— При всем при том они отменные моряки, — добавила Альтия. — Когда их переставили в мою вахту, я ждала, что придется глотку срывать, а они работают — залюбуешься. Стараются не хуже, чем когда впервые пробрались на борт и начали тайно помогать. Хотели, правда, держаться своим кружком, но я не позволила, и никто не стал возмущаться. И еще Харгу, как мне кажется, недостает былого командирства над остальными, потому что в моей вахте все работают наравне. В общем, очень хорошие матросы. Я бы сказала, даже слишком хорошие для своего якобы первого плавания!
— Честно признаться, — вздохнула Янтарь, — когда я предложила взять их на борт и за честный труд предоставить им возможность вернуться домой, мне и в голову не приходило, что их верность придется однажды поставить под сомнение. И вот до чего дошло.
— Ничто так не ослепляет, как желание сделать ближнему добро, — заметила Альтия и с улыбкой подтолкнула Янтарь. Янтарь тоже вспомнила их давнюю беседу и понимающе улыбнулась в ответ, и отчего-то Альтия на мгновение испытала неловкость.
Янтарь же тихо спросила:
— Решусь ли предложить в нынешних обстоятельствах призвать на помощь Лавоя?
Брэшен промолчал, Альтия же тряхнула головой:
— Ну уж нет. Надо обойтись картами Брэшена. Что, прямо скажем, непросто, если учесть смену времен года. И ту изменчивость, которой подвержены сами острова.
— Если честно, — утешил их Брэшен, — временами я вообще сомневаюсь, в тот ли угол здешних болот мы забрались и в том ли проливе пытаемся что-то найти.
— Это тот угол, — едва слышно прогудел Совершенный. — И устье ты указал правильное. Я еще много часов назад мог бы это подтвердить, да вот не спрашивали!
Трое людей замерли и умолкли, как если бы речь или движение могли непоправимо нарушить некие чары. У Альтии же начало оформляться некое очень давнее, тайное и темное подозрение.
— Ты не ошиблась, Альтия, — ответил Совершенный на ее так и не высказанные слова. — Мне доводилось здесь прежде бывать. Я столько раз входил в Делипай и выходил из него, что мог уже пробраться туда в самую что ни есть черную ночь и вне всякой зависимости от прилива-отлива. — Он негромко рассмеялся басовитым, рокочущим смехом. — А поскольку я лишился глаз намного раньше, чем впервые попал в эти места, то какая разница, что там я вижу, чего не вижу?
Янтарь первая решилась нарушить молчание.
— Но откуда тебе знать, где мы находимся? Раньше ты говорил мне, как страшно тебе слепому в открытом море. Куда же теперь подевался твой страх?
Совершенный хихикнул.
— Открытое море и устье реки — две большие разницы, как говорят в Удачном, — пояснил он снисходительно. — А кроме того, у меня помимо зрения и других чувств хватает. Вы что, правда не чуете делипайской вонищи? Очаги дымят, отхожие места полны дерьма, в яме для кремаций опять сожгли мертвеца. А чего мне не доносит ветер, о том рассказывает река. В ней полным-полно делипайской кислятины. Я каждой своей досочкой осязаю воду из лагуны — густую, зеленую, мерзкую. Попробуешь разок — не скоро забудешь! Точно такая же слизь, как и в те годы, когда здесь правил Игрот.
— И ты мог бы нас доставить туда? — осторожно спросил Брэшен. — Даже посреди темной ночи?
— Сказал смогу, — был ответ, — значит, смогу.
Альтия молча ждала. Убояться Совершенного или довериться ему? Вручить ему свои жизни или дожидаться утра и ощупью пробираться в тумане? Ей показалось, что корабль испытывал их своим предложением. Как все-таки хорошо, что капитаном был Брэшен! Решение было из тех, которые ей очень не хотелось бы принимать.
Было уже так темно, что она едва видела профиль Брэшена. Она видела, как он повел плечами, набирая полную грудь воздуха.
— Так ты доставишь нас туда, Совершенный?
— Да. Доставлю.
Они работали в темноте. Ставили паруса и выбирали якорь, не зажигая никаких фонарей. Ему нравилось, что они возились ощупью, почти такие же слепые, как и он сам. Матросы молча крутили кабестан — лишь поскрипывали шестерни да рокотала цепь. Совершенный устремил свое восприятие в ночь…
— Право руля. Чуть-чуть, — приказал он тихо, как только ветер коснулся парусов и начал подталкивать его вперед.
Команду передали шепотом из уст в уста по всей палубе до кормы.
Брэшен сам стоял у штурвала. Славно было ощущать на руле его уверенные ладони. Даже приятнее, чем самому выбирать курс и чувствовать, как стремительно отзываются матросы на каждое твое слово. Ладно, пускай ощутят на собственной шкуре, каково это — доверить свою жизнь тому, кого боишься. Сейчас они все боялись его. Даже Лавой. Лавой складно болтал о дружбе, которой-де не помеха ни время, ни различие облика. А сам в глубине души боялся корабля много больше, чем кто-либо другой на борту.
«И хорошо, что боятся, — думал Совершенный с удовлетворением. — А если бы они догадались о моей истинной природе — ну как есть уписались бы со страху. Или, пуще того, с воплями попрыгали бы в море топиться да еще и считали бы, что обрели быстрый и милосердный конец!»
Совершенный широко распахнул руки, развел пальцы. Жалкое сравнение, конечно. Сырой и зловонный (для его обоняния) бриз в парусах, несший его к устью речушки, мало напоминал хрустальный воздух высот, однако душе было довольно. У него больше не было глаз, не было крыльев, но оставалась душа.
И она по-прежнему была душою дракона.
— Как красиво, — сказала Янтарь, и он вздрогнул.
В отличие от других она была для него загадкой, оставаясь не то чтобы непроницаемой — скорее наоборот, неосязаемой до прозрачности. Она была единственной, в ком он не ощущал страха перед собой. Иногда он улавливал отзвуки ее чувств, но подозревал — это удавалось ему лишь оттого, что она позволяла. И не было речи о том, чтобы читать ее мысли. Поэтому речи Янтарь зачастую ставили его в тупик. На борту не было другого человека, который умудрился бы солгать ему. А она смогла бы, если бы захотела.
Вот сейчас, например, — говорила ли она правду?
— Что красиво? — поинтересовался он тихо.
Янтарь не ответила, и Совершенный обратился мыслями к более насущным делам. Брэшен хотел, чтобы они прошли вверх по реке как можно тише. Пусть, сказал он, Делипай назавтра проснется и обнаружит их стоящими на якоре в своем порту! Эта идея понравилась кораблю. Пусть тамошние жители орут и размахивают руками на пристани: ну как же, мертвый вернулся!
Если только там найдется хоть кто-нибудь, кто сумеет вспомнить его.
— Ночь красивая, говорю, — наконец отозвалась Янтарь. — И мы в ней — тоже. В небо вышла луна, и туман переливается серебром. Вот натянутая снасть, а на ней — капли, как бусы светящегося серебра. А вот туман рвется, и я вижу лунную дорожку на реке впереди. Ты идешь так тихо, так замечательно плавно… Слышишь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152