Капитан Чарльз Рэйнвил Холт отказался от своего намерения дезертировать в ночь перед боем. Коварная мартовская погода внезапно ухудшилась, и он решил, что его шансы уйти целым и невредимым в такой тьме невелики.
Начавшееся на следующий день сражение почти сразу превратилось в бардак. Этому помимо погоды способствовала болотистая, поросшая густым шиповником и перемежавшаяся островками сосняка местность. Столкновения уставших до изнеможения солдат заканчивались сущей неразберихой. Потерявшись в дыме и дожде, солдаты разворачивались и начинали стрелять в своих же братьев, приказы уходили на линии обороны, которых не существовало – земляные работы были закончены только наполовину. Раненых оставили в лесу, который, несмотря на дождь, загорелся от артиллерийского огня, и они заживо сгорели почти на глазах своих товарищей.
Худшее наступило, капитан знал это, но часы шли, и он снова впал в оцепенение, которое охватило его после того, как ему явился образ сына. Было много возможностей осуществить свой план побега, но он не мог заставить себя двинуться с места. И не из страха угодить под шальную пулю. Его тело налилось тяжестью, будто волна заполнила его внутренности свинцом и не давала ему покинуть поле боя.
В конце концов в необходимости побега его убедил повар Никельберри, и не словами, а собственным примером.
Когда на следующий день сгустились сумерки, Чарльз удалился от лагеря, чтобы в одиночестве собраться с мыслями. За его спиной остались люди, которые, собравшись вокруг костров, всеми способами пытались поддержать свой дух: кто-то наигрывал на банджо, чьи-то невыразимо усталые голоса пытались петь. Вдруг из-за деревьев до него донесся странный звук. Он решил, что это призраки, и представил сад в Чарльстоне, где сделал Адине предложение, – много раз он таким способом успокаивал потревоженные привидения, вспоминая дивные ароматы и песнь соловья в ветвях деревьев. Но сегодня он не мог представить ни запахи сада, ни его музыку, будто этот райский сад никогда не существовал.
Погруженный в свои безрадостные мысли, он вгляделся в темноту и вскоре, ярдах в десяти от себя, приметил знакомую фигуру.
– Никельберри?.. – шепотом позвал он.
Человек, едва различимый среди деревьев, застыл на месте.
– Это ты, Никельберри?
Ответа не последовало, но капитан, больше не сомневаясь в том, кто перед ним, сам двинулся ему навстречу.
– Никельберри, это капитан Холт.
Шелест кустов сообщил Чарльзу, что скрывающийся в кустах человек вздумал от него бежать.
– Куда тебя несет? – пытаясь его догнать, капитан прибавил шагу.
Преградивший им путь шиповник помешал Никельберри удрать: он запутался в кустарнике и упал. Отчаянно ругаясь, он безуспешно пытался вырваться из его ветвей.
Вскоре капитан оказался почти над ним.
– Не подходите ко мне! – крикнул Никельберри капитану. – Не заставляйте меня прибегать к крайним мерам. Я не хочу никому причинять вреда. Но меня никто здесь не удержит. Слышите? Никто!
– Хорошо, Наб. Только успокойся.
– Я сыт по уши этой войной.
– Говори тише, ладно? Нас могут услышать.
– Вы ведь не собираетесь меня задержать?
– Нет, не собираюсь.
– Но если только попытаетесь, – капитан увидел, как в руках Никельберри сверкнул тусклый изогнутый нож, которым тот разделывал мясо, – я прикончу вас прежде, чем меня схватят.
– В этом я не сомневаюсь.
– Мне уже на все наплевать. Слышите? Я готов на все, лишь бы отсюда выбраться. И не собираюсь больше ждать, пока меня укокошат.
Не имея возможности в темноте разглядеть выражение лица Никельберри, капитан легко представил его широкое, выразительное лицо, в нем была какая-то хитринка и одновременно твердость воли. Чарльз решил, что тот мог вполне составить ему неплохую компанию, – если им посчастливится выбраться, смекалка повара может пригодиться.
– Хочешь бежать в одиночку?
– А?
– Можно было бы сделать это вместе.
– Вместе?
– А почему нет?
– Капитан с поваром?
– Между нами не будет различий. Если мы сбежим, то оба станем дезертирами.
– Это какая-то ловушка?
– Нет. Я сам ухожу. Хочешь идти со мной – пошли. Не хочешь...
– Нет, я пойду, – согласился Никельберри.
– Тогда убери нож, – Холт все еще ощущал на себе его недоверчивый взгляд. – Убери его, Наб.
Немного поколебавшись, Никельберри наконец засунул нож за пояс.
– Хорошо, – сказал Чарльз. – А теперь послушай. Ты понимаешь, что направился аккурат в лагерь врага?
– Нет. Мне казалось, они засели в другой стороне. К востоку отсюда.
– Отнюдь. Как раз там, – сказал Холт, указывая в сторону деревьев, среди которых повар недавно намеревался скрыться, – если внимательно посмотреть, то можно разглядеть их костры.
Присмотревшись, Наб в самом деле узрел в беспросветной тьме мерцание желтых огоньков.
– Господи, да что же это такое. Я чуть было не угодил прямо в их логово. – Прежнее недоверие к капитану, которое он, по всей вероятности, до сих пор таил в душе, исчезло, и он спросил: – Куда же нам идти?
– Думаю, нужно идти к югу, – ответил Холт, – в сторону дороги на Голдсборо. На мой взгляд, это самый надежный способ вырваться отсюда. Потом я собираюсь направиться в Чарльстон.
– Тогда и я иду с вами, – сказал Никельберри, – тем более что лучшего места у меня на примете нет.
2
Должен обратить ваше внимание, что изложенные выше факты не нашли отражения в дневнике капитана Холта, который возобновил свои записи лишь через две недели, когда битва при Бентонвиле осталась далеко позади.
Пока такси мчало Рэйчел по Мэдисон-авеню, в дневнике капитана она читала следующее:
«Прошлой ночью мы прибыли в Чарльстон. Я едва узнал свой город – настолько сильно он оказался разрушен после прихода янки. С тех пор как мы сюда пришли, Никельберри не дает мне покоя вопросами, на которые у меня нет сил отвечать. Я вспомнил, каким прекрасным, был этот благородный город до войны, и при виде того, в каком опустошении оказался он теперь, меня охватило таков отчаяние, что мне начинает казаться, будто все хорошее в этой жизни для меня безвозвратно ушло.
Почерневший от пожарищ, ставший пристанищем мертвых, этот некогда чудесный город напоминает мне подобие ада. Улиц, которые я прежде знал, больше не существует. Среди руин бродят люди с опустошенными лицами, до кровавых мозолей они разгребают развалины с единственной целью – отыскать какое-нибудь напоминание об их былой жизни.
Мы направились прямо на Трэдд-стрит, готовя себя к самому худшему, но увиденное повергло нас в изумление. Окруженный со всех сторон разрушенными строениями, о первоначальном назначении которых можно было лишь строить смутные догадки, мой дом сохранился почти в целости, если не считать незначительных повреждений крыши и выбитых оконных стекол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208