Вот тут нашего Лавоя, стало быть, и посетила светлая мысль, что самый лучший способ проникнуть в пиратскую гавань — это на пиратском корабле. А Совершенный еще и расхвастался, будто знает внутри архипелага уйму всяких тайных путей. Во всяком случае, Лавой так говорит.
— А самого Совершенного ты спрашивал? Брэшен покачал головой.
— Я побоялся заговаривать с ним об этом. Еще вообразит, будто я склонен это одобрить! Тогда его поди удержи. Или, наоборот, решит, что я резко против, и пустится во все тяжкие, чтобы настоять на своем. Самоутверждения ради. Да кому я объясняю, ты не хуже меня знаешь, на какие фортели он способен! Уж если подходить к нему с этим, так только если мы все будем «за». А если выскажусь я один — как бы не дошло до беды.
— Сдается мне, уже дошло, — проговорила Альтия задумчиво. Ром породил у нее в желудке очажок тепла. — Последнее время Совершенный довольно-таки странно себя ведет.
Брэшен криво улыбнулся:
— А что, на твоей памяти бывало иначе?
— Нет, он всегда странный, но тут, по-моему, заскоки пошли еще те. Сегодня он, например, такое мел, что меня даже в дрожь бросило. Дескать, Кеннит — это судьба, с которой мы обязаны встретиться. И никакие, стало быть, мелочи не должны нас отвлекать от великого предназначения.
Брэшен осторожно спросил:
— А ты не согласна?
— Насчет великого предназначения — ну, не знаю. У меня, Брэшен, воображение, знаешь ли, не идет дальше того, чтобы застукать «Проказницу» в удобный момент, на якорной стоянке, когда на борту будет самая что ни есть сокращенная вахта, потихоньку украсть ее и увести. Вместе с нашими ребятами из команды, если хоть один из них остался в живых. Чего еще? Лить кровь, бросаться в битвы? Без жизненной на то необходимости? Не хочу!
— И я не хочу, — ответил Брэшен негромко. И плеснул понемногу рома в оба стакана. — Другое дело, не очень-то верится мне, что мы сумеем вернуть «Проказницу» без крови и битвы. Так что надо бы внутренне приготовиться к худшему.
— Догадываюсь, — неохотно согласилась она.
И сама спросила себя, а не пустые ли это слова. Ей ни разу не доводилось бывать в каких-либо сражениях. Весь ее батальный опыт исчерпывался несколькими кулачными потасовками в тавернах. Альтии трудно было даже вообразить себя с абордажной саблей в руке. Да, она умела постоять за себя, когда на нее нападали. Это качество она за собой знала. Но как она прыгнет через борт на чужую палубу, размахивая оружием, как она станет убивать людей, которых до того никогда прежде не видела? Она сомневалась, что способна на это, даже теперь, когда вроде было самое время мысленно погеройствовать — сидя с Брэшеном в тепле и уюте капитанской каюты. «Нет, — сказала она себе в конце концов, — это как-то не по-нашему. Мы, торговцы Удачного, так не поступаем!» И в самом деле, ее с детства учили, что лучший путь к получению желаемого лежал через переговоры. Но… Альтия хотела вернуть свой корабль. Хотела поистине бешено. Со всей силой, со всей страстью души. И — почем знать? — если однажды она воочию увидит свою возлюбленную «Проказницу» в руках у захватчиков, тут-то все и встанет на место? И она без дальнейших духовных метаний подхватит ту самую саблю и кинется убивать этих людей?
— Ну что? — спросил Брэшен, и до нее дошло, что она уже довольно долго смотрит мимо него в кормовой иллюминатор, туда, где белым кружевом пенится в темноте их кильватерный след.
Альтия снова посмотрела капитану в глаза. Повертела в пальцах стакан и спросила:
— Что — что?
— Я говорю — ну что, подадимся в пираты? Или, по крайней мере, прикинемся, что подались?
Альтия внутренне заметалась, не в силах сделать осмысленный выбор.
— Ты — капитан, — сказала она наконец. — Я думаю, тебе и решать.
Брэшен помолчал немного, потом улыбнулся.
— Должен сознаться, иной раз об этом подумаю — и приятно. Я, кстати, уже начал обдумывать кое-какие подробности. Флаг, например. Как тебе покажется алый морской змей на голубом фоне?
Альтия поморщилась.
— Вряд ли такой символ окажется приносящим счастье. Зато страшноватый!
— Страшноватый? Значит, то, что надо. Правду молвить, я долго выбирал знак пострашнее, и этот — прямо из моих худших кошмаров. А что касается удачи и счастья, то, боюсь, придется нам их себе обеспечить самим!
— Собственно, как и всегда, — подытожила Альтия. — Так мы только за работорговыми судами будем гоняться?
