Касго, помнится, сильно прогневался, отчего это их немедленно не перегрузили на корабль-матку, а Малта испытала горькое разочарование, обнаружив, что в устье не стоят на страже живые корабли. Она-то ведь держалась только надеждой, что они вот-вот появятся, перехватят галеру и выручат ее. И когда калсидийское судно абсолютно невозбранно устремилось в открытое море, Малту охватило отчаяние, не выражаемое никакими словами. Как глупо было надеяться на спасение! «Мечты и надежды, — сказала она себе, — только мешают. От них утрачиваешь силу. А потом все равно выясняется, что никто не спешит тебе на подмогу: ни живые корабли, ни Рэйн… вообще никто. И чудесные спасения только в сказках бывают. А в жизни все приходится делать своими руками!»
Еще у нее имелось множество подозрений, о которых она не стала рассказывать ни сатрапу, ни Кикки. В частности, что их галера была далеко не в полном порядке. Ее действительно безбожно заваливало с борта на борт, и воды в трюме было гораздо больше, чем следовало бы. Уж верно, река Дождевых Чащоб неплохо прошлась и по смоленым швам между досками ее обшивки, и по самим доскам. То-то после выхода из устья капитан все забирал к северу, в сторону Калсиды, и далеко от берега не уходил. Знать, имел в виду, что галера в любой момент может рассыпаться, а возле берега у них по крайней мере будет шанс спастись вплавь. Словом, у Малты были хорошие основания предполагать, что капитан двигался кратчайшим курсом домой — и делал все от него зависевшее, чтобы добраться туда и при корабле, и с нечаянно доставшимся грузом.
— Пить… — прохрипела Кикки.
Теперь она очень редко подавала голос. И с коврика больше не поднималась, даже не садилась на нем. Малта по возможности поддерживала чистоту и ждала неминуемой смерти своей подопечной. Девушка подала Подруге чашку воды, та потянулась к ней губами, и струпья, окружавшие ее рот, сразу лопнули, выступила кровь. Кикки кое-как глотнула, и Малта промокнула розовую от крови воду, сбегавшую по ее подбородку. Кикки выхлебала слишком много речной воды, чтобы остаться в живых, и слишком мало, чтобы умереть быстро. Теперь у нее, наверное, все кишки были изъязвлены не меньше, чем губы. Так что лучше даже и не думать об этом.
И все же, несмотря на слабость и боль, слово, данное Малте, Сердечная Подруга сдержала. Малта ухаживала за ней и помогла продержаться до появления калсидийского корабля. А теперь Кикки прилагала все усилия, обучая Малту науке выживания в тех условиях, в которые они угодили. Говорить она теперь почти не могла, но слабый толчок, кашель, вздох, красноречивый взгляд — все рассказывало без слов. Иные ее подсказки просто делали жизнь худо-бедно терпимой. Так, Малта уже выучилась прекращать беспрестанное нытье Касго, либо обращая его внимание на положительные аспекты той или иной незадачи — либо восхваляя его мудрость и мужество перед лицом очередной «ужасающей тяготы». Поначалу Малту всякий раз блевать тянуло от необходимости придумывать какую-то сладкую ложь. Однако «средство от нытья» работало безотказно, а значит, следовало и дальше его применять. Раз уж ей приходится делить с ним этот крохотный закуток, так отчего бы не сделать совместное существование по возможности приемлемым?
А лучшими в сутках были те часы, когда после ужина он отправлялся покурить с капитаном. Вдосталь надышавшись дурманного дыма, сатрап возвращался размягченный, сонный, готовый со всем соглашаться.
Но это так, мелочи. Кикки научила ее кое-чему другому, более важному. В кожаной палатке стояла одна общая параша, и когда Малта первый раз потащила ее выплескивать за борт, моряки-калсидийцы провожали ее улюлюканьем, а кто-то даже щелкал зубами. Когда же она возвращалась, один из них загородил ей дорогу. Малта, не поднимая глаз, попробовала его обойти. Но он лишь шагал то в одну сторону, то в другую, не давая ей пройти, и сердце Малты колотилось сильнее и сильнее. В конце концов ей все же удалось прошмыгнуть, но мужчина протянул руку, накрыл горстью ее грудь и пребольно сжал. Так, что она вскрикнула от испуга и боли. Калсидиец расхохотался и дернул ее к себе, так прижав, что ей нечем стало дышать. Его свободная рука проникла под ее блузу и завладела второй грудью. Мозолистые пальцы царапали кожу, грубо лаская. Малта не в силах была ни двинуться, ни закричать. Стоя сзади, он прижал ее зад к своим чреслам, начал тереться… остальные пялились во все глаза, завидуя и, видимо, предвкушая, что будет дальше.
