Он был мощным человеком, а тут подвернулось поле деятельности. Большевикам он не принадлежал по типажу, слишком светский, большевики были попроще.
Удивительная, конечно, глыба был этот человек. Просто национальный памятник. И Каляев удивительный, просто удивительный и правдоподобный русский тип наивного верующего. Похож не него наш поэт Сергей Соловей, получивший 15 лет за рижское дело, только что осужденный 30 апреля. (Заговорщики, возможно, все одинаковые, независимо от того, что они заговаривают, замышляют.)
На самом деле "Воспоминания террориста" глубже и мощнее книга, чем все тома Достоевского. Будучи участником "террорной работы", Савинков-Ропшин еще и большой писатель - у "Воспоминаний" бесхитростный и единственно возможный тон. Савинков неуловимо близок чем-то к Гумилеву - оба империалисты, вояки, европейцы, эстетически близкие к фашизму. Не к идеологии фашизма муссолиньевского образа, но к фашизму футуриста Маринетти, который воспевал орудийные разрывы и кустистые цветы пулеметных очередей. "Воспоминания террориста" героическая дофашистская книга. Как не прикрывались эсеровские сверхлюди общественными делами, на деле это был поединок кучки суперменов с элитой государства. И Каляев, и Сазонов, и Савинков, и Азеф - ослепительные фашисты, готовые совершить свои, пахнущие кровью и тюрьмой подвиги, на стороне людей идеологии. В самом Савинкове, в его бесстрастности, коротко стриженной, как у Гумилева, голове, виден стоический ницшеанец. Весь облик изобличает презрение. Интересно, что Блюмкин, убийца посла Мирбаха, попавший в стихи Гумилева как "Человек, среди толпы народа / Застреливший императорского посла, / Подошел пожать мне руку, / Поблагодарить за мои стихи." Эсер Блюмкин, будучи за границей по чекистским заданиям, уже большевик Блюмкин, просил с почтением выведать у Савинкова, какого Савинков мнения о нем, Блюмкине. Как видим, "Много их сильных, злых и веселых, / Убивавших слонов и людей", поддерживались идеологией бешенной страсти, идеологией исключительности экзальтированной особой человеческой личности. Не обязательно называть себя фашистами. Хотя у Гумилева есть прямая "Ода д'Аннунцио".
Барон Унгерн фон Штернберг: черный барон
Это о нем в песне, написанной после Гражданской войны, Дмитрий Покрасс воодушевлено дирижировал медью военных оркестров и губы выдували: "Белая армия, черный барон / Снова готовят нам царский трон".
Все верно, барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг, именно он был монархистом. Потомок многих поколений отмороженных немецких рыцарей из Прибалтики, Унгерн был гением, пришествие которого проповедовал другой аристократ Юлиус Эвол. Аскет, монах, неистовый воин-традиционалист, буддист (буддистские ламы считали его воплощением чудовищного, многорукого, украшенного черепами Махагалы - бога войны, защитника буддизма). Барон Унгерн, отступая под натиском красных частей из Забайкалья, захватил столицу Монголии Ургу. Он восстановил власть духовного правителя страны, слепого Богдо-Гегена, вырвав его из заточения, на голову разбил и, преследуя, вырезал китайские войска. На недолгое время Унгерн стал безжалостным диктатором Монголии, большинство монгольских племен сплотилось вокруг него. Как Константин Леонтьев верил в неиспорченность, примитивную простоту турок, и ставил турецкий мир куда выше европейского, так Унгерн верил в святую неиспорченность азиатских племен, хотел объединить их и повести на Запад, сперва на Москву, для спасения Российской короны, потом далее на Запад. Роман Федорович барон Унгерн даже заключил брак с китайской принцессой императорской фамилии, и по всей вероятности, предполагал, что этот брак подтвердит как-то его притязания на лидерство над азиатскими племенами. Все эти мечты далеко не были лишены основания. В Забайкалье барон Унгерн командовал азиатской дивизией, в составе которой были буряты, монголы, башкиры, даже тибетская сотня, и даже разбойники хунхузы. Дикая дивизия, в свою очередь, была частью войска атамана Семенова. Семенов, полубурят возглавлял Забайкальское казачье войско, и маневрировал в поисках финансирования и оружия между японцами и омским правительством Колчака. Унгерн не любил Семенова, его барыжничество вызывало у аскета-барона отвращение, не жаловал он и любовницу Семенова Машку. Известно, что Роман Федорович назвал так свою кобылу. Фанатичный, суеверный, аскетичный барон Унгерн был жутким Махагалой и для своих подчиненных. Известны случаи, когда он вешал офицеров и солдат за мародерство, зверски наказывал за пьянство. Желтый халат, на котором были нашиты генеральские погоны армии Российской Империи, перстень с черным камнем на руке, светлые глаза безумца, небольшие как у Николая II усы и бородка, светлые волосы, худ как вешалка - вот портрет барона, захваченного красными в плен. Его сфотографировали. Халат хранится в недрах музея Советской Армии, что помещается в русском Пентагоне, в Доме Советской Армии. В плен его взяли в 1922 году. Судили. Процесс широко освещался в российской прессе. На суде обвинителем был Ярославский. Приговорили, как и следовало ожидать, к расстрелу.
