Поднял руку в благословении, подождал. Блимунда подошла, Deo gratias , молвил доминиканец, Что делаешь ты здесь, спросил он. В ответ Блимунда смогла сказать только, Мужа своего разыскиваю, а как дальше объяснять, не знала, заговори она о летательной машине, о пассароле и облачных сгустках, монах принял бы ее за умалишенную. Она отступила на несколько шагов, Мы из Мафры, муж мой пришел сюда, на Монте-Жунто, потому что мы прослышали, что водится здесь птица небывалой величины, боюсь я, что птица та его унесла, Никогда не слыхал я ни о какой птице, да и никто из братии не слыхал, А на этой горе есть монастырь, Есть, Не знала я. Монах, словно бы в рассеянности, сделал несколько шагов вниз по дороге. Солнце стояло уже очень низко, со стороны моря на небе клубились облака, а потому сумерки приняли пепельный оттенок. Стало быть, не видели вы тут человека, у которого нет кисти левой руки, вместо нее крюк, спросила Блимунда, Это и есть твой муж, Да, Нет, никого не видал, И не видали в небе громадной птицы, Нет, никакой громадной птицы не видал, Коли так, вернусь домой, благословите меня, святой отец, Вот-вот стемнеет, если пустишься в путь, как бы тебе не заблудиться, да и волки здесь водятся, могут напасть, Коли пойду сейчас, успею до заката спуститься в долину, Путь длиннее, чем кажется отсюда, слушай-ка, поблизости от монастыря есть развалины другого монастыря, так его и не достроили, можешь провести там ночь, а завтра снова примешься искать своего мужа, Вернусь домой, Поступай, как хочешь, потом не пеняй на меня, что не предупредил тебя об опасности, и с этими словами монах пошел вверх по широкой дороге.
Блимунда не двинулась с места, она снова заколебалась. Еще не стемнело, но поле внизу все подернулось тенью. Тучи клубились по всему небу, подул влажный ветер, похоже, дождь собирается. Она почувствовала, что устала смертной усталостью. О Балтазаре она уже почти не думала. Ей смутно верилось, что она разыщет его завтра, а потому сегодня искать нет смысла. Села на камень у обочины дороги, сунула руку в котомку, нашла то, что осталось от Балтазаровых припасов, высохшую сардинку, черствую-пречерствую горбушку. Пройди здесь кто-нибудь в тот час, испугался бы до смерти при виде женщины, которая сидит здесь безбоязненно, ведьма, само собою, поджидает прохожего, чтобы насосаться его крови, или товарок, чтобы скопом полететь на шабаш. А на самом деле она всего лишь несчастная женщина, потерявшая мужа, унесло его волею ветров по воздуху, и она на любую ворожбу пошла бы, лишь бы вернуть его, да ничего не умеет, какой ей прок от того, что видит она недоступное зрению других, какой ей прок от того, что собирала она воли людские, если они-то как раз и унесли от нее Балтазара.
Стемнело. Блимунда поднялась на ноги. Ветер стал холоднее, усилился. Здесь, в горах, было неприютно до отчаяния, и она разрыдалась, накипевшие слезы нашли наконец выход. Тьма наполнилась пугающими звуками, ухал сыч, шуршали ветви каменных дубов, и, если слух ее не подводил, откуда-то доносился волчий вой. У Блимунды еще хватило мужества спуститься на сотню шагов по направлению к долине, но ощущение было такое, словно спускается она в глубь колодца и не знает, что за пасти подстерегают ее, ощерившись под поблескивающей водой. Попозже, если небо прояснится, выйдет луна, озарит ей путь, но зато и сама она станет видна любому живому существу, рыскающему здесь, в горах, и если иных спугнет, то при виде других сама оцепенеет от страха. Блимунда замерла, вся дрожа. Что-то непонятное прошмыгнуло совсем рядом. Она не выдержала. Ринулась вверх по дороге бегом, словно за нею гнались все дьяволы ада и все чудища, населяющие землю, существующие и воображаемые. За последним поворотом увидела монастырь, приземистое, распластавшееся по земле строение. Сквозь узкие окна церкви сочился бледный свет. Под звездным небом, под бормотуньями тучами, нависшими так низко, словно гора Монте-Жунто была самой высокою в мире, стояла гробовая тишина. Блимунда подошла к церкви, ей послышались напевные речи, молятся, должно быть, служат вечерню, когда она подошла поближе, речитатив зазвучал громче, внутри голоса во всю силу взывали к небу, но взывали так смиренно, что Блимунда снова разрыдалась, быть может, монахи, сами того не ведая, выведут Балтазара к ней из высей небесных либо из погибельной чащобы, быть может, чудодейственные латинские слова исцелят раны, от которых он, верно, страдает, а потому Блимунда присоединилась к хору молящихся, произнося мысленно известные ей молитвы, что от всего помогают, от погибели, от лихоманки и тоски душевной, там, наверху, разберутся.