На мгновение его лицо стало угрюмым. Потом в глазах появился отблеск прежней улыбки.
— Может статься, — сказал он, — что нам вообще ни за кем не придется гоняться. Может, удастся лишь прикинуться, что мы кого-то поймали… или собираемся это сделать. Станем на время актерами, не возражаешь? Я изображу недовольного младшего сына какого-нибудь удачнинского торговца. Этакого вельможного отпрыска, пакостника и хлыща, решившего отправиться на юг с намерением попробовать себя в политике и пиратстве. Как тебе?
Альтия не выдержала и расхохоталась. Ром успел уютно расположиться у нее в животе, и теперь тепло распространялось по всему телу.
— Подозреваю, — сказала она, — что тебе эта игра так понравится, Брэшен, что ты и останавливаться не захочешь. Ладно, а как насчет меня? Как ты им объяснишь мое присутствие на корабле?
— А ты будешь моей прекрасной пленницей, как выразился бы поэт. Дочкой состоятельного торговца, которую я захватил и держу ради выкупа. — И он искоса на нее посмотрел. — Тут-то я и заработаю репутацию отчаянно дерзкого пирата. А до кучи можно еще наплести, что-де Совершенный — твой семейный корабль. Вот тебе и объяснение, как мы его заполучили.
— Не переиграть бы, — задумчиво проговорила она.
Однако в глазах заблестела искорка. Альтия сама это почувствовала и решила, что, не иначе, опять во всем был виноват ром.
Она как раз прикидывала, не поддаться ли голосу сердца в ущерб доводам разума, когда Брэшен неожиданно помрачнел.
— Очень хотелось бы надеяться, — сказал он, — что любительское актерство вправду помогло бы нам вызволить твой корабль. Боюсь только, реальное пиратство окажется не игрой, а делом кровавым и грязным. А еще больше боюсь, что это дело вправду слишком сильно понравится. Нет, не мне, а Лавою с Совершенным. — Брэшен невесело покачал головой. — У них у обоих есть эта струнка… Не знаю даже, как выразиться. Какая-то подленькая гнильца в душе. Может, я ошибаюсь, но, по-моему, дай полную волю одному и другому — и оба они быстренько дойдут до таких бездн низости и жестокости, что нам с тобой и во сне не приснится.
— И Совершенный тоже? — удивилась Альтия. Однако у самой по спине пробежал легкий холодок: глубоко в душе она понимала, что Брэшен прав.
— Ага, — кивнул Брэшен. — Если они споются с Лавоем, гремучая смесь получится еще та.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152
— А самого Совершенного ты спрашивал? Брэшен покачал головой.
— Я побоялся заговаривать с ним об этом. Еще вообразит, будто я склонен это одобрить! Тогда его поди удержи. Или, наоборот, решит, что я резко против, и пустится во все тяжкие, чтобы настоять на своем. Самоутверждения ради. Да кому я объясняю, ты не хуже меня знаешь, на какие фортели он способен! Уж если подходить к нему с этим, так только если мы все будем «за». А если выскажусь я один — как бы не дошло до беды.
— Сдается мне, уже дошло, — проговорила Альтия задумчиво. Ром породил у нее в желудке очажок тепла. — Последнее время Совершенный довольно-таки странно себя ведет.
Брэшен криво улыбнулся:
— А что, на твоей памяти бывало иначе?
— Нет, он всегда странный, но тут, по-моему, заскоки пошли еще те. Сегодня он, например, такое мел, что меня даже в дрожь бросило. Дескать, Кеннит — это судьба, с которой мы обязаны встретиться. И никакие, стало быть, мелочи не должны нас отвлекать от великого предназначения.
Брэшен осторожно спросил:
— А ты не согласна?
— Насчет великого предназначения — ну, не знаю. У меня, Брэшен, воображение, знаешь ли, не идет дальше того, чтобы застукать «Проказницу» в удобный момент, на якорной стоянке, когда на борту будет самая что ни есть сокращенная вахта, потихоньку украсть ее и увести. Вместе с нашими ребятами из команды, если хоть один из них остался в живых. Чего еще? Лить кровь, бросаться в битвы? Без жизненной на то необходимости? Не хочу!
— И я не хочу, — ответил Брэшен негромко. И плеснул понемногу рома в оба стакана. — Другое дело, не очень-то верится мне, что мы сумеем вернуть «Проказницу» без крови и битвы. Так что надо бы внутренне приготовиться к худшему.
— Догадываюсь, — неохотно согласилась она.
