«Так тебе и надо, stupid», — злорадно подумал Лукьянов и повернул в сторону Бродвея.
Навстречу ему, видимый издалека в своих красных одеждах, шел не спеша дэмовский патруль. До Лукьянова донесся их смех. Пять человек, как обычно (говорят, все инструкции, следуя примеру Ленина, писал дэмам сам Дженкинс). И, по инструкции Дженкинса, патруль должен был состоять из пятерых. Лукьянов повернулся и пошел в противоположном направлении. Не дожидаясь зеленого света, которого, кстати, могло и не быть именно на этом светофоре — светофорная система Нью-Йорка не ремонтировалась множество лет, и городские власти, удалив из города частные автомобили, успокоились, — Лукьянов быстро перешел Пятую авеню. На другой стороне он осторожно оглянулся и на ходу увидел, что дэмы беседуют с толстяком, наконец заведшим свою голубую стрекозу. Толстяк показывал дэмам на него, Лукьянова. Влип, со страхом подумал Лукьянов, влип, и так неожиданно быстро. Жирный, может быть, думает, что делает и им, и мне удовольствие: там еще один ваш, ребята. Вон он, уже на той стороне. А может быть, он не поверил значку Лукьянова? Лукьянов прибавил шаг и быстро пошел по 29й в сторону Мэдисон.
«Кто бы мог подумать… Вчера хотел умереть. Сегодня уже хочу жить… Может быть, завтра я опять захочу умереть. Пожил свое, сколько можно. Мог умереть еще в шестнадцать, когда воспаление легких вдруг развилось в туберкулез…»
К большому сожалению Лукьянова, людей на улице было мало. Дойдя до Мэдисон, он повернул и, успев увидеть идущих за ним по 29й дэмов, пошел по Мэдисон вверх, рассчитывая, что успеет дойти до многолюдной 34й улицы до того, как дэмы им заинтересуются и крикнут ему, чтобы он остановился. Если бы не его забинтованная, с проступившей сквозь бинты кровью, голова, Лукьянов, может быть, рискнул бы остановиться. Голова и нелепый в жаркое летнее утро черный костюм делали его подозрительным.
На углу 31й и Мэдисон в голове Лукьянова опять, как в ресторане, запульсировала кровь, и яркие рыжие пятна расцвели впереди в подымающемся вверх пространстве Мэдисон. Твердо зная, что пятен на уровне человеческого роста в воздухе Мэдисон на самом деле не существует, Лукьянов испугался, что потеряет сознание, и оглянулся в надежде, что, может быть, уже нет необходимости бежать, идти так быстро, может быть, дэмы не преследуют его. Увы, сейчас уже не было сомнений, что дэмы идут за ним. Несмотря на энергичный пробег зверя, расстояние между Лукьяновым и дэмами не уменьшилось.
Он побежал. Побежал, виляя, вспугивая все более многочисленных прохожих, ожидая выстрелов и надеясь, что стрелять, рискуя попасть в прохожих, они не решатся.
Они решились. «Баф!» — пролаял выстрел. Уже знакомый пистолет-автомат «G.P.-20», городская модель, выплюнул одиночную свинцовую косточку диаметром в 9 мм. «Может быть, в воздух?» Прохожие прижимались к стенам, распластывались на дверях учреждений, скрывались в магазинах и драг-сторах. Лукьянов мечтал о большой, широкой толпе, в которую он влетит, как пчела в улей, неотличимый от других пчел. 33я улица… Еще один выстрел — «Баф!» 34я… «Баф!» В отчаянном броске переметнулся Лукьянов на противоположную сторону широкой 34й улицы и, напрягая силы, вспоминая, что ему говорил о недостатках его бега преподаватель физической культуры в колледже, сильнее заработал локтями. И стал энергичнее отбрасывать ступни назад. Оглянулся. Двое дэмов перебегали на противоположную сторону Мэдисон, трое бежали за ним. Лукьянов понял, что те двое будут стараться снять его с противоположной стороны Мэдисон одиночными выстрелами и что они, стреляя поперек Мэдисон, будут иметь куда большую свободу стрельбы, чем паля вдоль Мэдисон.
Сырой горячий воздух свистел сквозь легкие Лукьянова, испуганные лица прохожих вдруг сжимались и, как бы не имея сил видеть человека с забинтованной головой, исчезали из его поля зрения влево и вперед… На углу 35й улицы медленно и тупо, противореча своей неуклюжей уверенностью происходящему, стена трака выдвинулась перед Лукьяновым, и он не раздумывая побежал вдоль стены, обогнул ее и, уцепившись за железные поручни задней двери, устроился на лестнице, свисающей под дверью. «Если не пристрелят сейчас, при пересечении авеню, то, может быть, уже не пристрелят», — подумал Лукьянов и задышал шумно и свободно, в то время как гигантское железное тело, несущее его через Мэдисон, послушное воле живого существа, управляющего им, вдруг содрогнулось и мощным рывком дернулось вперед. Никак не связанное с Лукьяновым действие шофера вырвало трак из сферы действия «G.P.-20», зажатого в руках девушки в красной рубашке, и серия свинцовых колпачков пробарабанила не по телу Лукьянова, а по углу трака. «Баф! Баф-баф-баф-баф! Баф!» — Звук отнесло куда-то в сторону, словно стреляли на соседней улице. Трак, куда менее хрупкий, чем Лукьянов, смял колпачки, и только неглубокие вмятины остались на его железной рубахе. Лукьянов взглянул на заднее ребро трака и похолодел в девяностоградусной жаре. Ближайшая вмятина находилась на расстоянии десятка инчей от его головы.
