Кеннит немедля ухватился за сказанное.
— Так значит, ты — не она? В ней не было ни самой малейшей частицы тебя?
Изваяние откинуло голову. Будь оно вправду змеей, Кеннит не усомнился бы — вот-вот бросится. Он, однако, не отступил. Не сдвинулся с места, не дрогнул. Нельзя показывать страх. Лучше думать, что она, может, и не дотянется. Вот она раскрыла рот, но так ничего и не сказала, лишь ярость полыхала в глазах.
— Но если она — не ты, — продолжал Кеннит, — значит, у нее не меньше прав быть личностью корабля, чем у тебя. А если вы с ней все же одно… тогда, прости, получается, что ты только что обложила последними словами себя самое. Ну да ладно, мне, собственно, наплевать. Важно лишь то, что предложение, которое я сделал этому живому кораблю, остается в силе. Кто из вас примет его — разницы нет.
Итак, он выложил на стол все свои козыри. Других нет. Сейчас он либо проиграет, либо победит. Третьего не дано. Либо — либо, и никаких «серединок на половинку». Впрочем, у него всю жизнь было именно так.
Она с силой выдохнула. То ли зашипела, то ли вздохнула. И поинтересовалась:
— Что хоть за предложение-то?
Кеннит слегка улыбнулся одним уголком рта.
— Какое предложение, спрашиваешь? Не знаешь, стало быть. Поди ж ты… Я-то думал, что ты с самого начала таилась под личиной Проказницы. А выходит, ты в некотором роде только что пробудилась! — Это опять была насмешка, но уже вполне добродушная, и он пристально наблюдал за тем, как она к ней отнесется. Он боялся перегнуть палку и заново ее разозлить, но и показывать, что он жаждет скорее вступить в переговоры, никак не годилось. Вот ее глаза начали угрожающе суживаться, и Кеннит живо переменил тактику: — Я предлагаю тебе пиратствовать вместе со мной. Будь моей морской королевой! Если ты и вправду драконица, покажи мне, что такое драконий нрав. Мы будем охотиться, где и когда захотим, и назовем своей вотчиной все эти острова!
Она держалась по-прежнему высокомерно, но зрачки предательски дрогнули, а глаза начали округляться. Она заинтересовалась. Спросила:
— А я-то что от этого буду иметь?
Вопрос заставил его улыбнуться.
— А чего бы тебе хотелось?
Она пристально вгляделась в капитана. Кеннит стоял прямо, расправив плечи, смотрел ей в глаза и чуть улыбался. Она так обежала его взглядом, словно он был голой шлюхой в дешевом береговом бардаке. Оценивающий взгляд задержался на его деревянной ноге, но Кеннит и не подумал смутиться. Если она желала играть с ним в молчанки, то он намерен был победить.
— Хотеть-то я хочу, — сказала она, — но всякому желанию свое время. Когда придет время мне заполучить то, чего я хочу, тогда я и назову тебе свое желание.
Это прозвучало вызывающе.
— Вот как, — Кеннит погладил усы, словно она высказала нечто забавное, хотя на самом деле его словно ледяной водой окатили. — И ты что, правда веришь, будто я пойду на такие условия?
Настал ее черед рассмеяться. Гортанный звук больше напомнил ему протяжное рычание тигра на охоте. Смех изваяния весьма не понравился Кенниту. То, что она сказала, понравилось ему и того меньше.
— Еще как пойдешь. А что тебе остается? Веришь ты мне или нет, а только я и вправду могу по своему хотению разнести этот корабль и всех вас утопить. В любое мгновение! Так что удовольствуйся тем, что я соглашусь некоторое время пиратствовать вместе с тобой, ибо это может оказаться забавно. Руби дерево по себе и не откусывай больше, чем можешь прожевать!
Но Кеннит не собирался позволить ей так легко себя запугать. Он пожал плечами:
— Уничтожишь нас, придет конец и тебе. Вот уж забава-то будет — погрузиться на дно, в топкий ил, и застрять в нем навеки! Давай вместе пиратствовать — и ты увидишь, что моя команда способна дать тебе новые крылья, пусть и сшитые из парусины. Ты будешь летать с нами по широкому морю, ты будешь снова охотиться, драконица! Если в древних легендах есть хоть капелька правды, для тебя это — не просто забава.
Она снова засмеялась, как охотящаяся тигрица, и повторила:
— Так ты принимаешь мои условия? Кеннит расправил плечи.
— Я подумаю. До утра.
— Значит, принимаешь, — сообщила она ночной темноте.
Кеннит не снизошел до ответа. Взял костыль и осторожно пошел по палубе. По ЕЕ палубе. На трапе он был особенно осмотрителен. Он коротко кивнул двоим матросам, попавшимся навстречу. Слышали они или нет что-нибудь из разговора капитана с кораблем, осталось неизвестным; у обоих хватило ума ничем этого не показать.
Пересекая главную палубу, Кеннит наконец-то позволил разлиться в душе победному чувству восторга. ОН СДЕЛАЛ ЭТО. Он вернул свой корабль к жизни, и корабль будет, как прежде, служить ему. Ее условия? Да плевать. Что она такого может потребовать для себя? Ей больше не нужен самец, ей ни к чему пища и даже сон. А все остальное он ей с легкостью обеспечит. Сделка состоялась. Очень хорошая сделка.
— Гораздо лучшая, чем ты способен представить, — прозвучал с запястья его собственный голос, только очень ослабленный. — Ты с ней заключил договор, могущий обеспечить величие.
— В самом деле? — пробормотал Кеннит. Он не собирался показывать владевший им восторг никому, даже собственному талисману, назначенному привлекать Госпожу Удачу. — Сомневаюсь я, однако. Что-то не по делу ты развеселился — жди беды.
— Лучше поверь мне, — сказал талисман. — Разве мои подсказки тебя когда-нибудь подводили?
— Верить тебе — значит верить дракону, — негромко парировал Кеннит. Огляделся кругом, убеждаясь, что никто не подглядывает и не подслушивает, и поднес талисман к глазам. В мутном свете луны трудно было разобрать выражение крохотного личика, лишь красные точки светящихся глаз. Кеннит спросил его: — Так Уинтроу прав? И ты тоже — остаток мертворожденного дракона?
Талисман мгновение помолчал. Для Кеннита его молчание оказалось красноречивее всяких слов.
— А если и так, что с того? — сказал затем талисман. — Разве у меня не твое лицо? Спроси-ка себя вот о чем. Может быть, ты скрываешь дракона? Или это дракон скрывает тебя?
У Кеннита так и перевернулось сердце в груди. Надо же было такому случиться, чтобы именно в этот момент ветер простонал в снастях жалобно и протяжно. От этого звука у Кеннита зашевелились волосы.
— Чушь это все, — буркнул он, обращаясь к талисману.
Вновь опустил руку и крепче перехватил костыль. Его ждали каюта и отдых в постели, а на мерзкое хихиканье, донесшееся из рукава, незачем было обращать внимание.
…У нее совсем не было голоса. То есть, конечно, она пела и раньше — просто для себя, чтобы не свихнуться в заточении, в тесной пещере на острове Богомерзких. Пение получалось пронзительным и дребезжащим — не пение, а беспомощный вопль горя и муки, многократно отражавшийся от железных прутьев и каменных стен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152