Кроме того, ей предстояло сообщить ему весть, которая, без сомнения, будет для него куда более тяжелым ударом, чем любое обвинение.
– Я не останусь с тобой, Оскар, – сказала она. – Я вернулась не для того, чтобы запереться в четырех стенах.
– Но там очень опасно, – ответил он. – Я видел, что угрожает нам. Я видел это над Чашей. Хочешь посмотреть сама? – Он поднялся со стула. – Ты сразу же передумаешь.
Он повел ее по лестнице в сокровищницу, по дороге не переставая разговаривать.
– С тех пор, как эта сила пришла в Пятый Доминион, Чаша зажила самостоятельной жизнью. Уже не нужно, чтобы кто-то на нее смотрел – над ней и так постоянно возникают одни и те же картины. Она охвачена паникой, понимаешь? Она знает, что надвигается на всех нас, и это ввергает ее в панику!
Она услышала Чашу еще до того, как они дошли до двери – словно градины барабанили по сухой земле.
– По-моему, не стоит смотреть на нее слишком долго, предупредил он. – Она начинает гипнотизировать тебя.
С этими словами он открыл дверь. Чаша стояла на полу посреди комнаты, в окружении кольца ритуальных свечей, жирное пламя которых трепетало в беспокойных волнах воздуха, исходивших от зрелища, которое они освещали. Пророческие камешки метались, словно рой разъяренных пчел, и в Чаше, и над Чашей, основание которой Оскару пришлось засыпать землей, чтобы она не могла перевернуться. В воздухе пахло тем, что Оскар назвал паникой Чаши: это был горький аромат с резким металлическим привкусом, который бывает в воздухе перед грозой. Хотя движение камней совершалось в определенных границах, она все-таки подалась назад, опасаясь, что какому-нибудь легкомысленному гуляке наскучит этот танец, и он изберет ее своей мишенью. При той скорости, с которой они двигались, даже самый маленький из них запросто мог вышибить глаз. Но даже издали, в окружении полок и их сокровищ, которые могли бы отвлечь ее внимание, она не видела ничего, кроме этого завораживающего движения. Вся остальная комната, включая и Оскара, просто-напросто растворилась, и она осталась наедине с этой неистовой пляской.
– Требуется некоторое время, – говорил Оскар. – Но образы уже там.
– Я вижу, – сказала она.
В мареве уже появилось Убежище, купол которого был частично скрыт за деревьями. Но оно тут же исчезло, и в следующее мгновение его место заняла Башня Tabula Rasa, в свою очередь уступившая место третьему зданию, совершенно отличному от предыдущих двух, разве что за исключением того, что оно тоже частично было скрыто листвой: на тротуаре перед ним росло единственное дерево.
– Что это за дом? – спросила она у Оскара.
– Я не знаю, но он появляется снова и снова. Это где-то в Лондоне, я в этом абсолютно уверен.
– Почему ты так уверен в этом?
Здание было ничем не примечательным – три этажа, плоский фасад, и, насколько она могла судить, состояние его было весьма плачевным. Оно могло находиться в любой английской глубинке, да и европейской тоже, если уж на то пошло.
– Лондон – это то место, где круг должен замкнуться, – ответил Оскар. – Здесь все началось, здесь все и закончится.
Это замечание эхом отозвалось в ее памяти: вот Дауд у стены Бледного Холма, говорящий о том, что история описала круг, а вот и они с Милягой – каких-нибудь несколько часов назад – пожирают друг друга, растворяясь в бесплотном совершенстве.
– Вот он опять, – сказал Оскар.
Образ дома ненадолго исчез, не потом вновь появился, освещенный ярким солнцем. Она увидела, как кто-то стоит рядом с крыльцом, с безвольно повисшими руками и запрокинутой головой, уставившись в небо. Разрешающая способность изображения была недостаточной, чтобы она могла различить его черты. Возможно, конечно, это был просто какой-то безымянный солнцепоклонник, но это казалось ей маловероятным. У каждой детали этих сменяющихся картин было свое значение. Новая сцена возникла над Чашей: восхитительный полуденный пейзаж со сверкающей листвой и безмятежным небом, которое постепенно затмилось катящимся джаггернаутом черного и серого дыма.
– Вот оно, – услышала она слова Оскара.
Клубы дыма поднимались вверх, потом съеживались и падали, словно пепел. Их природа вызвала у нее непреодолимое любопытство. Едва отдавая себе отчет в том, что она делает, она шагнула к Чаше.
– Дорогая, не надо, – сказал Оскар.
– Что мы видим? – спросила она, игнорируя его предостережение.
– Силу, – ответил он. – Ту силу, которая движется в Пятый Доминион. Или уже пришла сюда.
– Но это не Сартори.
