Что я для них сейчас! И сетовать бесполезно – таков Закон Жизни: молодость торопится и спешит, и не задумывается о том, что когда-нибудь и к ней придёт старость.
Как хочется пить! Но встать с моего убогого, покрытого драным тряпьём ложа и добрести до стоящего на полке в углу моей лачуги глиняного кувшина с водой для меня так же трудно, как вплавь пересечь океан, разделяющий Новый и Старый Свет. И где только шляется эта дрянная девчонка! Наверно, опять заигрывает с молодыми подмастерьями или с вернувшимися с лова сельди рыбаками!
Зря я так… Марта хорошая девочка – единственный близкий мне человек в этом неуютном Мире. Единственный, оставшийся мне близким – из всех, кого я встречала в своей жизни и с кем делила радость и горе. Даже мои собственные дети (не говоря уже о мужчинах – впрочем, этих-то я наверняка пережила всех), и те… Ладно, у них своя судьба…
Марте семнадцать, и из маленького исцарапанного заморыша, которого я подобрала в развалинах (это случилось вскорости после того, как воды Северного моря в очередной раз прорвали дамбу, защищающую жителей Низовых Земель от его ярости, и натворили немало бед), она превратилась в крепкую румянощёкую девицу. Мужчины теряют шляпы, оборачиваясь ей вслед… А когда она входит в дом, то моё покосившееся жилище словно наполняется светом. «Как ты, тётушка Тесс?» – ласково спросит она и заботливо поправит на мне вечно сползающее ветхое одеяло.
Потом быстро всё приберёт, приготовит еду, накормит меня, постирает, если нужно, вымоет плошки-чашки, а потом сядет на низенькую скамеечку напротив моей постели, подперев кулачками хорошенькое личико в белом чепце, и будет обстоятельно рассказывать. О том, что одноногий Клаус, старик, которого редко кто видит трезвым, в очередной раз так нагрузился, что свалился в канал, и его оттуда еле вытащили; что толстуха Марго (не помню, имя это её или прозвище), жена молочника, принесла двойню; что гуляку и щёголя Гийома с благочестивой Гертрудой застукал её супруг (причём отнюдь не за чтением псалмов), и отделал парня палкой так, что тот уже неделю лежит пластом; что… В общем, перескажет и все остальные, не менее интересные новости. А вечером она уснёт на своей постели напротив меня, свернувшись калачиком, как набегавшийся за день котёнок.
И ещё Марта зарабатывает деньги (причём вовсе не так, как иные девицы, бесстыдно задирающие юбки перед моряками!). Нет, Марта продаёт цветы, и их у неё покупают даже знатные господа. Люди любят цветы, и это хорошо… Марта зарабатывает достаточно, чтобы прокормить и меня, и себя. Девочка умеет быть благодарной – ведь я её спасла когда-то… Жаль, скоро она влюбится, выйдет замуж и забудет обо всём на свете (в том числе и обо мне). Хотя я, скорее всего, до этого просто не доживу…
Сквозь прохудившуюся во многих местах крышу пробиваются солнечные лучики, и на полу танцуют тёплые пятна. Хорошо, когда тепло… Вот если бы ещё не так хотелось бы пить… Оловянная кружка у моего изголовья (Марта поставила перед тем, как уйти), но она уже пуста. Ничего, я потерплю, девочка ведь скоро уже вернётся…
…Я не люблю воспоминаний – что толку ворошить ушедшее безвозвратно. Но есть одно воспоминание, очень-очень яркое, которое греет меня до сих пор. Я тогда была совсем ещё девчонкой, и ни один парень ещё не сорвал поцелуя с моих губ. Я жила в тёплой стране на юге и очень любила приходить в порт и смотреть на корабли, белыми птицами уплывающие на закат. А в тот день меня влекло к причалам с невероятной силой…
Корабль был очень красив, хотя паруса ещё не подняли, и гребные судёнышки оттаскивали каравеллу от пирса. На берегу толпилось множество народа, и это понятно – ведь корабль уходил к островам Вест-Индии, к сказочным землям, таящим несметные богатства. Я разглядывала корабль и людей, заполнявших его палубу. И тут вдруг сердце моё словно взорвалось, огонь полыхнул внутри меня и растёкся волной по всему моему телу.
Он стоял у борта, небрежно опершись рукой о планширь, и о чём-то беседовал с другим идальго в камзоле и в шляпе с пером. Ничего особенно, солдат как солдат, один из множества искателей приключений, устремившихся в Новый Свет на душный запах золота по следам адмирала Кристобаля Колона. Но мне показалось, что земля уходит из-под ног, что весь мир рушится, и что я сейчас непременно умру, если не брошусь в воду и не поплыву вслед за каравеллой. Мне казалось тогда, что на меня горной лавиной обрушилось то, что называют любовью, обрушилось, смяло и поволокло, несмотря на мои жалкие попытки сопротивляться этой лавине. Но потом, много позже, когда я эту самую любовь изведала (и не единожды!), я поняла, что это было нечто совсем другое.