Развалины находились за монастырем, на площадке пониже, у самого склона. Смутно виднелись высокие стены, своды, углубления, предназначенные, как можно было догадаться, для келий, подходящее место для ночлега, здесь можно было укрыться и от холода, и от диких зверей. Блимунда все так же опасливо вступила в гущу застоявшейся под сводами мглы, вытянув перед собою руки и осторожно переставляя ноги, как бы не угодить в какую-нибудь ямину. Постепенно глаза ее привыкли к темноте, затем свет рассеянных по небу звезд обозначил узкие оконные проемы в стенах. Под ногами была земля, чистая, поросшая низенькой травкой. Блимунда разглядела и второй этаж, но туда не забраться, по крайней мере сейчас не видно было пути. Она постелила в углу одеяло и легла, подложив котомку под голову. На глазах у нее снова выступили слезы. Плача, она уснула, перешла из яви в сон между двумя всхлипами и все плакала, покуда спала, и снилось ей, что она плачет. Продлилось это недолго. Разогнав облака, выплыла луна, лунный свет проник в развалины, словно живая тварь, и Блимунда проснулась. Ей показалось, что свет встряхнул ее тихонько, коснулся лица или руки, лежавшей поверх одеяла, но поскребыванье, которое слышала она теперь, было то же самое, что, как ей казалось, слышала она раньше, еще во сне. Шум то приближался, то удалялся, словно его производило какое-то существо, которое ищет и не находит, но не прекращает поисков, возвращается упорно, как будто зверь какой-то, укрывающийся обычно в этом месте и внезапно сбившийся с пути. Блимунда приподнялась на локтях, прислушалась. Теперь звук был как от шагов, очень осторожных, почти неслышных, но близких. За одним из окон промелькнула смутная фигура, свет вычертил на шероховатой каменной стене гротескный профиль. И тотчас же Блимунда признала монаха, которого встретила на дороге. Он тогда сказал ей, где можно найти пристанище, и вот пришел узнать, последовала ли она его совету, но сделал это не из христианского милосердия. Блимунда тихонько откинулась назад и замерла, может быть, он не разглядит ее, может быть, разглядит и скажет, Отдыхай, бедная, усталая душа, коли так, вот чудо было бы, и сколь поучительное, но истина не такова, истина в том, что монах пришел ублажить свою плоть, его и осуждать нельзя, в этой пустыне, на кровле земной, так трудна жизнь человеческая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99
Блимунда не двинулась с места, она снова заколебалась. Еще не стемнело, но поле внизу все подернулось тенью. Тучи клубились по всему небу, подул влажный ветер, похоже, дождь собирается. Она почувствовала, что устала смертной усталостью. О Балтазаре она уже почти не думала. Ей смутно верилось, что она разыщет его завтра, а потому сегодня искать нет смысла. Села на камень у обочины дороги, сунула руку в котомку, нашла то, что осталось от Балтазаровых припасов, высохшую сардинку, черствую-пречерствую горбушку. Пройди здесь кто-нибудь в тот час, испугался бы до смерти при виде женщины, которая сидит здесь безбоязненно, ведьма, само собою, поджидает прохожего, чтобы насосаться его крови, или товарок, чтобы скопом полететь на шабаш. А на самом деле она всего лишь несчастная женщина, потерявшая мужа, унесло его волею ветров по воздуху, и она на любую ворожбу пошла бы, лишь бы вернуть его, да ничего не умеет, какой ей прок от того, что видит она недоступное зрению других, какой ей прок от того, что собирала она воли людские, если они-то как раз и унесли от нее Балтазара.