Лукьянов дышал и радостно висел, вцепившись в зад железного ящика. За железным ящиком уже следовал еще железный ящик, не знающий, как себя вести. Второй ящик то вдруг сигналил, истошно и долго, останавливался, то опять устремлялся вперед. Шофер, управляющий им, часто мотал головой и менял выражение лица, один раз он даже высунулся из окна и объявил Лукьянову, что он идиот, но Ипполиту было не до шофера. Лукьянов пытался понять, где дэмы. Их не было видно.
Беглец благословлял нью-йоркские власти, запретившие движение частных автомобилей в Нью-Йорке и потому предохранившие улицу от возможной пробки. Железный ящик несся с хорошей скоростью и, выехав на 3ю авеню, повернул в аптаун. Решив не искушать судьбу, в районе 55й улицы, когда трак остановился на красный свет, человек с забинтованной головой спрыгнул на асфальт и быстро ушел по 55й в сторону Иста.
На Парк-авеню происходил Парад. Колонны различных отрядов и бригад «youth workers» маршировали по закрытой для движения Парк-авеню в аптаун. Вдоль тротуаров кипела толпа: в основном безработные, для которых участие в демонстрациях и парадах было обязательным, специальные контролеры на месте отмечали их присутствие. Отсутствие на двух парадах в год лишало безработных пособия. Тележки с едой, тележки с незамысловатыми праздничными аксессуарами бойко торговали. Лукьянов, протиснувшись к столу, стоящему у стены, быстро выбрал красную шляпу с большими полями и надписью «Red is good» и, нахлобучив ее на свою забинтованную голову, заплатил.
— Упал, — объяснил он усатому человеку, торговавшему шляпами и сумками.
— Бывает, — согласился человек.
У сидящего по-турецки возле баллона с газом, к которому была привязана целая, может быть, сотня воздушных шаров однорукого человека, Лукьянов купил шар и, обмотав его вокруг значка «S.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Навстречу ему, видимый издалека в своих красных одеждах, шел не спеша дэмовский патруль. До Лукьянова донесся их смех. Пять человек, как обычно (говорят, все инструкции, следуя примеру Ленина, писал дэмам сам Дженкинс). И, по инструкции Дженкинса, патруль должен был состоять из пятерых. Лукьянов повернулся и пошел в противоположном направлении. Не дожидаясь зеленого света, которого, кстати, могло и не быть именно на этом светофоре — светофорная система Нью-Йорка не ремонтировалась множество лет, и городские власти, удалив из города частные автомобили, успокоились, — Лукьянов быстро перешел Пятую авеню. На другой стороне он осторожно оглянулся и на ходу увидел, что дэмы беседуют с толстяком, наконец заведшим свою голубую стрекозу. Толстяк показывал дэмам на него, Лукьянова. Влип, со страхом подумал Лукьянов, влип, и так неожиданно быстро. Жирный, может быть, думает, что делает и им, и мне удовольствие: там еще один ваш, ребята. Вон он, уже на той стороне. А может быть, он не поверил значку Лукьянова? Лукьянов прибавил шаг и быстро пошел по 29й в сторону Мэдисон.
«Кто бы мог подумать… Вчера хотел умереть. Сегодня уже хочу жить… Может быть, завтра я опять захочу умереть. Пожил свое, сколько можно. Мог умереть еще в шестнадцать, когда воспаление легких вдруг развилось в туберкулез…»
К большому сожалению Лукьянова, людей на улице было мало. Дойдя до Мэдисон, он повернул и, успев увидеть идущих за ним по 29й дэмов, пошел по Мэдисон вверх, рассчитывая, что успеет дойти до многолюдной 34й улицы до того, как дэмы им заинтересуются и крикнут ему, чтобы он остановился. Если бы не его забинтованная, с проступившей сквозь бинты кровью, голова, Лукьянов, может быть, рискнул бы остановиться. Голова и нелепый в жаркое летнее утро черный костюм делали его подозрительным.
На углу 31й и Мэдисон в голове Лукьянова опять, как в ресторане, запульсировала кровь, и яркие рыжие пятна расцвели впереди в подымающемся вверх пространстве Мэдисон. Твердо зная, что пятен на уровне человеческого роста в воздухе Мэдисон на самом деле не существует, Лукьянов испугался, что потеряет сознание, и оглянулся в надежде, что, может быть, уже нет необходимости бежать, идти так быстро, может быть, дэмы не преследуют его. Увы, сейчас уже не было сомнений, что дэмы идут за ним. Несмотря на энергичный пробег зверя, расстояние между Лукьяновым и дэмами не уменьшилось.
