Они также страдают от мозолей и от расстройства желудка, ломают ногти и переживают из-за растущих животов. Разумеется, нашлись несколько особей – в основном это были дамы неопределенного возраста, – которые относились к Рэйчел с нескрываемым высокомерием, но с подобным снобизмом она сталкивалась нечасто. Как правило, ее встречали приветливо и доброжелательно. Не раз ей доводилось слышать, что она – именно та женщина, которую так долго искал Митчелл, и все радовались, что его поиски наконец увенчались успехом.
Поначалу она не слишком много рассказывала о себе. Если кто-то интересовался ее прошлым, Рэйчел старалась напустить побольше туману. Но постепенно она прониклась к своим новым знакомым доверием и стала откровеннее рассказывать о своей семье и о детстве, проведенном в Дански. Само собой, среди ее собеседников находились такие, чьи глаза недоуменно стекленели при упоминании о том, что западнее Гудзона тоже идет жизнь, но в большинстве своем люди жаждали узнать хоть что-то о мире менее замкнутом и менее тесном, чем их собственный.
– Скоро ты убедишься – куда бы ты ни пошла, встретишь одни и те же старые кислые рожи, – как-то заметила жена Гаррисона, Марджи, известная своей язвительностью и бесцеремонностью. – Знаешь почему? В Нью-Йорке осталось всего двадцать важных персон. С твоим появлением – двадцать одна. Вот мы и шляемся по одним и тем же вечеринкам, заседаем в одних и тех же комитетах и все такое прочее. И, откровенно говоря, мы до чертиков надоели друг другу.
Они с Рэйчел стояли на балконе, разглядывая сверху блистательную нарядную толпу, которая насчитывала никак не двадцать, а несколько сотен человек.
– Понимаю, какой вопрос вертится у тебя на языке, – усмехнулась Марджи. – Но знай, это все игра зеркал.
Порой случалось, что чье-нибудь замечание приводило Рэйчел в растерянность. Как правило, такие замечания были обращены не к ней, а к Митчеллу, но в ее присутствии.
– Где ты ее отыскал? – спросил у Митчелла один из приятелей; вряд ли он хотел обидеть Рэйчел, но она почувствовала себя вещью. Приятель Митчелла словно желал знать, где продаются такие, чтобы при случае сделать подобную покупку.
– Они просто завидуют, что мне так повезло, – улыбнулся Митчелл, когда она призналась, что ей неприятна подобная бестактность. – Никто и не думал тебя оскорблять.
– Я знаю.
– Если тебе наскучили подобные сборища, мы можем послать их ко всем чертям.
– Нет, почему же. Я хочу лучше узнать всех твоих знакомых.
– В большинстве своем они нагоняют тоску.
– То же самое говорит Марджи.
– Я смотрю, вы с ней подружились?
– О да. Она мне нравится. Она ни на кого не похожа.
– Тебе стоит знать, что у нее серьезные проблемы с алкоголем, – сухо заметил Митчелл. – Последние два месяца она держится, но в любой момент может сорваться.
– И давно она...
– Стала алкоголичкой? Да, давно.
– Может, я сумею ей помочь, – сказала Рэйчел.
Митчелл коснулся губами ее щеки.
– Моя добрая самаритянка. – Он снова поцеловал ее. – Попробуй, конечно, но не будь слишком самонадеянна. И не обольщайся насчет Марджи. У нее за пазухой слишком много камней. Она ненавидит Лоретту. И не думаю, что ко мне она питает добрые чувства.
Настал черед Рэйчел вернуть поцелуй.
– Разве тебя можно не любить? – спросила она.
– Это чертовски трудно, но Марджи как-то ухитряется, – усмехнулся Митчелл.
– А ты, я смотрю, сам от себя без ума.
– Я? Ничуть. Как тебе такое взбрело в голову? В нашей семье я – самый скромный.
– Вот уж не думала, что такое бывает.
– Скромный Гири?
– Именно.
– Хм. – Митчелл задумался на несколько мгновений. – Знаешь, бабушка Китти, пожалуй, заслуживала подобного определения.
– Ты любил ее?
– Да, – кивнул головой Митчелл, и в его голосе зазвучала теплота. – Она всегда была такой доброй, такой ласковой. К концу жизни немного свихнулась, но я все равно ее любил.
– А Лоретта тебе нравится?
– Ну, она никогда не свихнется, это точно. Она самый здравомыслящий член нашей семьи.
– Ты не ответил. Как ты к ней относишься?
Митчелл пожал плечами.
– Лоретта есть Лоретта. Ее надо принимать как дурную погоду. Как бурю или град.