– Сартори? – переспросил он.
– Автарх.
Невзирая на собственное предостережение, он подошел к ней и снова спросил ее:
– Сартори? Маэстро?
Она не обернулась к нему. Джаггернаут требовал от нее абсолютного поклонения. Как ни хотелось ей себе в этом признаваться, Оскар действительно оказался прав, говоря о силе, обладающей безмерным могуществом. То, что она видела перед собой, не было делом рук человека. Это была сила ошеломляющего масштаба, надвигающаяся на пейзаж, который она вначале приняла за поле, поросшее жухлой травой. Но теперь она поняла, что это был город, чьи хрупкие небоскребы рушились, как карточные домики, когда сила выжигала под ними фундаменты и опрокидывала их.
Неудивительно, что Оскар дрожал за запертыми дверьми: это было ужасное зрелище – зрелище, к которому она была не готова. Какие бы зверства ни творил Сартори, он был всего лишь тираном, одним из долгого и неприглядного списка других тиранов – людей, чей страх перед своей собственной уязвимостью превратил их в чудовищ. Но этот ужас не имел ничего общего с политическими процессами и тайными отравлениями. Эта мощная, безжалостная сила могла стереть в порошок всех Маэстро и всех деспотов, которые высекли свои имена на скрижалях этого мира, даже не давая себе труда подумать об этом. Неужели это Сартори спустил с цепи эту безмерность? Мог ли он настолько обезуметь, чтобы надеяться пережить такое разрушение и воздвигнуть на руинах свой Новый Изорддеррекс? Или же его безумие шло еще дальше и этот джаггернаут и был тем самым городом, о котором он грезил – метрополисом бури и дыма, который будет стоять до Конца Света, потому что это и есть его настоящее имя?
Зрелище погрузилось в полную темноту, и она наконец-то смогла перевести дух.
– Это еще не все, – услышала она голос Оскара у себя над ухом.
В нескольких местах темнота расступилась, и сквозь просветы она увидела лежащее на полу тело. Это была она сама – образ был слеплен грубовато, но вполне узнаваем.
– Я тебя предупреждал, – сказал Оскар.
Темнота, сквозь которую проступила эта картина, не рассеялась полностью, а осталась висеть в комнате, словно туман, и из нее появилась вторая фигура и опустилась на пол рядом с ней. Еще до того, как началось действие, она уже поняла, что Оскар допустил ошибку, приняв эту сцену за пророчество об угрожающей ей опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321
– Я не останусь с тобой, Оскар, – сказала она. – Я вернулась не для того, чтобы запереться в четырех стенах.
– Но там очень опасно, – ответил он. – Я видел, что угрожает нам. Я видел это над Чашей. Хочешь посмотреть сама? – Он поднялся со стула. – Ты сразу же передумаешь.
Он повел ее по лестнице в сокровищницу, по дороге не переставая разговаривать.
– С тех пор, как эта сила пришла в Пятый Доминион, Чаша зажила самостоятельной жизнью. Уже не нужно, чтобы кто-то на нее смотрел – над ней и так постоянно возникают одни и те же картины. Она охвачена паникой, понимаешь? Она знает, что надвигается на всех нас, и это ввергает ее в панику!
Она услышала Чашу еще до того, как они дошли до двери – словно градины барабанили по сухой земле.
– По-моему, не стоит смотреть на нее слишком долго, предупредил он. – Она начинает гипнотизировать тебя.
С этими словами он открыл дверь. Чаша стояла на полу посреди комнаты, в окружении кольца ритуальных свечей, жирное пламя которых трепетало в беспокойных волнах воздуха, исходивших от зрелища, которое они освещали. Пророческие камешки метались, словно рой разъяренных пчел, и в Чаше, и над Чашей, основание которой Оскару пришлось засыпать землей, чтобы она не могла перевернуться. В воздухе пахло тем, что Оскар назвал паникой Чаши: это был горький аромат с резким металлическим привкусом, который бывает в воздухе перед грозой. Хотя движение камней совершалось в определенных границах, она все-таки подалась назад, опасаясь, что какому-нибудь легкомысленному гуляке наскучит этот танец, и он изберет ее своей мишенью. При той скорости, с которой они двигались, даже самый маленький из них запросто мог вышибить глаз. Но даже издали, в окружении полок и их сокровищ, которые могли бы отвлечь ее внимание, она не видела ничего, кроме этого завораживающего движения. Вся остальная комната, включая и Оскара, просто-напросто растворилась, и она осталась наедине с этой неистовой пляской.
– Требуется некоторое время, – говорил Оскар. – Но образы уже там.
– Я вижу, – сказала она.
