Из внутренних помещений наверх хлынул поток людей, на пятки которым уже наступал врывавшийся в корабельные недра поток воды. Люди катились по вставшей дыбом палубе, ломая руки и расшибая головы, и срывались в море.
– Дальше от борта! Чёрт возьми, вас затянет водоворотом! Дальше отплывайте! – кричал командир, почти повиснув на тентовой стойке мостика.
Его, погибавшего вместе со своим кораблём, хорошо было видно с воды, несмотря даже на густой дым, продолжавший истекать из трёх лёгших почти горизонтально огромных труб. И матросы, ненавидевшие своего командира за его граничащую с жестокостью жёсткость по отношению к нижним чинам и за маниакальную приверженность к внешнему лоску, всё ему простили…
Среди качавшихся на волнах человеческих голов продолжали падать снаряды, однако у прыгнувших за борт всё-таки были шансы спастись – к гибнущему титану уже спешили вёрткие русские миноносцы. Но две сотни человек машинной команды не смогли покинуть корабль. В машине, наглухо закупоренной бронёй, не было взрывов и пожаров, не было убитых и раненых, но когда броненосец опрокинулся, машинисты и механики так и остались там, под броневой палубой, – в одном на всех просторном железном гробу.
…Свет погас, палуба стала подволоком, в горячей душной тьме истошные крики людей смешались с грохотом и лязгом срывавшихся с креплений и падающих тяжестей. Темноту окрасило багровым – из распахнутых топок котлов сыпался непрогоревший уголь, превративший корабельное подземелье в жуткое подобие ада. А правая машина всё ещё продолжала работать, тупо шевеля своими железными суставами, дёргающимися под давлением оставшегося в магистралях пара. И стальные лапы шатунов рвали на части попадавших под них обезумевших людей, и разлетались брызгами осколки человечьих костей…

* * *
1997 год
О центре «Возрождение» узнала жена Виктора – Татьяна. Услышала случайно – многое в нашей жизни зависит от случайностей. Они решили посмотреть, что же это такое – просто так, ради интереса. Оказалось действительно интересно – и сам центр, и его руководитель Сергей Терехов. Да, паранормальное стало модным в России конца ХХ столетия, однако девяносто пять процентов новоявленных адептов этого «паранормального» не стоили того, чтобы тратить на них хотя бы полчаса времени. К счастью, Терехов входил в оставшиеся пять процентов. Он не окутывал свои занятия мистическим туманом многозначительной недоговорённости, а проще говоря – не вешал людям лапшу на уши за их же деньги. Сергей Терехов объяснял азы – примерно так, как детям объясняют значение букв для того, чтобы научить их читать. А уж дальше – сам решай, стоит тебе лезть в дебри или нет.
И на эту лекцию пойти явно стоило: приглашённый Тереховым профессор Долгих был личностью, причём личностью яркой. Он отнюдь не принадлежал к весьма многочисленному племени псевдомагов, доморощенных экстрасенсов и «докторов эзотерических наук», хотя и занимался тем, чему в не столь уж отдалённые времена «развитого социализма» тут же навесили бы ярлык «чертовщина». Этот человек вознамерился получить зафиксированные современными приборами данные о явлениях, относящихся к категории мистических, – и получил. Результаты проведённых им на основе эффекта Кирлиан исследований изменения биополя умерших от разных причин людей вызвали смешанную реакцию коллег учёного: с одной стороны, бред околонаучный, а с другой – ведь что-то в этом есть…
А то, о чём Долгих говорил сейчас, было интересно всем собравшимся в зале.
– Мыслеформы – это вещь очень опасная. А ожившие мыслеформы – и негативные в первую очередь, поскольку они более всех прочих способны к реальному действию, – опасны вдвойне. Причём чем большее количество ментальной энергии вложено в создание мыслеформы, тем выше её активность. Поясню на примере. Возьмём талантливо сделанный фильм: чем выше мастерство режиссёра, сценариста и актёров, чем выше качество работы, тем выше жизнеспособность порождённой этим произведением искусства мыслеформы. А если речь идёт о возможном событии, обычно влекущим за собой катастрофические последствия, то тогда резко возрастает вероятность повторения сюжета в реальной жизни.
Ко всему прочему, материализовавшаяся мыслеформа подпитывается человеческими эмоциями, и если такой фильм заставляет людей сопереживать, плакать или ужасаться – мыслеформа растёт и крепнет, и обретает самостоятельность. И в конце концов она начинает жить своей собственной жизнью и вмешивается в жизнь тех, кто так неосторожно её создал. Понимаете теперь, насколько могут быть страшны художественные творения – особенно кинофильмы, – повествующие о вероятном ужасном и аккумулирующие эмоциональную энергию множества людей? Наши предки подозревали – а некоторые даже наверняка знали – об этом. Вот хотя бы выражение «накликать беду» или поговорка «Не буди лихо, пока оно тихо!» – улавливаете глубинный смысл?
– Александр Ильич, вы имеете в виду воздействие искусства на людей – на молодых в первую очередь, – формирующее у них определённый поведенческий стереотип?
– Нет, вы меня не так поняли, – ответил Долгих. – То, о чем вы сейчас сказали – это епархия социопсихологии: подражание киношным героям и их поступкам, допустимость их этики – или, скажем, полного отсутствия этики. В какой-то мере моя работа с этим соприкасается, но не более того.
– Значит, фильм-катастрофа, – спросил кто-то из зала, – если следовать вашей логике, может стать причиной катастрофы реальной?
– Может, – подтвердил профессор. – Маловероятно, что будет вызвано землетрясение или цунами, но вот рукотворный катаклизм – взрыв какого-нибудь завода по производству боевых отравляющих веществ, например, – это вполне возможно. И тут ещё имеет значение количественная характеристика: чем больше обсасывается какая-либо разрушительная тема, тем большее число людей так или иначе на ней концентрируется. Более того, неприятные последствия может вызвать и мысль одного-единственного человека – если эта мысль сильная и попадающая в резонанс. Заметьте, адепты восточных духовных практик избегают медитации на негатив – они прекрасно знают, чем это может кончиться. Так что думайте, о чём вы думаете, простите за каламбур.

* * *
Монета тихо звякнула о другие такие же монеты, уже лежавшие внутри церковной кружки.
– Благослови тебя Господь, дочь моя… – привычно пробормотал священник, заученно осеняя крестным знаменьем молодую женщину в тёмном платке. Он хотел добавить от себя ещё что-нибудь приличествующее моменту, но осёкся: что-то во взгляде чёрных глаз на миловидном её лице смутило священника, и странным показалось ему выражение этих глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72