Даже ребенок, умерший после первого же биения сердца, даже эмбрион, погибший в утробе, захлебнувшись в околоплодных водах своей матери, – даже эти безымянные существа оставляют свой след в мире». Так могло ли исчезнуть бесследно былое величие Гамут-стрит?
Сердце его трепетало, а тело била дрожь. Опасаясь, что скоро оно перестанет ему повиноваться, он вынул письмо к Эстабруку из кармана и подался вперед, чтобы отодвинуть стеклянную перегородку между ним и водителем.
– Когда вы высадите меня в Клеркенуэлле, я попросил бы вас доставить одно письмо. Не окажете ли вы мне эту услугу?
– Извини, приятель, – сказал водитель, – после того как я тебя высажу, я поеду домой. Меня жена ждет.
Чэнт порылся во внутреннем кармане и вытащил оттуда бумажник. Потом он пропихнул его в окно, и тот упал на сиденье рядом с водителем.
– Что это такое?
– Это все деньги, которые у меня есть. Письмо должно быть доставлено.
– Все деньги, которые у тебя есть?
Водитель взял бумажник и открыл его, попеременно бросая взгляды то на его содержимое, то на дорогу.
– Э, да здесь ведь целое состояние!
– Бери себе. Мне они уже больше не понадобятся.
– Ты заболел?
– Устал, – сказал Чэнт. – Бери себе, чего ты стесняешься? Радуйся жизни.
– За нами там «Даймлер» чешет. Это не твои дружки случайно?
Обманывать смысла не было.
– Да, – ответил Чэнт. – Маловероятно, чтобы ты сумел от них оторваться.
Водитель положил бумажник в карман и надавил на газ. Такси рвануло вперед, как скаковая лошадь, и смех жокея донесся до слуха Чэнта сквозь гортанный гул двигателя. То ли благодаря полученной крупной сумме, то ли для, того чтобы доказать, что может обогнать «Даймлер», водитель выжал из своей машины все возможное, продемонстрировав, что она гораздо более подвижна, чем можно было ожидать от такой неповоротливой туши. Меньше чем за минуту они дважды резко повернули налево, затем направо, да так, что колеса завизжали, и понеслись по удаленной улице, которая была такой узкой, что малейшая ошибка в расчетах грозила потерей ручек, колпаков и боковых зеркал. Но блуждание по лабиринту на этом не закончилось. Они повернули еще раз, и еще раз, и через короткое время оказались на Саутворк Бридж. «Даймлер» они потеряли где-то по дороге. Чэнт зааплодировал бы, если бы обе руки у него были в порядке, но тлетворная блошиная отрава распространялась с устрашающей скоростью. Пользуясь тем, что пять пальцев все еще повинуются ему, он вновь пододвинулся к перегородке и просунул в окошко письмо к Эстабруку, с трудом пробормотав адрес плохо повинующимся языком.
– Что с тобой случилось? – спросил таксист. – Надеюсь, эта штука не заразная, потому что, так твою мать, если она заразная...
– ...нет... – сказал Чэнт.
– На тебе, так твою мать, лица нет, – сказал таксист, бросив взгляд в зеркальце заднего вида. – Может, отвезти тебя в больницу?
– Нет. На Гамут-стрит. Мне нужно на Гамут-стрит.
– Здесь тебе придется показать мне дорогу.
Все улицы изменились. Деревья были срублены, целые ряды домов уничтожены; изящество уступило место аскетизму, красота – удобству; новое сменило старое, но курс обмена был явно невыгоден. Последний раз он был здесь более десяти лет назад. Может быть, Гамут-стрит уже нет, и на ее месте вознесся в небеса какой-нибудь стальной фаллос?
– Где мы? – спросил он у водителя.
– В Клеркенуэлле, как ты и хотел.
– Я понимаю, но где именно?
Водитель посмотрел на табличку.
– Флэксен-стрит. Это тебе что-нибудь говорит?
Чэнт посмотрел в окно.
– Да! Да! Поезжай до конца и поверни направо.
– Ты раньше жил в этом районе?
– Очень давно.
– Да, это место знавало лучшие времена. – Он повернул направо. – Теперь куда?
– Первый поворот налево.
– Ну вот, – сказал водитель. – Гамут-стрит. Какой номер тебе нужен?
– Двадцать восемь.
Такси прижалось к обочине. Чэнт нашарил ручку, открыл дверь и чуть не упал на тротуар. Пошатываясь, он налег на дверь, чтобы закрыть ее, и в первый раз они с водителем оказались лицом к лицу. Какие бы изменения ни происходили под воздействием блохи в его организме, судя по выражению отвращения на лице таксиста, их внешние проявления выглядели ужасно.
– Ты отвезешь письмо? – спросил Чэнт.
– Можешь довериться мне, приятель.
– Когда сделаешь это, отправляйся домой, – сказал Чэнт. – Скажи жене, что любишь ее. Вознеси благодарственную молитву.