Но когда насильник принялся задирать Малте юбку, к девушке внезапно вернулось самообладание и она вспомнила о том, что у нее в руках по-прежнему находилась пресловутая параша — выплеснутая, но, между прочим, не выполосканная. Малта как могла извернулась и что было силы шарахнула матроса деревянным ведерком. При этом вся жижа, что еще оставалась на дне, полетела ему непосредственно в рожу. Он взревел и выпустил Малту, невзирая даже на хохот и подначки дружков. А девушка, вырвавшись из его рук, мигом юркнула в палатку.
Сатрапа там, по счастью, не оказалось: он как раз делил трапезу с капитаном. Малту затрясло от пережитого ужаса, и она съежилась на полу рядом с задремавшей Кикки. Снаружи раздавались чьи-то шаги, и ей все казалось, что в палатку вот-вот ворвется насильник и доделает «дело». Малта дрожала так, что стучали зубы. Проснувшаяся Кикки увидела так называемую служанку в самом дальнем углу: та держала перед собой кружку для воды, которую собиралась использовать как оружие. Подруга сразу поняла: что-то стряслось, и постепенно вытянула из Малты всю историю. Когда та кончила рассказывать, задыхаясь от слез, Кикки покачала головой.
«Плохо… для всех нас, — сказала она. Она говорила короткими фразами, делая передышки. Рот и горло у нее болели немилосердно. — Им следовало бы убояться… лапать тебя… без разрешения Касго. А они… вон что творят… Не боятся… — Кикки помолчала, обдумывая случившееся. Потом собралась с силами и продолжала: — Нельзя допустить… чтобы тебя… изнасиловали. Если это произойдет… и Касго им головы не поотрывает… они потеряют уважение… ко всем нам. — Помолчала еще и предупредила: — Только смотри… Касго не пожалуйся. Он это использует… против тебя же… станет грозить… чтобы ты его слушалась. — Она трудно дышала, явно страдая. — Или вовсе отдаст им… чтобы расположить их к себе… как отдал Сериллу. Надо защитить тебя… и тем самым всех нас. — Кикки огляделась, потом протянула нетвердую руку и подобрала одну из тряпок, которыми Малта промокала ее рот после питья. Тряпка была сплошь покрыта кровяными разводами. — Вот, — сказала Подруга. — Пристрой… у себя между ног… и не вынимай. А если кто… привяжется… сразу кричи: „Фа-чейи кол!“ Запомни… „Фа-чейи кол“… Это по-нашему „У меня кровь“… Он отстанет, когда услышит… или когда увидит…»
Кикки жестом попросила напиться и сделала несколько глотков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
Еще у нее имелось множество подозрений, о которых она не стала рассказывать ни сатрапу, ни Кикки. В частности, что их галера была далеко не в полном порядке. Ее действительно безбожно заваливало с борта на борт, и воды в трюме было гораздо больше, чем следовало бы. Уж верно, река Дождевых Чащоб неплохо прошлась и по смоленым швам между досками ее обшивки, и по самим доскам. То-то после выхода из устья капитан все забирал к северу, в сторону Калсиды, и далеко от берега не уходил. Знать, имел в виду, что галера в любой момент может рассыпаться, а возле берега у них по крайней мере будет шанс спастись вплавь. Словом, у Малты были хорошие основания предполагать, что капитан двигался кратчайшим курсом домой — и делал все от него зависевшее, чтобы добраться туда и при корабле, и с нечаянно доставшимся грузом.
— Пить… — прохрипела Кикки.
Теперь она очень редко подавала голос. И с коврика больше не поднималась, даже не садилась на нем. Малта по возможности поддерживала чистоту и ждала неминуемой смерти своей подопечной. Девушка подала Подруге чашку воды, та потянулась к ней губами, и струпья, окружавшие ее рот, сразу лопнули, выступила кровь. Кикки кое-как глотнула, и Малта промокнула розовую от крови воду, сбегавшую по ее подбородку. Кикки выхлебала слишком много речной воды, чтобы остаться в живых, и слишком мало, чтобы умереть быстро. Теперь у нее, наверное, все кишки были изъязвлены не меньше, чем губы. Так что лучше даже и не думать об этом.
