Старик ничего не сказал и о его способности к оживлению.
… Но оба лекаря говорили про тени. Неужели часть пожирателя душ поселилась в нем после Проклятой долины? Если это так, то это объясняет, почему он высасывает из своих врагов энергию и жизненную силу.
Врон вздохнул и вышел из кельи.
… Главное, это все-таки было то, что лекари разрешили им с Лаской встречаться. А все остальное пока не важно…
Ласка ждала его во дворе, она была одета в мужские штаны и рубашку. Ее грудь перепоясывали ремни для мечей, закрепленных на спине, а в руках она держала небольшой мешок с припасами.
Врон был в черном балахоне охотника, который он собирался снять сразу, как только они выйдут из монастыря, а за спиной у него был меч, который он теперь носил всегда с собой. Больше во дворе никого не было, только около калитки их ждал привратник.
– Я ничего не смог объяснить патриархам, – тихо проговорил он Врону. – Они молоды, и для них все непонятное представляет угрозу. Поэтому я им сказал только то, что они смогли понять, а это оказалось совсем немного…
– Я рад тому, что они мне разрешили выйти из монастыря, да еще и послали со мной Ласку, – ответил Врон. – А больше мне ничего и не надо.
– Лекари, как я и предполагал, в тебе тоже ничего не поняли, это хорошо, – сказал привратник. – Но помни о том, что твое желание необычно – возможно, ты идешь совсем не туда и совсем не за тем.
– А куда и зачем? – спросил Врон.
– Потом ты мне все это сам расскажешь, – едва слышно промолвил привратник. – Мое дело открывать и закрывать калитку, все остальное – дело патриархов и твоей судьбы.
Ласка улыбнулась, увидев, как он снимает с себя черный балахон охотника и передает его привратнику.
– Ты что, так и собираешься идти в лес в одной набедренной повязке?
– Так и собираюсь, – ответил Врон. – Любая одежда мне мешает двигаться, и вообще я чувствую себя в одежде неуютно.
– Что ж, надеюсь, что мы не встретимся с людьми, им это может не понравиться, – сказала девушка. – А мне ты раздетым даже кажешься более привлекательным.
– Ты мне тоже, – улыбнулся Врон.
– Куда мы идем? – спросила Ласка, когда они вышли за ворота.
Врон задумался, он вспомнил про лес, где они с привратником сражались с демонами-воинами, и решил, что тот им вполне подойдет. Лес был достаточно большим, чтобы там водились звери, и находился не очень далеко от монастыря.
… Может быть, им повезет, и они наткнутся на кабана или на оленя…
Врон свернул с дороги в кусты и побежал.
– Ты куда-то спешишь? – спросила Ласка, легко догнав его.
– Да, – ответил Врон. – Я хочу оказаться от монастыря как можно дальше, прежде чем настанет ночь. Я думаю, что у нас найдется какое-нибудь интересное занятие, когда она наступит.
– Я, кажется, догадываюсь, о чем ты подумал, – сказала Ласка. – Если мои догадки верны, то ночи нам может и не хватить.
Солнце редко выглядывало сквозь прорехи туч, дул прохладный ветерок, и бежать было приятно. Ласка двигалась легко и быстро, и у Врона теплело на душе, когда он оглядывался и видел сзади ее точеную фигурку.
До леса они добрались, когда уже вечерело.
Движимый непонятным чутьем, он направился в густые заросли орешника и обнаружил там небольшую заброшенную хижину. Там было все, что им нужно для ночлега: крыша и стены, а внутри сбитые из досок нары и небольшой очаг. Ласка сразу принялась разводить огонь, а он решил немного поохотиться.
Недалеко от хижины он увидел куропатку и смог подбить ее камнем, когда она взлетала. Он торжествующе показал птицу Ласке, и девушка хищно оскалилась, почувствовав свежую кровь, потом, посмотрев на Врона, тяжело вздохнула.
– Обычно, – сказала она, – когда нам удавалось убить какую-нибудь дичь, мы сразу съедали ее. Отрог очень любил сырое мясо, да и Мел тоже… Но ты другой, ты, наверно, хочешь, чтобы мы ее зажарили на костре? Врон мягко улыбнулся.
– Эта куропатка твоя, – ответил он. – Я ее поймал для тебя, делай с ней все, что пожелаешь. Я не хочу есть, и на двоих этой маленькой птички не хватит.
– Ты правда не хочешь? – спросила Ласка, облизываясь.
– Правда, – улыбнулся Врон. – Вокруг нас лес, а я охотник, поэтому обо мне не беспокойся. Ты кушай, а я еще похожу по лесу, посмотрю, может, удастся добыть еще какую-нибудь зазевавшуюся птицу.
Он вышел за дверь, и Ласка тут же набросилась на куропатку – он услышал ее причмокивание и урчание, как у голодного зверя. Юноша тихо рассмеялся и двинулся в глубь леса, выбирая самые сырые места, где комары тучами слетались на него со всех сторон, а потом опадали сухой трухой.