– А за что благодарить-то?
– За то, что ты человек, – сказал Чэнт.
Таксист не стал вникать в подробности.
– Как скажешь, приятель, – ответил он. – Я, пожалуй, буду трахать свою бабу и возносить благодарственную молитву одновременно, ты не против? Ну, давай, и не делай ничего такого, чего бы я не сделал на твоем месте, хорошо?
Дав этот ценный совет, он укатил прочь, оставив своего пассажира на пустынной улице. Слабеющими глазами Чэнт оглядел погруженную во мрак местность. Дома, построенные в середине того века, когда жил Сартори, выглядели почти совсем опустевшими. Возможно, в них уже заложили взрывчатку для уничтожения. Но Чэнт уже знал, что священные места – а Гамут-стрит была в своем роде священной – иногда могут уцелеть, потому что они пребывают невидимыми, даже когда находятся у всех на виду. Пропитанные магическими силами, они отводят от себя дурной глаз, находят невольных союзников среди мужчин и женщин, которые, ни о чем не подозревая, все-таки чувствуют исходящую от них святость, и становятся предметом поклонения для немногих избранных.
Он преодолел три ступеньки и толкнул дверь, но она оказалась надежно заперта, и он направился к ближайшему окну. Оно было затянуто отвратительным саваном из паутины, но занавески на нем не было. Он прижался лицом к стеклу. Хотя в настоящий момент зрение его ухудшилось, оно по-прежнему было более острым, нежели зрение цветущей человекообразной обезьяны. Комната, в которую он заглядывал, была абсолютно пустой. Если кто-то и жил в этом доме со времен Сартори (а ведь не мог же он простоять пустым две сотни лет?), то теперь его обитатели исчезли, уничтожив все следы своего пребывания. Он поднял свою здоровую руку и ударил в окно локтем. Стекло разлетелось вдребезги с первого удара. Затем, не соблюдая никакой осторожности, он взгромоздил свое тело на подоконник, вышиб рукой остатки стекла и скатился на пол.
Он по-прежнему ясно помнил расположение комнат. Во сне он часто блуждал по ним, слыша голос Маэстро, который поторапливал его наверх, в ту комнату, где Сартори работал. Именно туда и собирался Чэнт сейчас отправиться, но с каждым ударом сердца его тело становилось все слабее и слабее. Рука, в которую впилась блоха, усохла, ногти выпали, а на костяшках и на запястье показались кости. Он чувствовал, как под курткой весь его торс, вплоть до бедер, претерпевает сходное превращение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321
Сердце его трепетало, а тело била дрожь. Опасаясь, что скоро оно перестанет ему повиноваться, он вынул письмо к Эстабруку из кармана и подался вперед, чтобы отодвинуть стеклянную перегородку между ним и водителем.
– Когда вы высадите меня в Клеркенуэлле, я попросил бы вас доставить одно письмо. Не окажете ли вы мне эту услугу?
– Извини, приятель, – сказал водитель, – после того как я тебя высажу, я поеду домой. Меня жена ждет.
Чэнт порылся во внутреннем кармане и вытащил оттуда бумажник. Потом он пропихнул его в окно, и тот упал на сиденье рядом с водителем.
– Что это такое?
– Это все деньги, которые у меня есть. Письмо должно быть доставлено.
– Все деньги, которые у тебя есть?
Водитель взял бумажник и открыл его, попеременно бросая взгляды то на его содержимое, то на дорогу.
– Э, да здесь ведь целое состояние!
– Бери себе. Мне они уже больше не понадобятся.
– Ты заболел?
– Устал, – сказал Чэнт. – Бери себе, чего ты стесняешься? Радуйся жизни.
– За нами там «Даймлер» чешет. Это не твои дружки случайно?
Обманывать смысла не было.
– Да, – ответил Чэнт. – Маловероятно, чтобы ты сумел от них оторваться.
Водитель положил бумажник в карман и надавил на газ. Такси рвануло вперед, как скаковая лошадь, и смех жокея донесся до слуха Чэнта сквозь гортанный гул двигателя. То ли благодаря полученной крупной сумме, то ли для, того чтобы доказать, что может обогнать «Даймлер», водитель выжал из своей машины все возможное, продемонстрировав, что она гораздо более подвижна, чем можно было ожидать от такой неповоротливой туши. Меньше чем за минуту они дважды резко повернули налево, затем направо, да так, что колеса завизжали, и понеслись по удаленной улице, которая была такой узкой, что малейшая ошибка в расчетах грозила потерей ручек, колпаков и боковых зеркал. Но блуждание по лабиринту на этом не закончилось. Они повернули еще раз, и еще раз, и через короткое время оказались на Саутворк Бридж. «Даймлер» они потеряли где-то по дороге. Чэнт зааплодировал бы, если бы обе руки у него были в порядке, но тлетворная блошиная отрава распространялась с устрашающей скоростью. Пользуясь тем, что пять пальцев все еще повинуются ему, он вновь пододвинулся к перегородке и просунул в окошко письмо к Эстабруку, с трудом пробормотав адрес плохо повинующимся языком.