А до этого он потерпел поражение - потерял Ургу, неостановимые Красные войска, в составе которых были и монголы, взяли столицу бешенным приступом. В этом приступе участвовал, был пулеметчиком молодой красноармеец Сухебатор, будущий вождь Советской власти в Монголии. Это в его честь переименуют позднее Угру в Уланбатон. Есть отличная книга Юзефовича "Самодержец Пустыни", и менее достоверная, романтичная, но интересная книга поляка Оссендовского, который лично попал к Унгерну в Монголии. В книге Юзефовича приведены интересные редкие документы и письма Унгерна. Из документов и писем воссоздается облик человека, знавшего, что делает. Спасение от диктатуры среднего человека России и Европе должны принести азиатские племена, в которых жив дух традиционализма, иерархического подчинения, кастовости. Потомок крестоносцев, судя по письмам, был отлично подкован, он как-то сумел разобраться, что красные, в конце концов (несмотря на их, якобы, революционность), несут России ту же диктатуру среднего обывателя. Читал ли барон Унгерн Леонтьева, был ли знаком с его теориями? Он мог быть знакомым с теорией Леонтьева, но вероятнее всего, пришел к тому же выводу самостоятельно, практическим путем.
Фигура одинокого обрусевшего тевтона, командира "Дикой дивизии" и диктатора Монголии привлекла к себе внимание уже его современников. В 20-е годы еще до прихода Гитлера к власти, в Германии были сделаны фильмы и книги о нем. В Берлине были обнаружены, после битвы за Берлин и взятия его Советскими войсками, около тысячи трупов людей тибетской расы, одетых в немецкую военную форму, известно, что "Аненербе" - общество, специальная служба, занимавшаяся изучением германской истории, организовало многочисленные экспедиции в Тибет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Удивительная, конечно, глыба был этот человек. Просто национальный памятник. И Каляев удивительный, просто удивительный и правдоподобный русский тип наивного верующего. Похож не него наш поэт Сергей Соловей, получивший 15 лет за рижское дело, только что осужденный 30 апреля. (Заговорщики, возможно, все одинаковые, независимо от того, что они заговаривают, замышляют.)
На самом деле "Воспоминания террориста" глубже и мощнее книга, чем все тома Достоевского. Будучи участником "террорной работы", Савинков-Ропшин еще и большой писатель - у "Воспоминаний" бесхитростный и единственно возможный тон. Савинков неуловимо близок чем-то к Гумилеву - оба империалисты, вояки, европейцы, эстетически близкие к фашизму. Не к идеологии фашизма муссолиньевского образа, но к фашизму футуриста Маринетти, который воспевал орудийные разрывы и кустистые цветы пулеметных очередей. "Воспоминания террориста" героическая дофашистская книга. Как не прикрывались эсеровские сверхлюди общественными делами, на деле это был поединок кучки суперменов с элитой государства. И Каляев, и Сазонов, и Савинков, и Азеф - ослепительные фашисты, готовые совершить свои, пахнущие кровью и тюрьмой подвиги, на стороне людей идеологии. В самом Савинкове, в его бесстрастности, коротко стриженной, как у Гумилева, голове, виден стоический ницшеанец. Весь облик изобличает презрение. Интересно, что Блюмкин, убийца посла Мирбаха, попавший в стихи Гумилева как "Человек, среди толпы народа / Застреливший императорского посла, / Подошел пожать мне руку, / Поблагодарить за мои стихи." Эсер Блюмкин, будучи за границей по чекистским заданиям, уже большевик Блюмкин, просил с почтением выведать у Савинкова, какого Савинков мнения о нем, Блюмкине. Как видим, "Много их сильных, злых и веселых, / Убивавших слонов и людей", поддерживались идеологией бешенной страсти, идеологией исключительности экзальтированной особой человеческой личности. Не обязательно называть себя фашистами. Хотя у Гумилева есть прямая "Ода д'Аннунцио".