Он не смотрел в мою сторону, а я не отрывала от него глаз, заставляя его взглянуть на меня. И наши глаза встретились…
Корабль был уже довольно далеко от берега, но я ясно различила, как расширились изумлённо глаза этого человека (я как сейчас помню их выражение!), и как его лицо сравнялось цветом с белизной паруса. Он замер неподвижно, прервав на полуслове свой разговор с приятелем, а передо мной дрогнули земля, море и небеса, и я на какое-то время потеряла способность не только говорить, видеть и слышать, но даже думать…
Когда я пришла в себя, корабль уже выходил из порта. Паруса взяли ветер, каравелла чуть накренилась и некоторое время спустя совершенно скрылась из виду. Этот случайный человек исчез из моей жизни – я никогда его более не видела. Наяву.
Несколькими годами позже (прошло, кажется, лет шесть или около того), когда я уже была замужем и готовилась произвести на свет своего первенца, мне приснился очень странный сон.
…Какой-то огромный город, совсем не похожий на наши города; люди, видом своим и цветом кожи разительно от нас отличающиеся; дома и дворцы – совершенно не такие, как здесь…
…Ступенчатая каменная пирамида, и люди на её плоской вершине. Смуглокожие люди с непривычным оружием – с дубинами и копьями, полуголые или в плащах из перьев, и люди связанные – с бородами и белой кожей, хоть и загорелые дочерна…
…И среди тех, которые были связаны, – он. Тот самый идальго, что стоял на борту уплывающей навстречу Судьбе каравеллы. Тот, с которым мы не обменялись ни единым словом…
…А потом его убили – повалили на залитый кровью камень и вырвали из груди ещё трепетавшее сердце. Убили – и я не смогла этому помешать…
Я никогда и никому об этом сне не рассказывала (даже Марте), но с той самой ночи в сердце моем поселилась боль. И всё-таки я жила, и дожила до той поры, когда потеряла счёт прожитым годам…
Кроме Марты и этого воспоминания, есть ещё одно, что поддерживает во мне чуть теплящийся огонёк жизни и придаёт моему затянувшемуся существованию хоть какой-то смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
Как хочется пить! Но встать с моего убогого, покрытого драным тряпьём ложа и добрести до стоящего на полке в углу моей лачуги глиняного кувшина с водой для меня так же трудно, как вплавь пересечь океан, разделяющий Новый и Старый Свет. И где только шляется эта дрянная девчонка! Наверно, опять заигрывает с молодыми подмастерьями или с вернувшимися с лова сельди рыбаками!
Зря я так… Марта хорошая девочка – единственный близкий мне человек в этом неуютном Мире. Единственный, оставшийся мне близким – из всех, кого я встречала в своей жизни и с кем делила радость и горе. Даже мои собственные дети (не говоря уже о мужчинах – впрочем, этих-то я наверняка пережила всех), и те… Ладно, у них своя судьба…
Марте семнадцать, и из маленького исцарапанного заморыша, которого я подобрала в развалинах (это случилось вскорости после того, как воды Северного моря в очередной раз прорвали дамбу, защищающую жителей Низовых Земель от его ярости, и натворили немало бед), она превратилась в крепкую румянощёкую девицу. Мужчины теряют шляпы, оборачиваясь ей вслед… А когда она входит в дом, то моё покосившееся жилище словно наполняется светом. «Как ты, тётушка Тесс?» – ласково спросит она и заботливо поправит на мне вечно сползающее ветхое одеяло.
Потом быстро всё приберёт, приготовит еду, накормит меня, постирает, если нужно, вымоет плошки-чашки, а потом сядет на низенькую скамеечку напротив моей постели, подперев кулачками хорошенькое личико в белом чепце, и будет обстоятельно рассказывать. О том, что одноногий Клаус, старик, которого редко кто видит трезвым, в очередной раз так нагрузился, что свалился в канал, и его оттуда еле вытащили; что толстуха Марго (не помню, имя это её или прозвище), жена молочника, принесла двойню; что гуляку и щёголя Гийома с благочестивой Гертрудой застукал её супруг (причём отнюдь не за чтением псалмов), и отделал парня палкой так, что тот уже неделю лежит пластом; что… В общем, перескажет и все остальные, не менее интересные новости. А вечером она уснёт на своей постели напротив меня, свернувшись калачиком, как набегавшийся за день котёнок.
