Улрич отвел себе огромную спальню, старый слуга спал в кладовке, а она – в маленькой комнатке рядом. Я тихо постучал в дверь; превратись я в дым, это только испугало бы ее.
Но она все равно дрожала от страха, или, по крайней мере, так мне показалось, когда она спросила, кто там.
– Это я, – прошептал я. – Впусти меня, Татьяна.
Щелкнула задвижка и она появилась на пороге. Она затаила дыхание и сердце ее билось в такт с моим; я слышал его удары.
Запертые двери не были для меня новостью, но внутри одного дома замки и засовы как-то ни к чему. Именно об этом я ее и спросил, очутившись в комнате и дождавшись, когда звякнет щеколда.
Она смутилась.
– Вилли сделал это для меня. Он думал…
– Что это может тебе пригодиться?
Она кивнула.
– Против папы Лазло?
Она потупилась.
– Вилли считает, что я не должна здесь находиться без няньки.
– Тогда Вилли мудрее брата Грегора.
– Но папа Лазло был по-своему добр ко мне. Он сказал… сказал, что если брат Грегор одобрит его, он отменит удочерение и… и…
– Женится на тебе?
Не поднимая глаз, она опять кивнула.
– Как великодушно с его стороны, – сказал я сухо.
Она почувствовала мое презрение и посмотрела на меня с такой печалью, что ее взгляд мог бы растопить камень.
– Мое место не здесь, да?
– Нет. Вольному соколу не место в клетке.
– Расскажите мне обо мне. Я не перестаю повторять мое имя, но оно мне незнакомо. Я пытаюсь вспомнить замок, о котором вы говорили, но у меня не получается.
– Ты все вспомнишь.
– Как? Пожалуйста, помогите мне.
Обстановка комнаты была скромной и убогой. В углу стояла узкая кровать и, кроме нее и колченогого стула, присесть больше было не на что. Ну тогда к черту все приличия.
– Иди сюда, – сказал я и усадил ее на кровать. По ее лицу я увидел, что она вдруг застыдилась своей бедности. Я придвинул к ней стул, очень, очень осторожно, чтобы не дотронуться до нее. Как бы мне ни хотелось этого, подходящий момент еще не настал. – Татьяна, когда-то давным-давно ты была помолвлена с могущественным правителем Баровии. Он любил тебя, боготворил тебя и в этой жизни желал одного: твоего счастья. Но при его дворе нашлись предатели, которые позарились на его богатство и власть. Они встали между правителем и тобой и уничтожили и разграбили все хорошее. Ты попала… в ловушку черного зла той ночи. Произошло много ужасных вещей и я думаю, именно поэтому ты и потеряла память. Я думаю, боги хотят, чтобы ты не помнила зла…
– Но должна ли я забыть и хорошее тоже?
– Я здесь, чтобы вернуть тебе память о нем.
– Кто этот правитель?
– Страд, хозяин замка Равенлофт, – произнес я, ища в ее лице какие-нибудь признаки страха.
– Страд? – Она долго сидела совершенно неподвижно, напряженно размышляя. Наконец она встряхнула головой. – Не может быть. Он – правитель Баровии, а я… я – ничтожество.
– В этом мире для него нет ничего дороже, ничего важнее тебя.
– Тогда почему я не могу вспомнить его? – От разочарования она повысила голос.
Я приложил палец к губам.
– Это придет со временем, если ты доверишься мне.
– По-моему, я уже поверила вам, – усмехнувшись, сказала она, имея в виду то, что впустила меня к себе в комнату.
Я улыбнулся, но она не ответила на мою улыбку и я понял, что она не видела меня в темноте. Через единственное маленькое окошко просачивался серенький свет ночного неба, но он не мог побороть мрак этого дома. Я был для нее не более, чем говорящая тень. Нащупав на шершавом столе огарок свечи, я достал из кармана свою трутницу. Скоро я выбил первую слабую искру и поджег фитилек.
От золотого язычка пламени лицо ее потеплело и если не на нее, так на меня нахлынули беспорядочные душераздирающие воспоминания. Я снова видел ее в сумерках моего сада, смеющуюся от восторга рядом с розовыми кустами, застывшую в нерешительности на краю смотровой площадки, когда она впервые взглянула на долину сверху.
– Что с вами? – спросила она.
Я сощурился, возвращаясь в грустное настоящее, в эту холодную, с покрытым плесенью потолком комнату с ее нищенским убранством и несчастной обитательницей.
– Посмотри на меня, Татьяна. Следи за мной и ты вспомнишь те радости, которых лишилась.
– Как…
– Просто смотри.
Она насторожилась, но упустить своего шанса не захотела. Ее глаза встретились с моими и широко распахнулись.
И подернулись дымкой. Одно мое нежное слово и они закрылись.