К тому времени Рэйчел встречалась с Лореттой всего два или три раза, и впечатление, которое произвела на нее жена Кадма, было прямо противоположным. Лоретта показалась ей очень спокойной и сдержанной, это впечатление усиливалось тем, что все ее туалеты были выдержаны в неброской бело-серебристой гамме. Несколько вызывающе смотрелись лишь головные уборы в форме тюрбанов, к которым Лоретта явно питала пристрастие, да яркий, хотя и безупречный макияж, подчеркивающий изумительный фиалковый оттенок ее глаз. С Рэйчел она держалась приветливо и любезно, и в ее мягких манерах не было ничего настораживающего.
– Знаю, о чем ты думаешь, – сказал Митчелл. – Ты думаешь, Лоретта просто несколько старомодная пожилая дама, и мой жених возводит на нее напраслину. И верно, Лоретта – это всего лишь старомодная пожилая дама. Но попробуй только задень ее.
– И что будет?
– То, что я тебе сказал. Поднимется буря. Особенно ревниво она относится ко всему, что связано с Кадмом. Не дай бог, она услышит, как кто-то осмелится задеть его хоть словом. Перегрызет обидчику глотку без всякого сожаления. «Если бы не Кадм, у вас бы сейчас и двух центов не было», – вечно твердит она. И она права. Без него мы бы все пропали.
– Что же будет, когда он умрет?
– По-моему, смерть не входит в его намерения, – абсолютно без иронии произнес Митчелл. – Он будет жить, пока кто-нибудь из нас не завезет его на Лонг-Айленд и не придушит. Извини. Неудачная шутка.
– Ты часто об этом думаешь?
– О том, что случилось с отцом? Нет. Я вообще об этом не думаю. Вспоминаю, только когда выходит очередная книжонка, утверждающая, что его убийство было делом рук мафии или ЦРУ. Меня уже тошнит от всех этих идиотских выдумок. Наверное, мы никогда не узнаем, что произошло на самом деле, так что толку ломать себе голову? – Митчелл провел рукой по волосам Рэйчел. – Тебе не о чем волноваться, – продолжал он. – Если завтра старик умрет, мы разделим его пирог, только и всего. Кусок Гаррисону, кусок Лоретте, кусок нам. А потом мы с тобой... Мы просто исчезнем. Сядем на самолет и улетим отсюда прочь.
– Если хочешь, мы можем улететь прямо сейчас, – улыбнулась Рэйчел. – Мне не нужна твоя семья, и я вовсе не любительница светской жизни. Мне нужен только ты.
Он тяжело вздохнул.
– Уверен, так оно и есть. Но весь вопрос в том, где кончается семья и где начинаюсь я.
– Я знаю где, – прошептала Рэйчел, прижимаясь к нему. – И я знаю, кто ты на самом деле. Ты человек, которого я люблю. Все очень просто.
2
Но на самом деле все было не так просто.
Рэйчел вступила в очень узкий круг:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208
Поначалу она не слишком много рассказывала о себе. Если кто-то интересовался ее прошлым, Рэйчел старалась напустить побольше туману. Но постепенно она прониклась к своим новым знакомым доверием и стала откровеннее рассказывать о своей семье и о детстве, проведенном в Дански. Само собой, среди ее собеседников находились такие, чьи глаза недоуменно стекленели при упоминании о том, что западнее Гудзона тоже идет жизнь, но в большинстве своем люди жаждали узнать хоть что-то о мире менее замкнутом и менее тесном, чем их собственный.
– Скоро ты убедишься – куда бы ты ни пошла, встретишь одни и те же старые кислые рожи, – как-то заметила жена Гаррисона, Марджи, известная своей язвительностью и бесцеремонностью. – Знаешь почему? В Нью-Йорке осталось всего двадцать важных персон. С твоим появлением – двадцать одна. Вот мы и шляемся по одним и тем же вечеринкам, заседаем в одних и тех же комитетах и все такое прочее. И, откровенно говоря, мы до чертиков надоели друг другу.
Они с Рэйчел стояли на балконе, разглядывая сверху блистательную нарядную толпу, которая насчитывала никак не двадцать, а несколько сотен человек.
– Понимаю, какой вопрос вертится у тебя на языке, – усмехнулась Марджи. – Но знай, это все игра зеркал.
Порой случалось, что чье-нибудь замечание приводило Рэйчел в растерянность. Как правило, такие замечания были обращены не к ней, а к Митчеллу, но в ее присутствии.
– Где ты ее отыскал? – спросил у Митчелла один из приятелей; вряд ли он хотел обидеть Рэйчел, но она почувствовала себя вещью. Приятель Митчелла словно желал знать, где продаются такие, чтобы при случае сделать подобную покупку.
– Они просто завидуют, что мне так повезло, – улыбнулся Митчелл, когда она призналась, что ей неприятна подобная бестактность. – Никто и не думал тебя оскорблять.
– Я знаю.
– Если тебе наскучили подобные сборища, мы можем послать их ко всем чертям.
– Нет, почему же. Я хочу лучше узнать всех твоих знакомых.
– В большинстве своем они нагоняют тоску.