Когда он почувствовал, что его тело насытилось, он вернулся в хижину.
Ласка ждала его – она сбросила одежду и лежала, лукаво поглядывая на него из темноты. Темнота не мешала ему, он видел ее крепкую небольшую грудь, нежные приятные овалы бедер, и в его груди сразу проснулось желание. Он сбросил ставшую тесной набедренную повязку и лег рядом.
– Я правильно угадала твои мысли? – прошептала Ласка.
– Если я тебе скажу, что только этого и ждал, ты мне поверишь? – спросил Врон.
– Поверю, – ответила Ласка, крепко прижимаясь к нему. – Потому что я сама только этого и ждала.
Это была бурная ночь, наполненная нежностью и радостью. Когда уже под утро утомленная Ласка заснула, он лежал рядом, глядя в потолок старой хижины.
Темнота теряла свою черноту, скоро должно было взойти солнце. Ласка тихо дышала ему в плечо и вдруг жалобно закричала:
– Не хочу, уйди!
Врон прижал ее к себе и прошептал:
– Это я, Врон, а тебе приснилось что-то плохое.
– Ты? – Она вздохнула и заплакала. – Хорошо, что это ты, а не стражи…
– Что случилось? – спросил Врон. – Я чем-то обидел тебя? – Его сердце стиснуло острой болью от жалости и нежности.
– Ты здесь ни при чем, – всхлипнула Ласка. – Мне просто приснилось, как меня сжигали на костре. Дрова были мокрые и никак не хотели разгораться, хоть стражи и вылили на них целую бочку масла. Но мои родные принесли сухие дрова, и огонь быстро охватил всю кучу хвороста. Пламя начало обжигать мои ноги, а моя сестра, отец и мать радостно приплясывали у костра, как на деревенском празднике, и весело кричали: «Жги ее, жги ее!»
Девушка уткнулась в его грудь.
– Никогда мне еще не было так страшно и горько. Обними меня, мне сейчас так холодно, словно у меня ледышка вместо сердца.
Врон погладил ее по голове и поцеловал холодные, соленые и мокрые от слез губы. Ласка еще что-то неразборчиво прошептала, а потом ее губы стали отвечать ему.
И все снова исчезло в ярком всполохе разноцветных искр. Когда он через какое-то время смог пошевелиться и отодвинуться от Ласки, он услышал, как она прошептала:
– Подо мной все еще земля качается, и голова кружится, словно я на огромных качелях взлетаю то высоко вверх, к самому небу, то вниз, к земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114
… Но оба лекаря говорили про тени. Неужели часть пожирателя душ поселилась в нем после Проклятой долины? Если это так, то это объясняет, почему он высасывает из своих врагов энергию и жизненную силу.
Врон вздохнул и вышел из кельи.
… Главное, это все-таки было то, что лекари разрешили им с Лаской встречаться. А все остальное пока не важно…
Ласка ждала его во дворе, она была одета в мужские штаны и рубашку. Ее грудь перепоясывали ремни для мечей, закрепленных на спине, а в руках она держала небольшой мешок с припасами.
Врон был в черном балахоне охотника, который он собирался снять сразу, как только они выйдут из монастыря, а за спиной у него был меч, который он теперь носил всегда с собой. Больше во дворе никого не было, только около калитки их ждал привратник.
– Я ничего не смог объяснить патриархам, – тихо проговорил он Врону. – Они молоды, и для них все непонятное представляет угрозу. Поэтому я им сказал только то, что они смогли понять, а это оказалось совсем немного…
– Я рад тому, что они мне разрешили выйти из монастыря, да еще и послали со мной Ласку, – ответил Врон. – А больше мне ничего и не надо.
– Лекари, как я и предполагал, в тебе тоже ничего не поняли, это хорошо, – сказал привратник. – Но помни о том, что твое желание необычно – возможно, ты идешь совсем не туда и совсем не за тем.
– А куда и зачем? – спросил Врон.
– Потом ты мне все это сам расскажешь, – едва слышно промолвил привратник. – Мое дело открывать и закрывать калитку, все остальное – дело патриархов и твоей судьбы.
Ласка улыбнулась, увидев, как он снимает с себя черный балахон охотника и передает его привратнику.
– Ты что, так и собираешься идти в лес в одной набедренной повязке?
– Так и собираюсь, – ответил Врон. – Любая одежда мне мешает двигаться, и вообще я чувствую себя в одежде неуютно.
– Что ж, надеюсь, что мы не встретимся с людьми, им это может не понравиться, – сказала девушка. – А мне ты раздетым даже кажешься более привлекательным.
– Ты мне тоже, – улыбнулся Врон.
– Куда мы идем? – спросила Ласка, когда они вышли за ворота.
Врон задумался, он вспомнил про лес, где они с привратником сражались с демонами-воинами, и решил, что тот им вполне подойдет. Лес был достаточно большим, чтобы там водились звери, и находился не очень далеко от монастыря.