И сама спросила себя, а не пустые ли это слова. Ей ни разу не доводилось бывать в каких-либо сражениях. Весь ее батальный опыт исчерпывался несколькими кулачными потасовками в тавернах. Альтии трудно было даже вообразить себя с абордажной саблей в руке. Да, она умела постоять за себя, когда на нее нападали. Это качество она за собой знала. Но как она прыгнет через борт на чужую палубу, размахивая оружием, как она станет убивать людей, которых до того никогда прежде не видела? Она сомневалась, что способна на это, даже теперь, когда вроде было самое время мысленно погеройствовать — сидя с Брэшеном в тепле и уюте капитанской каюты. «Нет, — сказала она себе в конце концов, — это как-то не по-нашему. Мы, торговцы Удачного, так не поступаем!» И в самом деле, ее с детства учили, что лучший путь к получению желаемого лежал через переговоры. Но… Альтия хотела вернуть свой корабль. Хотела поистине бешено. Со всей силой, со всей страстью души. И — почем знать? — если однажды она воочию увидит свою возлюбленную «Проказницу» в руках у захватчиков, тут-то все и встанет на место? И она без дальнейших духовных метаний подхватит ту самую саблю и кинется убивать этих людей?
— Ну что? — спросил Брэшен, и до нее дошло, что она уже довольно долго смотрит мимо него в кормовой иллюминатор, туда, где белым кружевом пенится в темноте их кильватерный след.
Альтия снова посмотрела капитану в глаза. Повертела в пальцах стакан и спросила:
— Что — что?
— Я говорю — ну что, подадимся в пираты? Или, по крайней мере, прикинемся, что подались?
Альтия внутренне заметалась, не в силах сделать осмысленный выбор.
— Ты — капитан, — сказала она наконец. — Я думаю, тебе и решать.
Брэшен помолчал немного, потом улыбнулся.
— Должен сознаться, иной раз об этом подумаю — и приятно. Я, кстати, уже начал обдумывать кое-какие подробности. Флаг, например. Как тебе покажется алый морской змей на голубом фоне?
Альтия поморщилась.
— Вряд ли такой символ окажется приносящим счастье. Зато страшноватый!
— Страшноватый? Значит, то, что надо. Правду молвить, я долго выбирал знак пострашнее, и этот — прямо из моих худших кошмаров. А что касается удачи и счастья, то, боюсь, придется нам их себе обеспечить самим!
— Собственно, как и всегда, — подытожила Альтия. — Так мы только за работорговыми судами будем гоняться?
На мгновение его лицо стало угрюмым. Потом в глазах появился отблеск прежней улыбки.
— Может статься, — сказал он, — что нам вообще ни за кем не придется гоняться. Может, удастся лишь прикинуться, что мы кого-то поймали… или собираемся это сделать. Станем на время актерами, не возражаешь? Я изображу недовольного младшего сына какого-нибудь удачнинского торговца. Этакого вельможного отпрыска, пакостника и хлыща, решившего отправиться на юг с намерением попробовать себя в политике и пиратстве. Как тебе?
Альтия не выдержала и расхохоталась. Ром успел уютно расположиться у нее в животе, и теперь тепло распространялось по всему телу.
— Подозреваю, — сказала она, — что тебе эта игра так понравится, Брэшен, что ты и останавливаться не захочешь. Ладно, а как насчет меня? Как ты им объяснишь мое присутствие на корабле?
— А ты будешь моей прекрасной пленницей, как выразился бы поэт. Дочкой состоятельного торговца, которую я захватил и держу ради выкупа. — И он искоса на нее посмотрел. — Тут-то я и заработаю репутацию отчаянно дерзкого пирата. А до кучи можно еще наплести, что-де Совершенный — твой семейный корабль. Вот тебе и объяснение, как мы его заполучили.
— Не переиграть бы, — задумчиво проговорила она.
Однако в глазах заблестела искорка. Альтия сама это почувствовала и решила, что, не иначе, опять во всем был виноват ром.
Она как раз прикидывала, не поддаться ли голосу сердца в ущерб доводам разума, когда Брэшен неожиданно помрачнел.
— Очень хотелось бы надеяться, — сказал он, — что любительское актерство вправду помогло бы нам вызволить твой корабль. Боюсь только, реальное пиратство окажется не игрой, а делом кровавым и грязным. А еще больше боюсь, что это дело вправду слишком сильно понравится. Нет, не мне, а Лавою с Совершенным. — Брэшен невесело покачал головой. — У них у обоих есть эта струнка… Не знаю даже, как выразиться. Какая-то подленькая гнильца в душе. Может, я ошибаюсь, но, по-моему, дай полную волю одному и другому — и оба они быстренько дойдут до таких бездн низости и жестокости, что нам с тобой и во сне не приснится.
— И Совершенный тоже? — удивилась Альтия. Однако у самой по спине пробежал легкий холодок: глубоко в душе она понимала, что Брэшен прав.
— Ага, — кивнул Брэшен. — Если они споются с Лавоем, гремучая смесь получится еще та.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152