В мареве уже появилось Убежище, купол которого был частично скрыт за деревьями. Но оно тут же исчезло, и в следующее мгновение его место заняла Башня Tabula Rasa, в свою очередь уступившая место третьему зданию, совершенно отличному от предыдущих двух, разве что за исключением того, что оно тоже частично было скрыто листвой: на тротуаре перед ним росло единственное дерево.
– Что это за дом? – спросила она у Оскара.
– Я не знаю, но он появляется снова и снова. Это где-то в Лондоне, я в этом абсолютно уверен.
– Почему ты так уверен в этом?
Здание было ничем не примечательным – три этажа, плоский фасад, и, насколько она могла судить, состояние его было весьма плачевным. Оно могло находиться в любой английской глубинке, да и европейской тоже, если уж на то пошло.
– Лондон – это то место, где круг должен замкнуться, – ответил Оскар. – Здесь все началось, здесь все и закончится.
Это замечание эхом отозвалось в ее памяти: вот Дауд у стены Бледного Холма, говорящий о том, что история описала круг, а вот и они с Милягой – каких-нибудь несколько часов назад – пожирают друг друга, растворяясь в бесплотном совершенстве.
– Вот он опять, – сказал Оскар.
Образ дома ненадолго исчез, не потом вновь появился, освещенный ярким солнцем. Она увидела, как кто-то стоит рядом с крыльцом, с безвольно повисшими руками и запрокинутой головой, уставившись в небо. Разрешающая способность изображения была недостаточной, чтобы она могла различить его черты. Возможно, конечно, это был просто какой-то безымянный солнцепоклонник, но это казалось ей маловероятным. У каждой детали этих сменяющихся картин было свое значение. Новая сцена возникла над Чашей: восхитительный полуденный пейзаж со сверкающей листвой и безмятежным небом, которое постепенно затмилось катящимся джаггернаутом черного и серого дыма.
– Вот оно, – услышала она слова Оскара.
Клубы дыма поднимались вверх, потом съеживались и падали, словно пепел. Их природа вызвала у нее непреодолимое любопытство. Едва отдавая себе отчет в том, что она делает, она шагнула к Чаше.
– Дорогая, не надо, – сказал Оскар.
– Что мы видим? – спросила она, игнорируя его предостережение.
– Силу, – ответил он. – Ту силу, которая движется в Пятый Доминион. Или уже пришла сюда.
– Но это не Сартори.
– Сартори? – переспросил он.
– Автарх.
Невзирая на собственное предостережение, он подошел к ней и снова спросил ее:
– Сартори? Маэстро?
Она не обернулась к нему. Джаггернаут требовал от нее абсолютного поклонения. Как ни хотелось ей себе в этом признаваться, Оскар действительно оказался прав, говоря о силе, обладающей безмерным могуществом. То, что она видела перед собой, не было делом рук человека. Это была сила ошеломляющего масштаба, надвигающаяся на пейзаж, который она вначале приняла за поле, поросшее жухлой травой. Но теперь она поняла, что это был город, чьи хрупкие небоскребы рушились, как карточные домики, когда сила выжигала под ними фундаменты и опрокидывала их.
Неудивительно, что Оскар дрожал за запертыми дверьми: это было ужасное зрелище – зрелище, к которому она была не готова. Какие бы зверства ни творил Сартори, он был всего лишь тираном, одним из долгого и неприглядного списка других тиранов – людей, чей страх перед своей собственной уязвимостью превратил их в чудовищ. Но этот ужас не имел ничего общего с политическими процессами и тайными отравлениями. Эта мощная, безжалостная сила могла стереть в порошок всех Маэстро и всех деспотов, которые высекли свои имена на скрижалях этого мира, даже не давая себе труда подумать об этом. Неужели это Сартори спустил с цепи эту безмерность? Мог ли он настолько обезуметь, чтобы надеяться пережить такое разрушение и воздвигнуть на руинах свой Новый Изорддеррекс? Или же его безумие шло еще дальше и этот джаггернаут и был тем самым городом, о котором он грезил – метрополисом бури и дыма, который будет стоять до Конца Света, потому что это и есть его настоящее имя?
Зрелище погрузилось в полную темноту, и она наконец-то смогла перевести дух.
– Это еще не все, – услышала она голос Оскара у себя над ухом.
В нескольких местах темнота расступилась, и сквозь просветы она увидела лежащее на полу тело. Это была она сама – образ был слеплен грубовато, но вполне узнаваем.
– Я тебя предупреждал, – сказал Оскар.
Темнота, сквозь которую проступила эта картина, не рассеялась полностью, а осталась висеть в комнате, словно туман, и из нее появилась вторая фигура и опустилась на пол рядом с ней. Еще до того, как началось действие, она уже поняла, что Оскар допустил ошибку, приняв эту сцену за пророчество об угрожающей ей опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321