… Может быть, им повезет, и они наткнутся на кабана или на оленя…
Врон свернул с дороги в кусты и побежал.
– Ты куда-то спешишь? – спросила Ласка, легко догнав его.
– Да, – ответил Врон. – Я хочу оказаться от монастыря как можно дальше, прежде чем настанет ночь. Я думаю, что у нас найдется какое-нибудь интересное занятие, когда она наступит.
– Я, кажется, догадываюсь, о чем ты подумал, – сказала Ласка. – Если мои догадки верны, то ночи нам может и не хватить.
Солнце редко выглядывало сквозь прорехи туч, дул прохладный ветерок, и бежать было приятно. Ласка двигалась легко и быстро, и у Врона теплело на душе, когда он оглядывался и видел сзади ее точеную фигурку.
До леса они добрались, когда уже вечерело.
Движимый непонятным чутьем, он направился в густые заросли орешника и обнаружил там небольшую заброшенную хижину. Там было все, что им нужно для ночлега: крыша и стены, а внутри сбитые из досок нары и небольшой очаг. Ласка сразу принялась разводить огонь, а он решил немного поохотиться.
Недалеко от хижины он увидел куропатку и смог подбить ее камнем, когда она взлетала. Он торжествующе показал птицу Ласке, и девушка хищно оскалилась, почувствовав свежую кровь, потом, посмотрев на Врона, тяжело вздохнула.
– Обычно, – сказала она, – когда нам удавалось убить какую-нибудь дичь, мы сразу съедали ее. Отрог очень любил сырое мясо, да и Мел тоже… Но ты другой, ты, наверно, хочешь, чтобы мы ее зажарили на костре? Врон мягко улыбнулся.
– Эта куропатка твоя, – ответил он. – Я ее поймал для тебя, делай с ней все, что пожелаешь. Я не хочу есть, и на двоих этой маленькой птички не хватит.
– Ты правда не хочешь? – спросила Ласка, облизываясь.
– Правда, – улыбнулся Врон. – Вокруг нас лес, а я охотник, поэтому обо мне не беспокойся. Ты кушай, а я еще похожу по лесу, посмотрю, может, удастся добыть еще какую-нибудь зазевавшуюся птицу.
Он вышел за дверь, и Ласка тут же набросилась на куропатку – он услышал ее причмокивание и урчание, как у голодного зверя. Юноша тихо рассмеялся и двинулся в глубь леса, выбирая самые сырые места, где комары тучами слетались на него со всех сторон, а потом опадали сухой трухой.
Когда он почувствовал, что его тело насытилось, он вернулся в хижину.
Ласка ждала его – она сбросила одежду и лежала, лукаво поглядывая на него из темноты. Темнота не мешала ему, он видел ее крепкую небольшую грудь, нежные приятные овалы бедер, и в его груди сразу проснулось желание. Он сбросил ставшую тесной набедренную повязку и лег рядом.
– Я правильно угадала твои мысли? – прошептала Ласка.
– Если я тебе скажу, что только этого и ждал, ты мне поверишь? – спросил Врон.
– Поверю, – ответила Ласка, крепко прижимаясь к нему. – Потому что я сама только этого и ждала.
Это была бурная ночь, наполненная нежностью и радостью. Когда уже под утро утомленная Ласка заснула, он лежал рядом, глядя в потолок старой хижины.
Темнота теряла свою черноту, скоро должно было взойти солнце. Ласка тихо дышала ему в плечо и вдруг жалобно закричала:
– Не хочу, уйди!
Врон прижал ее к себе и прошептал:
– Это я, Врон, а тебе приснилось что-то плохое.
– Ты? – Она вздохнула и заплакала. – Хорошо, что это ты, а не стражи…
– Что случилось? – спросил Врон. – Я чем-то обидел тебя? – Его сердце стиснуло острой болью от жалости и нежности.
– Ты здесь ни при чем, – всхлипнула Ласка. – Мне просто приснилось, как меня сжигали на костре. Дрова были мокрые и никак не хотели разгораться, хоть стражи и вылили на них целую бочку масла. Но мои родные принесли сухие дрова, и огонь быстро охватил всю кучу хвороста. Пламя начало обжигать мои ноги, а моя сестра, отец и мать радостно приплясывали у костра, как на деревенском празднике, и весело кричали: «Жги ее, жги ее!»
Девушка уткнулась в его грудь.
– Никогда мне еще не было так страшно и горько. Обними меня, мне сейчас так холодно, словно у меня ледышка вместо сердца.
Врон погладил ее по голове и поцеловал холодные, соленые и мокрые от слез губы. Ласка еще что-то неразборчиво прошептала, а потом ее губы стали отвечать ему.
И все снова исчезло в ярком всполохе разноцветных искр. Когда он через какое-то время смог пошевелиться и отодвинуться от Ласки, он услышал, как она прошептала:
– Подо мной все еще земля качается, и голова кружится, словно я на огромных качелях взлетаю то высоко вверх, к самому небу, то вниз, к земле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114