Барон Унгерн фон Штернберг: черный барон
Это о нем в песне, написанной после Гражданской войны, Дмитрий Покрасс воодушевлено дирижировал медью военных оркестров и губы выдували: "Белая армия, черный барон / Снова готовят нам царский трон".
Все верно, барон Роман Федорович Унгерн фон Штернберг, именно он был монархистом. Потомок многих поколений отмороженных немецких рыцарей из Прибалтики, Унгерн был гением, пришествие которого проповедовал другой аристократ Юлиус Эвол. Аскет, монах, неистовый воин-традиционалист, буддист (буддистские ламы считали его воплощением чудовищного, многорукого, украшенного черепами Махагалы - бога войны, защитника буддизма). Барон Унгерн, отступая под натиском красных частей из Забайкалья, захватил столицу Монголии Ургу. Он восстановил власть духовного правителя страны, слепого Богдо-Гегена, вырвав его из заточения, на голову разбил и, преследуя, вырезал китайские войска. На недолгое время Унгерн стал безжалостным диктатором Монголии, большинство монгольских племен сплотилось вокруг него. Как Константин Леонтьев верил в неиспорченность, примитивную простоту турок, и ставил турецкий мир куда выше европейского, так Унгерн верил в святую неиспорченность азиатских племен, хотел объединить их и повести на Запад, сперва на Москву, для спасения Российской короны, потом далее на Запад. Роман Федорович барон Унгерн даже заключил брак с китайской принцессой императорской фамилии, и по всей вероятности, предполагал, что этот брак подтвердит как-то его притязания на лидерство над азиатскими племенами. Все эти мечты далеко не были лишены основания. В Забайкалье барон Унгерн командовал азиатской дивизией, в составе которой были буряты, монголы, башкиры, даже тибетская сотня, и даже разбойники хунхузы. Дикая дивизия, в свою очередь, была частью войска атамана Семенова. Семенов, полубурят возглавлял Забайкальское казачье войско, и маневрировал в поисках финансирования и оружия между японцами и омским правительством Колчака. Унгерн не любил Семенова, его барыжничество вызывало у аскета-барона отвращение, не жаловал он и любовницу Семенова Машку. Известно, что Роман Федорович назвал так свою кобылу. Фанатичный, суеверный, аскетичный барон Унгерн был жутким Махагалой и для своих подчиненных. Известны случаи, когда он вешал офицеров и солдат за мародерство, зверски наказывал за пьянство. Желтый халат, на котором были нашиты генеральские погоны армии Российской Империи, перстень с черным камнем на руке, светлые глаза безумца, небольшие как у Николая II усы и бородка, светлые волосы, худ как вешалка - вот портрет барона, захваченного красными в плен. Его сфотографировали. Халат хранится в недрах музея Советской Армии, что помещается в русском Пентагоне, в Доме Советской Армии. В плен его взяли в 1922 году. Судили. Процесс широко освещался в российской прессе. На суде обвинителем был Ярославский. Приговорили, как и следовало ожидать, к расстрелу.
А до этого он потерпел поражение - потерял Ургу, неостановимые Красные войска, в составе которых были и монголы, взяли столицу бешенным приступом. В этом приступе участвовал, был пулеметчиком молодой красноармеец Сухебатор, будущий вождь Советской власти в Монголии. Это в его честь переименуют позднее Угру в Уланбатон. Есть отличная книга Юзефовича "Самодержец Пустыни", и менее достоверная, романтичная, но интересная книга поляка Оссендовского, который лично попал к Унгерну в Монголии. В книге Юзефовича приведены интересные редкие документы и письма Унгерна. Из документов и писем воссоздается облик человека, знавшего, что делает. Спасение от диктатуры среднего человека России и Европе должны принести азиатские племена, в которых жив дух традиционализма, иерархического подчинения, кастовости. Потомок крестоносцев, судя по письмам, был отлично подкован, он как-то сумел разобраться, что красные, в конце концов (несмотря на их, якобы, революционность), несут России ту же диктатуру среднего обывателя. Читал ли барон Унгерн Леонтьева, был ли знаком с его теориями? Он мог быть знакомым с теорией Леонтьева, но вероятнее всего, пришел к тому же выводу самостоятельно, практическим путем.
Фигура одинокого обрусевшего тевтона, командира "Дикой дивизии" и диктатора Монголии привлекла к себе внимание уже его современников. В 20-е годы еще до прихода Гитлера к власти, в Германии были сделаны фильмы и книги о нем. В Берлине были обнаружены, после битвы за Берлин и взятия его Советскими войсками, около тысячи трупов людей тибетской расы, одетых в немецкую военную форму, известно, что "Аненербе" - общество, специальная служба, занимавшаяся изучением германской истории, организовало многочисленные экспедиции в Тибет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62