И все же, несмотря на слабость и боль, слово, данное Малте, Сердечная Подруга сдержала. Малта ухаживала за ней и помогла продержаться до появления калсидийского корабля. А теперь Кикки прилагала все усилия, обучая Малту науке выживания в тех условиях, в которые они угодили. Говорить она теперь почти не могла, но слабый толчок, кашель, вздох, красноречивый взгляд — все рассказывало без слов. Иные ее подсказки просто делали жизнь худо-бедно терпимой. Так, Малта уже выучилась прекращать беспрестанное нытье Касго, либо обращая его внимание на положительные аспекты той или иной незадачи — либо восхваляя его мудрость и мужество перед лицом очередной «ужасающей тяготы». Поначалу Малту всякий раз блевать тянуло от необходимости придумывать какую-то сладкую ложь. Однако «средство от нытья» работало безотказно, а значит, следовало и дальше его применять. Раз уж ей приходится делить с ним этот крохотный закуток, так отчего бы не сделать совместное существование по возможности приемлемым?
А лучшими в сутках были те часы, когда после ужина он отправлялся покурить с капитаном. Вдосталь надышавшись дурманного дыма, сатрап возвращался размягченный, сонный, готовый со всем соглашаться.
Но это так, мелочи. Кикки научила ее кое-чему другому, более важному. В кожаной палатке стояла одна общая параша, и когда Малта первый раз потащила ее выплескивать за борт, моряки-калсидийцы провожали ее улюлюканьем, а кто-то даже щелкал зубами. Когда же она возвращалась, один из них загородил ей дорогу. Малта, не поднимая глаз, попробовала его обойти. Но он лишь шагал то в одну сторону, то в другую, не давая ей пройти, и сердце Малты колотилось сильнее и сильнее. В конце концов ей все же удалось прошмыгнуть, но мужчина протянул руку, накрыл горстью ее грудь и пребольно сжал. Так, что она вскрикнула от испуга и боли. Калсидиец расхохотался и дернул ее к себе, так прижав, что ей нечем стало дышать. Его свободная рука проникла под ее блузу и завладела второй грудью. Мозолистые пальцы царапали кожу, грубо лаская. Малта не в силах была ни двинуться, ни закричать. Стоя сзади, он прижал ее зад к своим чреслам, начал тереться… остальные пялились во все глаза, завидуя и, видимо, предвкушая, что будет дальше.
Но когда насильник принялся задирать Малте юбку, к девушке внезапно вернулось самообладание и она вспомнила о том, что у нее в руках по-прежнему находилась пресловутая параша — выплеснутая, но, между прочим, не выполосканная. Малта как могла извернулась и что было силы шарахнула матроса деревянным ведерком. При этом вся жижа, что еще оставалась на дне, полетела ему непосредственно в рожу. Он взревел и выпустил Малту, невзирая даже на хохот и подначки дружков. А девушка, вырвавшись из его рук, мигом юркнула в палатку.
Сатрапа там, по счастью, не оказалось: он как раз делил трапезу с капитаном. Малту затрясло от пережитого ужаса, и она съежилась на полу рядом с задремавшей Кикки. Снаружи раздавались чьи-то шаги, и ей все казалось, что в палатку вот-вот ворвется насильник и доделает «дело». Малта дрожала так, что стучали зубы. Проснувшаяся Кикки увидела так называемую служанку в самом дальнем углу: та держала перед собой кружку для воды, которую собиралась использовать как оружие. Подруга сразу поняла: что-то стряслось, и постепенно вытянула из Малты всю историю. Когда та кончила рассказывать, задыхаясь от слез, Кикки покачала головой.
«Плохо… для всех нас, — сказала она. Она говорила короткими фразами, делая передышки. Рот и горло у нее болели немилосердно. — Им следовало бы убояться… лапать тебя… без разрешения Касго. А они… вон что творят… Не боятся… — Кикки помолчала, обдумывая случившееся. Потом собралась с силами и продолжала: — Нельзя допустить… чтобы тебя… изнасиловали. Если это произойдет… и Касго им головы не поотрывает… они потеряют уважение… ко всем нам. — Помолчала еще и предупредила: — Только смотри… Касго не пожалуйся. Он это использует… против тебя же… станет грозить… чтобы ты его слушалась. — Она трудно дышала, явно страдая. — Или вовсе отдаст им… чтобы расположить их к себе… как отдал Сериллу. Надо защитить тебя… и тем самым всех нас. — Кикки огляделась, потом протянула нетвердую руку и подобрала одну из тряпок, которыми Малта промокала ее рот после питья. Тряпка была сплошь покрыта кровяными разводами. — Вот, — сказала Подруга. — Пристрой… у себя между ног… и не вынимай. А если кто… привяжется… сразу кричи: „Фа-чейи кол!“ Запомни… „Фа-чейи кол“… Это по-нашему „У меня кровь“… Он отстанет, когда услышит… или когда увидит…»
Кикки жестом попросила напиться и сделала несколько глотков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152