И ещё Марта зарабатывает деньги (причём вовсе не так, как иные девицы, бесстыдно задирающие юбки перед моряками!). Нет, Марта продаёт цветы, и их у неё покупают даже знатные господа. Люди любят цветы, и это хорошо… Марта зарабатывает достаточно, чтобы прокормить и меня, и себя. Девочка умеет быть благодарной – ведь я её спасла когда-то… Жаль, скоро она влюбится, выйдет замуж и забудет обо всём на свете (в том числе и обо мне). Хотя я, скорее всего, до этого просто не доживу…
Сквозь прохудившуюся во многих местах крышу пробиваются солнечные лучики, и на полу танцуют тёплые пятна. Хорошо, когда тепло… Вот если бы ещё не так хотелось бы пить… Оловянная кружка у моего изголовья (Марта поставила перед тем, как уйти), но она уже пуста. Ничего, я потерплю, девочка ведь скоро уже вернётся…
…Я не люблю воспоминаний – что толку ворошить ушедшее безвозвратно. Но есть одно воспоминание, очень-очень яркое, которое греет меня до сих пор. Я тогда была совсем ещё девчонкой, и ни один парень ещё не сорвал поцелуя с моих губ. Я жила в тёплой стране на юге и очень любила приходить в порт и смотреть на корабли, белыми птицами уплывающие на закат. А в тот день меня влекло к причалам с невероятной силой…
Корабль был очень красив, хотя паруса ещё не подняли, и гребные судёнышки оттаскивали каравеллу от пирса. На берегу толпилось множество народа, и это понятно – ведь корабль уходил к островам Вест-Индии, к сказочным землям, таящим несметные богатства. Я разглядывала корабль и людей, заполнявших его палубу. И тут вдруг сердце моё словно взорвалось, огонь полыхнул внутри меня и растёкся волной по всему моему телу.
Он стоял у борта, небрежно опершись рукой о планширь, и о чём-то беседовал с другим идальго в камзоле и в шляпе с пером. Ничего особенно, солдат как солдат, один из множества искателей приключений, устремившихся в Новый Свет на душный запах золота по следам адмирала Кристобаля Колона. Но мне показалось, что земля уходит из-под ног, что весь мир рушится, и что я сейчас непременно умру, если не брошусь в воду и не поплыву вслед за каравеллой. Мне казалось тогда, что на меня горной лавиной обрушилось то, что называют любовью, обрушилось, смяло и поволокло, несмотря на мои жалкие попытки сопротивляться этой лавине. Но потом, много позже, когда я эту самую любовь изведала (и не единожды!), я поняла, что это было нечто совсем другое.
Он не смотрел в мою сторону, а я не отрывала от него глаз, заставляя его взглянуть на меня. И наши глаза встретились…
Корабль был уже довольно далеко от берега, но я ясно различила, как расширились изумлённо глаза этого человека (я как сейчас помню их выражение!), и как его лицо сравнялось цветом с белизной паруса. Он замер неподвижно, прервав на полуслове свой разговор с приятелем, а передо мной дрогнули земля, море и небеса, и я на какое-то время потеряла способность не только говорить, видеть и слышать, но даже думать…
Когда я пришла в себя, корабль уже выходил из порта. Паруса взяли ветер, каравелла чуть накренилась и некоторое время спустя совершенно скрылась из виду. Этот случайный человек исчез из моей жизни – я никогда его более не видела. Наяву.
Несколькими годами позже (прошло, кажется, лет шесть или около того), когда я уже была замужем и готовилась произвести на свет своего первенца, мне приснился очень странный сон.
…Какой-то огромный город, совсем не похожий на наши города; люди, видом своим и цветом кожи разительно от нас отличающиеся; дома и дворцы – совершенно не такие, как здесь…
…Ступенчатая каменная пирамида, и люди на её плоской вершине. Смуглокожие люди с непривычным оружием – с дубинами и копьями, полуголые или в плащах из перьев, и люди связанные – с бородами и белой кожей, хоть и загорелые дочерна…
…И среди тех, которые были связаны, – он. Тот самый идальго, что стоял на борту уплывающей навстречу Судьбе каравеллы. Тот, с которым мы не обменялись ни единым словом…
…А потом его убили – повалили на залитый кровью камень и вырвали из груди ещё трепетавшее сердце. Убили – и я не смогла этому помешать…
Я никогда и никому об этом сне не рассказывала (даже Марте), но с той самой ночи в сердце моем поселилась боль. И всё-таки я жила, и дожила до той поры, когда потеряла счёт прожитым годам…
Кроме Марты и этого воспоминания, есть ещё одно, что поддерживает во мне чуть теплящийся огонёк жизни и придаёт моему затянувшемуся существованию хоть какой-то смысл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72