Он побежал. Побежал, виляя, вспугивая все более многочисленных прохожих, ожидая выстрелов и надеясь, что стрелять, рискуя попасть в прохожих, они не решатся.
Они решились. «Баф!» — пролаял выстрел. Уже знакомый пистолет-автомат «G.P.-20», городская модель, выплюнул одиночную свинцовую косточку диаметром в 9 мм. «Может быть, в воздух?» Прохожие прижимались к стенам, распластывались на дверях учреждений, скрывались в магазинах и драг-сторах. Лукьянов мечтал о большой, широкой толпе, в которую он влетит, как пчела в улей, неотличимый от других пчел. 33я улица… Еще один выстрел — «Баф!» 34я… «Баф!» В отчаянном броске переметнулся Лукьянов на противоположную сторону широкой 34й улицы и, напрягая силы, вспоминая, что ему говорил о недостатках его бега преподаватель физической культуры в колледже, сильнее заработал локтями. И стал энергичнее отбрасывать ступни назад. Оглянулся. Двое дэмов перебегали на противоположную сторону Мэдисон, трое бежали за ним. Лукьянов понял, что те двое будут стараться снять его с противоположной стороны Мэдисон одиночными выстрелами и что они, стреляя поперек Мэдисон, будут иметь куда большую свободу стрельбы, чем паля вдоль Мэдисон.
Сырой горячий воздух свистел сквозь легкие Лукьянова, испуганные лица прохожих вдруг сжимались и, как бы не имея сил видеть человека с забинтованной головой, исчезали из его поля зрения влево и вперед… На углу 35й улицы медленно и тупо, противореча своей неуклюжей уверенностью происходящему, стена трака выдвинулась перед Лукьяновым, и он не раздумывая побежал вдоль стены, обогнул ее и, уцепившись за железные поручни задней двери, устроился на лестнице, свисающей под дверью. «Если не пристрелят сейчас, при пересечении авеню, то, может быть, уже не пристрелят», — подумал Лукьянов и задышал шумно и свободно, в то время как гигантское железное тело, несущее его через Мэдисон, послушное воле живого существа, управляющего им, вдруг содрогнулось и мощным рывком дернулось вперед. Никак не связанное с Лукьяновым действие шофера вырвало трак из сферы действия «G.P.-20», зажатого в руках девушки в красной рубашке, и серия свинцовых колпачков пробарабанила не по телу Лукьянова, а по углу трака. «Баф! Баф-баф-баф-баф! Баф!» — Звук отнесло куда-то в сторону, словно стреляли на соседней улице. Трак, куда менее хрупкий, чем Лукьянов, смял колпачки, и только неглубокие вмятины остались на его железной рубахе. Лукьянов взглянул на заднее ребро трака и похолодел в девяностоградусной жаре. Ближайшая вмятина находилась на расстоянии десятка инчей от его головы.
Лукьянов дышал и радостно висел, вцепившись в зад железного ящика. За железным ящиком уже следовал еще железный ящик, не знающий, как себя вести. Второй ящик то вдруг сигналил, истошно и долго, останавливался, то опять устремлялся вперед. Шофер, управляющий им, часто мотал головой и менял выражение лица, один раз он даже высунулся из окна и объявил Лукьянову, что он идиот, но Ипполиту было не до шофера. Лукьянов пытался понять, где дэмы. Их не было видно.
Беглец благословлял нью-йоркские власти, запретившие движение частных автомобилей в Нью-Йорке и потому предохранившие улицу от возможной пробки. Железный ящик несся с хорошей скоростью и, выехав на 3ю авеню, повернул в аптаун. Решив не искушать судьбу, в районе 55й улицы, когда трак остановился на красный свет, человек с забинтованной головой спрыгнул на асфальт и быстро ушел по 55й в сторону Иста.
На Парк-авеню происходил Парад. Колонны различных отрядов и бригад «youth workers» маршировали по закрытой для движения Парк-авеню в аптаун. Вдоль тротуаров кипела толпа: в основном безработные, для которых участие в демонстрациях и парадах было обязательным, специальные контролеры на месте отмечали их присутствие. Отсутствие на двух парадах в год лишало безработных пособия. Тележки с едой, тележки с незамысловатыми праздничными аксессуарами бойко торговали. Лукьянов, протиснувшись к столу, стоящему у стены, быстро выбрал красную шляпу с большими полями и надписью «Red is good» и, нахлобучив ее на свою забинтованную голову, заплатил.
— Упал, — объяснил он усатому человеку, торговавшему шляпами и сумками.
— Бывает, — согласился человек.
У сидящего по-турецки возле баллона с газом, к которому была привязана целая, может быть, сотня воздушных шаров однорукого человека, Лукьянов купил шар и, обмотав его вокруг значка «S.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65