– Что с тобой случилось? – спросил таксист. – Надеюсь, эта штука не заразная, потому что, так твою мать, если она заразная...
– ...нет... – сказал Чэнт.
– На тебе, так твою мать, лица нет, – сказал таксист, бросив взгляд в зеркальце заднего вида. – Может, отвезти тебя в больницу?
– Нет. На Гамут-стрит. Мне нужно на Гамут-стрит.
– Здесь тебе придется показать мне дорогу.
Все улицы изменились. Деревья были срублены, целые ряды домов уничтожены; изящество уступило место аскетизму, красота – удобству; новое сменило старое, но курс обмена был явно невыгоден. Последний раз он был здесь более десяти лет назад. Может быть, Гамут-стрит уже нет, и на ее месте вознесся в небеса какой-нибудь стальной фаллос?
– Где мы? – спросил он у водителя.
– В Клеркенуэлле, как ты и хотел.
– Я понимаю, но где именно?
Водитель посмотрел на табличку.
– Флэксен-стрит. Это тебе что-нибудь говорит?
Чэнт посмотрел в окно.
– Да! Да! Поезжай до конца и поверни направо.
– Ты раньше жил в этом районе?
– Очень давно.
– Да, это место знавало лучшие времена. – Он повернул направо. – Теперь куда?
– Первый поворот налево.
– Ну вот, – сказал водитель. – Гамут-стрит. Какой номер тебе нужен?
– Двадцать восемь.
Такси прижалось к обочине. Чэнт нашарил ручку, открыл дверь и чуть не упал на тротуар. Пошатываясь, он налег на дверь, чтобы закрыть ее, и в первый раз они с водителем оказались лицом к лицу. Какие бы изменения ни происходили под воздействием блохи в его организме, судя по выражению отвращения на лице таксиста, их внешние проявления выглядели ужасно.
– Ты отвезешь письмо? – спросил Чэнт.
– Можешь довериться мне, приятель.
– Когда сделаешь это, отправляйся домой, – сказал Чэнт. – Скажи жене, что любишь ее. Вознеси благодарственную молитву.
– А за что благодарить-то?
– За то, что ты человек, – сказал Чэнт.
Таксист не стал вникать в подробности.
– Как скажешь, приятель, – ответил он. – Я, пожалуй, буду трахать свою бабу и возносить благодарственную молитву одновременно, ты не против? Ну, давай, и не делай ничего такого, чего бы я не сделал на твоем месте, хорошо?
Дав этот ценный совет, он укатил прочь, оставив своего пассажира на пустынной улице. Слабеющими глазами Чэнт оглядел погруженную во мрак местность. Дома, построенные в середине того века, когда жил Сартори, выглядели почти совсем опустевшими. Возможно, в них уже заложили взрывчатку для уничтожения. Но Чэнт уже знал, что священные места – а Гамут-стрит была в своем роде священной – иногда могут уцелеть, потому что они пребывают невидимыми, даже когда находятся у всех на виду. Пропитанные магическими силами, они отводят от себя дурной глаз, находят невольных союзников среди мужчин и женщин, которые, ни о чем не подозревая, все-таки чувствуют исходящую от них святость, и становятся предметом поклонения для немногих избранных.
Он преодолел три ступеньки и толкнул дверь, но она оказалась надежно заперта, и он направился к ближайшему окну. Оно было затянуто отвратительным саваном из паутины, но занавески на нем не было. Он прижался лицом к стеклу. Хотя в настоящий момент зрение его ухудшилось, оно по-прежнему было более острым, нежели зрение цветущей человекообразной обезьяны. Комната, в которую он заглядывал, была абсолютно пустой. Если кто-то и жил в этом доме со времен Сартори (а ведь не мог же он простоять пустым две сотни лет?), то теперь его обитатели исчезли, уничтожив все следы своего пребывания. Он поднял свою здоровую руку и ударил в окно локтем. Стекло разлетелось вдребезги с первого удара. Затем, не соблюдая никакой осторожности, он взгромоздил свое тело на подоконник, вышиб рукой остатки стекла и скатился на пол.
Он по-прежнему ясно помнил расположение комнат. Во сне он часто блуждал по ним, слыша голос Маэстро, который поторапливал его наверх, в ту комнату, где Сартори работал. Именно туда и собирался Чэнт сейчас отправиться, но с каждым ударом сердца его тело становилось все слабее и слабее. Рука, в которую впилась блоха, усохла, ногти выпали, а на костяшках и на запястье показались кости. Он чувствовал, как под курткой весь его торс, вплоть до бедер, претерпевает сходное превращение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321