– То же самое говорит Марджи.
– Я смотрю, вы с ней подружились?
– О да. Она мне нравится. Она ни на кого не похожа.
– Тебе стоит знать, что у нее серьезные проблемы с алкоголем, – сухо заметил Митчелл. – Последние два месяца она держится, но в любой момент может сорваться.
– И давно она...
– Стала алкоголичкой? Да, давно.
– Может, я сумею ей помочь, – сказала Рэйчел.
Митчелл коснулся губами ее щеки.
– Моя добрая самаритянка. – Он снова поцеловал ее. – Попробуй, конечно, но не будь слишком самонадеянна. И не обольщайся насчет Марджи. У нее за пазухой слишком много камней. Она ненавидит Лоретту. И не думаю, что ко мне она питает добрые чувства.
Настал черед Рэйчел вернуть поцелуй.
– Разве тебя можно не любить? – спросила она.
– Это чертовски трудно, но Марджи как-то ухитряется, – усмехнулся Митчелл.
– А ты, я смотрю, сам от себя без ума.
– Я? Ничуть. Как тебе такое взбрело в голову? В нашей семье я – самый скромный.
– Вот уж не думала, что такое бывает.
– Скромный Гири?
– Именно.
– Хм. – Митчелл задумался на несколько мгновений. – Знаешь, бабушка Китти, пожалуй, заслуживала подобного определения.
– Ты любил ее?
– Да, – кивнул головой Митчелл, и в его голосе зазвучала теплота. – Она всегда была такой доброй, такой ласковой. К концу жизни немного свихнулась, но я все равно ее любил.
– А Лоретта тебе нравится?
– Ну, она никогда не свихнется, это точно. Она самый здравомыслящий член нашей семьи.
– Ты не ответил. Как ты к ней относишься?
Митчелл пожал плечами.
– Лоретта есть Лоретта. Ее надо принимать как дурную погоду. Как бурю или град.
К тому времени Рэйчел встречалась с Лореттой всего два или три раза, и впечатление, которое произвела на нее жена Кадма, было прямо противоположным. Лоретта показалась ей очень спокойной и сдержанной, это впечатление усиливалось тем, что все ее туалеты были выдержаны в неброской бело-серебристой гамме. Несколько вызывающе смотрелись лишь головные уборы в форме тюрбанов, к которым Лоретта явно питала пристрастие, да яркий, хотя и безупречный макияж, подчеркивающий изумительный фиалковый оттенок ее глаз. С Рэйчел она держалась приветливо и любезно, и в ее мягких манерах не было ничего настораживающего.
– Знаю, о чем ты думаешь, – сказал Митчелл. – Ты думаешь, Лоретта просто несколько старомодная пожилая дама, и мой жених возводит на нее напраслину. И верно, Лоретта – это всего лишь старомодная пожилая дама. Но попробуй только задень ее.
– И что будет?
– То, что я тебе сказал. Поднимется буря. Особенно ревниво она относится ко всему, что связано с Кадмом. Не дай бог, она услышит, как кто-то осмелится задеть его хоть словом. Перегрызет обидчику глотку без всякого сожаления. «Если бы не Кадм, у вас бы сейчас и двух центов не было», – вечно твердит она. И она права. Без него мы бы все пропали.
– Что же будет, когда он умрет?
– По-моему, смерть не входит в его намерения, – абсолютно без иронии произнес Митчелл. – Он будет жить, пока кто-нибудь из нас не завезет его на Лонг-Айленд и не придушит. Извини. Неудачная шутка.
– Ты часто об этом думаешь?
– О том, что случилось с отцом? Нет. Я вообще об этом не думаю. Вспоминаю, только когда выходит очередная книжонка, утверждающая, что его убийство было делом рук мафии или ЦРУ. Меня уже тошнит от всех этих идиотских выдумок. Наверное, мы никогда не узнаем, что произошло на самом деле, так что толку ломать себе голову? – Митчелл провел рукой по волосам Рэйчел. – Тебе не о чем волноваться, – продолжал он. – Если завтра старик умрет, мы разделим его пирог, только и всего. Кусок Гаррисону, кусок Лоретте, кусок нам. А потом мы с тобой... Мы просто исчезнем. Сядем на самолет и улетим отсюда прочь.
– Если хочешь, мы можем улететь прямо сейчас, – улыбнулась Рэйчел. – Мне не нужна твоя семья, и я вовсе не любительница светской жизни. Мне нужен только ты.
Он тяжело вздохнул.
– Уверен, так оно и есть. Но весь вопрос в том, где кончается семья и где начинаюсь я.
– Я знаю где, – прошептала Рэйчел, прижимаясь к нему. – И я знаю, кто ты на самом деле. Ты человек, которого я люблю. Все очень просто.
2
Но на самом деле все было не так просто.
Рэйчел вступила в очень узкий круг:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208