– Ты вспомнишь… – говорил я. – Ты вспомнишь белоснежные стены под ярким солнцем, и розы, краснее крови, и рев зимнего ветра, дующего со склонов гор, и алое пламя в камине, и музыку, и песни, которые я пел для тебя в огромном зале, и красивые бальные платья, и свой смех, и мой смех… ты вспомнишь…
Наморщив лоб, она затрясла головой, но я ласково провел кончиками пальцев по ее вискам. Она открыла глаза и в них блеснуло что-то, похожее на смутное воспоминание.
– Я вижу все, о чем ты мне рассказываешь. Пожалуйста… Старейший?
– Страд, – поправил я.
– Страд?
– Да. Вспомни хрустальные люстры, отражающие золотистый свет свечей, и галантных кавалеров, и прекрасных дам, которые кружились вокруг тебя, танцевали в твою честь. Вспомни наши молитвы в церкви и сладкий запах ладана, когда мы просили богов о здоровье и богатстве, и долгие дни, когда мы бродили по лесу; и тот день, когда мы вспугнули молодого оленя и его возлюбленную подругу жизни; и ту ночь, когда кометы падали в долину, как драгоценные камни, оставляя в небе огненные следы.
– Я вижу их, да, и ты был рядом с нами, а я шла с…
– Со Страдом, – подсказал я. – Ты шла со мной.
– С… тобой.
– И я обнимал тебя в саду, и туман извивался вокруг нас, как танцор, и ты целовала меня.
Каким-то образом мы оба оказались на ногах и мои руки сомкнулись на ее талии, как в ту ночь. Ее грубые одежды сменились шелковым подвенечным платьем, а ее шикарные волосы свободно разметались по бледным плечам.
– Я люблю тебя, Татьяна, и ты любишь меня. Запомни.
– Я люблю…
– Страда, – прошептал я в теплый белый бархат ее шеи.
* * * * *
Следующий закат застал меня опять лицом к лицу с бургомистром Улричем. Он немного приоделся и даже побрился, но взглянув на него однажды глазами Татьяны, я уже с трудом сдерживался, чтобы вести себя с ним вежливо. Мы с ним были примерно одного возраста… внешне… и с этой стороны задуманная им женитьба не казалась чем-то неправдоподобным. Но его обычное обращение с ней вызывало во мне недовольство и отвращение. Он совершенно не видел ее достоинств и не знал ей настоящей цены. Будь она для меня чужой, я и в этом случае был бы в ярости. Я с облегчением заплатил ему все, что ему причиталось, собрал книги и свитки и попрощался.
Я упаковал свой бесценный груз в длинную коробку из моей кареты и отвез его в лес, где я провел день в окружении волков-стражников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Но она все равно дрожала от страха, или, по крайней мере, так мне показалось, когда она спросила, кто там.
– Это я, – прошептал я. – Впусти меня, Татьяна.
Щелкнула задвижка и она появилась на пороге. Она затаила дыхание и сердце ее билось в такт с моим; я слышал его удары.
Запертые двери не были для меня новостью, но внутри одного дома замки и засовы как-то ни к чему. Именно об этом я ее и спросил, очутившись в комнате и дождавшись, когда звякнет щеколда.
Она смутилась.
– Вилли сделал это для меня. Он думал…
– Что это может тебе пригодиться?
Она кивнула.
– Против папы Лазло?
Она потупилась.
– Вилли считает, что я не должна здесь находиться без няньки.
– Тогда Вилли мудрее брата Грегора.
– Но папа Лазло был по-своему добр ко мне. Он сказал… сказал, что если брат Грегор одобрит его, он отменит удочерение и… и…
– Женится на тебе?
Не поднимая глаз, она опять кивнула.
– Как великодушно с его стороны, – сказал я сухо.
Она почувствовала мое презрение и посмотрела на меня с такой печалью, что ее взгляд мог бы растопить камень.
– Мое место не здесь, да?
– Нет. Вольному соколу не место в клетке.
– Расскажите мне обо мне. Я не перестаю повторять мое имя, но оно мне незнакомо. Я пытаюсь вспомнить замок, о котором вы говорили, но у меня не получается.
– Ты все вспомнишь.
– Как? Пожалуйста, помогите мне.
Обстановка комнаты была скромной и убогой. В углу стояла узкая кровать и, кроме нее и колченогого стула, присесть больше было не на что. Ну тогда к черту все приличия.
– Иди сюда, – сказал я и усадил ее на кровать. По ее лицу я увидел, что она вдруг застыдилась своей бедности. Я придвинул к ней стул, очень, очень осторожно, чтобы не дотронуться до нее. Как бы мне ни хотелось этого, подходящий момент еще не настал. – Татьяна, когда-то давным-давно ты была помолвлена с могущественным правителем Баровии. Он любил тебя, боготворил тебя и в этой жизни желал одного: твоего счастья. Но при его дворе нашлись предатели, которые позарились на его богатство и власть. Они встали между правителем и тобой и уничтожили и разграбили все хорошее. Ты попала… в ловушку черного зла той ночи. Произошло много ужасных вещей и я думаю, именно поэтому ты и потеряла память. Я думаю, боги хотят, чтобы ты не помнила зла…
– Но должна ли я забыть и хорошее тоже?