Стемнело. Блимунда поднялась на ноги. Ветер стал холоднее, усилился. Здесь, в горах, было неприютно до отчаяния, и она разрыдалась, накипевшие слезы нашли наконец выход. Тьма наполнилась пугающими звуками, ухал сыч, шуршали ветви каменных дубов, и, если слух ее не подводил, откуда-то доносился волчий вой. У Блимунды еще хватило мужества спуститься на сотню шагов по направлению к долине, но ощущение было такое, словно спускается она в глубь колодца и не знает, что за пасти подстерегают ее, ощерившись под поблескивающей водой. Попозже, если небо прояснится, выйдет луна, озарит ей путь, но зато и сама она станет видна любому живому существу, рыскающему здесь, в горах, и если иных спугнет, то при виде других сама оцепенеет от страха. Блимунда замерла, вся дрожа. Что-то непонятное прошмыгнуло совсем рядом. Она не выдержала. Ринулась вверх по дороге бегом, словно за нею гнались все дьяволы ада и все чудища, населяющие землю, существующие и воображаемые. За последним поворотом увидела монастырь, приземистое, распластавшееся по земле строение. Сквозь узкие окна церкви сочился бледный свет. Под звездным небом, под бормотуньями тучами, нависшими так низко, словно гора Монте-Жунто была самой высокою в мире, стояла гробовая тишина. Блимунда подошла к церкви, ей послышались напевные речи, молятся, должно быть, служат вечерню, когда она подошла поближе, речитатив зазвучал громче, внутри голоса во всю силу взывали к небу, но взывали так смиренно, что Блимунда снова разрыдалась, быть может, монахи, сами того не ведая, выведут Балтазара к ней из высей небесных либо из погибельной чащобы, быть может, чудодейственные латинские слова исцелят раны, от которых он, верно, страдает, а потому Блимунда присоединилась к хору молящихся, произнося мысленно известные ей молитвы, что от всего помогают, от погибели, от лихоманки и тоски душевной, там, наверху, разберутся.
Развалины находились за монастырем, на площадке пониже, у самого склона. Смутно виднелись высокие стены, своды, углубления, предназначенные, как можно было догадаться, для келий, подходящее место для ночлега, здесь можно было укрыться и от холода, и от диких зверей. Блимунда все так же опасливо вступила в гущу застоявшейся под сводами мглы, вытянув перед собою руки и осторожно переставляя ноги, как бы не угодить в какую-нибудь ямину. Постепенно глаза ее привыкли к темноте, затем свет рассеянных по небу звезд обозначил узкие оконные проемы в стенах. Под ногами была земля, чистая, поросшая низенькой травкой. Блимунда разглядела и второй этаж, но туда не забраться, по крайней мере сейчас не видно было пути. Она постелила в углу одеяло и легла, подложив котомку под голову. На глазах у нее снова выступили слезы. Плача, она уснула, перешла из яви в сон между двумя всхлипами и все плакала, покуда спала, и снилось ей, что она плачет. Продлилось это недолго. Разогнав облака, выплыла луна, лунный свет проник в развалины, словно живая тварь, и Блимунда проснулась. Ей показалось, что свет встряхнул ее тихонько, коснулся лица или руки, лежавшей поверх одеяла, но поскребыванье, которое слышала она теперь, было то же самое, что, как ей казалось, слышала она раньше, еще во сне. Шум то приближался, то удалялся, словно его производило какое-то существо, которое ищет и не находит, но не прекращает поисков, возвращается упорно, как будто зверь какой-то, укрывающийся обычно в этом месте и внезапно сбившийся с пути. Блимунда приподнялась на локтях, прислушалась. Теперь звук был как от шагов, очень осторожных, почти неслышных, но близких. За одним из окон промелькнула смутная фигура, свет вычертил на шероховатой каменной стене гротескный профиль. И тотчас же Блимунда признала монаха, которого встретила на дороге. Он тогда сказал ей, где можно найти пристанище, и вот пришел узнать, последовала ли она его совету, но сделал это не из христианского милосердия. Блимунда тихонько откинулась назад и замерла, может быть, он не разглядит ее, может быть, разглядит и скажет, Отдыхай, бедная, усталая душа, коли так, вот чудо было бы, и сколь поучительное, но истина не такова, истина в том, что монах пришел ублажить свою плоть, его и осуждать нельзя, в этой пустыне, на кровле земной, так трудна жизнь человеческая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99