— Он освобожден не досрочно, так что никто теперь о нем ничего не знает. А где он проживал в последний раз?
— В отеле в начале Бродвея, но это было больше двенадцати лет назад.
— Да, вряд ли его номер ждал своего постояльца так долго.
— Я звонил туда — так, на всякий случай.
— Ну и что?
— Во всяком случае, под его фамилией никто не значится.
— Да, это — другое дело, — согласился Джо. — Фальшивое удостоверение; у него их может быть куча. За двенадцать лет за решеткой он перезнакомился с множеством мерзавцев. Когда, говоришь, его освободили, в середине июля? Теперь у него могут быть какие угодно документы — от «Америкэн Экспресс» до шведского паспорта.
— Я думал об этом.
— И ты абсолютно уверен, что сейчас он в Нью-Йорке...
— Наверняка.
— ... и замышляет убийство еще одной девчонки. Как ее зовут?
— Элейн Марделл.
— А затем он, без сомнения, прикончит и тебя — для ровного счета. — Джо вновь задумался. — Если мы получим официальный запрос из Массилона, тогда сможем заняться его поисками. Но это лишь в том случае, если они откроют дело, тогда мы сможем принять меры по защите возможной жертвы от насильника.
— Думаю, Гавличек не против, — высказал предположение я. — Важно, чтобы он смог убедить своего шефа.
— Конечно, он был не против, пока вы сидели в ресторане и болтали о футболе. Теперь вас разделяют пятьсот миль, а у него и своих-то дел невпроворот. Наобещать можно с три короба. Какой полицейский захочет вновь открыть закрытое им самим дело?
— Я все понимаю.
Джо вытащил из пачки сигарету, помял ее в пальцах, но затем засунул обратно.
— А как насчет фотографии? Там, в «Денморе», додумались ее сделать?
— Когда он прибыл к ним. Восемь лет назад.
— Ты хотел сказать — двенадцать?
— Нет, восемь. Сперва он сидел в «Аттике».
— Да, вспомнил, ты говорил об этом.
— Значит, единственной его фотографии уже восемь лет. Я интересовался, могу ли получить копию. Того парня, с которым я разговаривал об этом, терзали сомнения. Он не был уверен, можно ли предоставить ее неофициальному лицу.
— Хорошо, хоть там тебя не приняли за офицера полиции.
— Не приняли.
— Я могу позвонить им, — сказал Джо, — но не думаю, что это принесет нам много пользы. Тамошние ребята всегда рады помочь, но у них и своих дел хватает. А в фотографии вообще нет никакой нужды до тех пор, пока в Огайо не откроют дело, а это случится не ранее, тем они получат новый судебно-медицинский отчет.
— Возможно, и тогда не откроют.
— Возможно. К тому времени у тебя будет фотография Мотли из «Денмора». Если только они решатся отправить ее тебе.
— Я не могу ждать так долго.
— Почему?
— Потому что хочу начать его поиски.
— Значит, фотография тебе нужна позарез.
— Хотя бы карандашный набросок.
Джо внимательно посмотрел на меня.
— А это неплохая идея, — сказал он. — Ты имеешь в виду одного из наших художников?
— Надеюсь, ты знаешь кого-нибудь, кто согласится на это?
— За небольшую плату?
— Конечно.
— Да, это я могу устроить. Ты посидишь с художником, а он с твоих слов нарисует портрет того, кого ты не видел уже двенадцать лет.
— Это лицо забыть невозможно.
— Угу.
— Да и в связи с его арестом в деле должно было быть фото.
— У тебя нет копии?
— Нет, но я могу посмотреть микрофильм в библиотеке. Он освежит память.
— А потом ты посидишь с художником?
— Хоть сейчас он наверняка выглядит иначе — столько лет прошло! — но приблизительное сходство, надеюсь, получится.
— Хороший художник сможет его немного состарить, они умеют это делать.
— Чего только они не умеют делать! Возможно, вам стоит встретиться втроем — тебе, художнику и этой...
— Элейн.
— Да, верно, Элейн.
— Я не думал об этом, — сказал я, — но в принципе это хорошая идея.
— Да, я просто переполнен хорошими идеями, это моя работа. В принципе у меня есть трое таких парней на примете, но я сначала должен договориться с ними. Как ты посмотришь, если это обойдется тебе в сотню баксов?
— Нормально, можно и больше, если потребуется.
— Сотни более чем достаточно. — Джо взялся за телефон. — Это отличный художник, — сказал он, набирая номер. — И что особенно важно: такая задача его наверняка заинтересует.
Глава 7
Рэй Галиндес больше напоминал полицейского, чем художника, — среднего роста, коренастый, с густыми бровями, из-под которых выглядывали карие, как у коккер-спаниеля, глаза. Сначала я решил, что ему чуть меньше сорока, но грузность и осанистость делали его старше своих лет, и через несколько минут я мысленно сделал его моложе лет на десять — двенадцать.
Как мы и договаривались, он встретился с нами у Элейн в тот вечер ровно в семь тридцать. Я пришел пораньше, чтобы успеть выпить чашечку кофе. Сам Галиндес от кофе отказался; тогда Элейн предложила пиво.
— Возможно, потом, мэм, — вежливо ответил он. — Сейчас я не отказался бы от стакана воды.
К нам он обращался «сэр» и «мэм»; пока я объяснял ему суть проблемы, он задумчиво водил карандашом по мольберту. Затем он попросил меня на словах описать Мотли.
— Ну что же, это вполне возможно, — ответил он, выслушав меня. — Вы описали вполне запоминающуюся определенную личность, а это намного упрощает мою работу. Ничего нет хуже, когда свидетель говорит: «Вы знаете, это был самый обыкновенный человек, похожий на любого другого». Как правило, это означает одно из двух: либо подозреваемый действительно не имеет никаких характерных черт, либо свидетель в действительности не увидел то, на что смотрел. Такое часто встречается, когда они принадлежат к разным расам. Белый свидетель, видевший черного подозреваемого, запоминает только то, что тот черный. Люди видят цвет и не видят всего остального.
Прежде чем заняться рисунком, Галиндес попросил нас еще раз, закрыв глаза, припомнить внешность Мотли.
— Чем больше вы вспомните деталей, — сказал он, — тем подробнее получится рисунок.
После этого он взял в руки мягкий карандаш, резинку и приступил к рисунку. Днем я сбегал в библиотеку на Сорок второй улице и нашел в старых газетах две фотографии Мотли: одна из них была сделана при его аресте, другая — во время суда. Не знаю, нужно ли было мне что-либо освежать в памяти, но они определенно помогли вновь воочию представить его себе.
Я с удивлением и восхищением наблюдал за тем, как постепенно на бумаге проступали черты лица. Художник попросил нас показать ему, где поправить получившийся набросок, взял в руки резинку, что-то немного изменил, и постепенно рисунок стал как две капли воды походить на Мотли — такого, каким мы его запомнили. Когда все замечания были учтены, Галиндес произнес подобающую случаю речь.
— Уже на этом рисунке, — сказал он, — человек выглядит несколько старше своих двадцати восьми лет — частично потому, что, как нам известно, ему сейчас примерно сорок или сорок один, и наш мозг непроизвольно подправляет собственную память.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70