения с ним Артура Сеймура. Артур тоже был в церкви, на своем обычном месте, и сразу увидел Девлина. Не выказывая никаких эмоций, встал и проскользнул в тени прохода на улицу.
Девлин ждал, наблюдая, как Молли молится: как будто сама невинность преклонила колени при свете свечей. Через некоторое время она открыла глаза и очень медленно повернулась, физически почувствовав его присутствие. Глаза ее расширились, она посмотрела на него долгим взглядом и отвернулась.
Незадолго до конца службы Девлин вышел из церкви. Он был уже у своего мотоцикла, когда в дверях появился первый прихожанин. Шел мелкий дождик. Девлин поднял воротник плаща, сел на мотоцикл и стал ждать. Мимо по дорожке прошли Молли с матерью, сделав вид, что не видят его. Они сели в двуколку, мать взяла вожжи, и они уехали.
– А, ладно, – сказал про себя Девлин, – кто ее осудит?
Он завел мотор и услышал свое имя. Джоанна Грей, подойдя к нему, тихо сказала:
– Сегодня днем у меня два часа сидел Филипп Верекер. Он хотел жаловаться на вас сэру Генри.
– И я его не виню.
Она спросила:
– Вы можете когда-нибудь сохранить серьезность больше двух минут подряд?
– Слишком надо напрягаться, – ответил он. Приближение семейства Уиллафби помешало им продолжить разговор.
Сэр Генри был в форме:
– Ну, Девлин, как дела?
– Прекрасно, сэр, – Девлин усилил ирландский акцент. – Не могу достаточно поблагодарить вас за эту прекрасную возможность творить добро.
Он увидел, как Джоанна Грей отпрянула назад, сжав губы, но сэру Генри его слова понравились:
– Молодец, Девлин. Получаю отличные отзывы о твоей работе. Отличные. Продолжай так же хорошо работать.
Он повернулся к Джоанне Грей, чтобы поговорить. Воспользовавшись этим обстоятельством, Девлин уехал.
К тому времени, когда он доехал до дома, дождь лил вовсю. Девлин поставил мотоцикл в сарай, надел болотные сапоги и непромокаемый плащ, взял двустволку и отправился на болото. В такой сильный дождь необходимо было проверить шлюзы дамб, и вообще хождение в такую погоду отвлекало его от всяких мыслей. Но на сей раз не помогало. Девлин не мог выбросить из головы Молли Прайор. В уме его непрерывно вставала картина: Молли медленно опускается в молитве на колени, и платье скользит вверх по бедру.
– Святая Мария и все святые, – тихо сказал Девлин, – если это то, что называют любовью, то Лайам, мой мальчик, долгонько же ты шел к этому открытию.
Когда он шел обратно к дому по главной дамбе, то почувствовал сильный запах дыма в сыром воздухе. Окно светилось в вечерней темноте, свет проникал сквозь малюсенькую щелочку между шторами затемнения. Открыв дверь, Девлин уловил запах еды. Он поставил ружье в угол, повесил плащ сушиться и вошел в гостиную. Молли стояла на одном колене у очага, подкладывая полено. Она серьезно посмотрела на него через плечо:
– Ты небось промок насквозь.
– Полчаса у этого огня и пара рюмок виски – и я буду в порядке.
Она подошла к буфету, вынула бутылку виски и стакан.
– Не выливай его на пол, – сказала она. – Постарайся на этот раз выпить.
– Значит, ты уже знаешь?
– Здесь ничего не скроешь, все становится известно. На огне ирландское рагу. Хорошо?
– Прекрасно.
– Еще полчасика, – она подошла к раковине и достала стеклянное блюдо. – В чем дело, Лайам? Почему ты не захотел со мной встретиться?
Он сел в старое кресло, широко расставив ноги перед огнем, и от его штанов пошел пар.
– Сначала я подумал, что так будет лучше.
– Почему?
– У меня есть свои причины.
– А что не задалось сегодня?
– Воскресенье, проклятое воскресенье. Ты знаешь, как это бывает.
– Будь прокляты твои глаза. – Молли пересекла комнату, вытирая на ходу руки о передник, и посмотрела на пар, поднимающийся от штанов Девлина. – Ты умрешь, если не переоденешься. Ну уж ревматизм тебе обеспечен.
– Не стоит беспокоиться, – сказал он. – Я скоро лягу спать. Я устал.
Она нерешительно протянула руку и дотронулась до его волос:
– Я люблю тебя. Ты знаешь об этом?
Внутри ее как бы зажегся свет. Она светилась, казалось, что она растекается и приобретает новые очертания.
– Ну, слава богу за это. Я, по крайней мере, могу теперь лечь спать с чистой совестью. Я не стою тебя, девочка, дело это пустое. Предупреждаю тебя, у нас нет будущего. Над дверью этой спальни должно быть объявление: «Оставь надежду, всяк сюда входящий».
– Это мы еще посмотрим, – сказала она. – Я принесу тебе рагу. – И пошла к плите.
Позже, лежа на старой бронзовой кровати и обняв ее одной рукой, он наблюдал за отблесками огня на потолке и чувствовал себя более удовлетворенным, в большем согласии с собой, чем на протяжении многих лет.
На столике с ее стороны кровати стояло радио. Она включила его, затем прижалась животом к его бедру и вздохнула с закрытыми глазами:
– Как чудесно было. Можно, мы когда-нибудь еще это повторим?
– Ты дашь парню время перевести дух?
Она улыбнулась и погладила его по животу:
– Бедный старикан. Послушай-ка.
По радио передавали песню:
Когда этот человек умрет...
В один прекрасный день пронесется весть,
Что под лужайкой
Лежит сатана с усиками.
– Я буду рада, когда это произойдет, – сонно сказала Молли.
– Что? – спросил Девлин.
– Сатана с усиками, спящий вечным сном под лужайкой, – Гитлер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95