– Я здесь, чтобы вернуть тебе память о нем.
– Кто этот правитель?
– Страд, хозяин замка Равенлофт, – произнес я, ища в ее лице какие-нибудь признаки страха.
– Страд? – Она долго сидела совершенно неподвижно, напряженно размышляя. Наконец она встряхнула головой. – Не может быть. Он – правитель Баровии, а я… я – ничтожество.
– В этом мире для него нет ничего дороже, ничего важнее тебя.
– Тогда почему я не могу вспомнить его? – От разочарования она повысила голос.
Я приложил палец к губам.
– Это придет со временем, если ты доверишься мне.
– По-моему, я уже поверила вам, – усмехнувшись, сказала она, имея в виду то, что впустила меня к себе в комнату.
Я улыбнулся, но она не ответила на мою улыбку и я понял, что она не видела меня в темноте. Через единственное маленькое окошко просачивался серенький свет ночного неба, но он не мог побороть мрак этого дома. Я был для нее не более, чем говорящая тень. Нащупав на шершавом столе огарок свечи, я достал из кармана свою трутницу. Скоро я выбил первую слабую искру и поджег фитилек.
От золотого язычка пламени лицо ее потеплело и если не на нее, так на меня нахлынули беспорядочные душераздирающие воспоминания. Я снова видел ее в сумерках моего сада, смеющуюся от восторга рядом с розовыми кустами, застывшую в нерешительности на краю смотровой площадки, когда она впервые взглянула на долину сверху.
– Что с вами? – спросила она.
Я сощурился, возвращаясь в грустное настоящее, в эту холодную, с покрытым плесенью потолком комнату с ее нищенским убранством и несчастной обитательницей.
– Посмотри на меня, Татьяна. Следи за мной и ты вспомнишь те радости, которых лишилась.
– Как…
– Просто смотри.
Она насторожилась, но упустить своего шанса не захотела. Ее глаза встретились с моими и широко распахнулись.
И подернулись дымкой. Одно мое нежное слово и они закрылись.
– Ты вспомнишь… – говорил я. – Ты вспомнишь белоснежные стены под ярким солнцем, и розы, краснее крови, и рев зимнего ветра, дующего со склонов гор, и алое пламя в камине, и музыку, и песни, которые я пел для тебя в огромном зале, и красивые бальные платья, и свой смех, и мой смех… ты вспомнишь…
Наморщив лоб, она затрясла головой, но я ласково провел кончиками пальцев по ее вискам. Она открыла глаза и в них блеснуло что-то, похожее на смутное воспоминание.
– Я вижу все, о чем ты мне рассказываешь. Пожалуйста… Старейший?
– Страд, – поправил я.
– Страд?
– Да. Вспомни хрустальные люстры, отражающие золотистый свет свечей, и галантных кавалеров, и прекрасных дам, которые кружились вокруг тебя, танцевали в твою честь. Вспомни наши молитвы в церкви и сладкий запах ладана, когда мы просили богов о здоровье и богатстве, и долгие дни, когда мы бродили по лесу; и тот день, когда мы вспугнули молодого оленя и его возлюбленную подругу жизни; и ту ночь, когда кометы падали в долину, как драгоценные камни, оставляя в небе огненные следы.
– Я вижу их, да, и ты был рядом с нами, а я шла с…
– Со Страдом, – подсказал я. – Ты шла со мной.
– С… тобой.
– И я обнимал тебя в саду, и туман извивался вокруг нас, как танцор, и ты целовала меня.
Каким-то образом мы оба оказались на ногах и мои руки сомкнулись на ее талии, как в ту ночь. Ее грубые одежды сменились шелковым подвенечным платьем, а ее шикарные волосы свободно разметались по бледным плечам.
– Я люблю тебя, Татьяна, и ты любишь меня. Запомни.
– Я люблю…
– Страда, – прошептал я в теплый белый бархат ее шеи.
* * * * *
Следующий закат застал меня опять лицом к лицу с бургомистром Улричем. Он немного приоделся и даже побрился, но взглянув на него однажды глазами Татьяны, я уже с трудом сдерживался, чтобы вести себя с ним вежливо. Мы с ним были примерно одного возраста… внешне… и с этой стороны задуманная им женитьба не казалась чем-то неправдоподобным. Но его обычное обращение с ней вызывало во мне недовольство и отвращение. Он совершенно не видел ее достоинств и не знал ей настоящей цены. Будь она для меня чужой, я и в этом случае был бы в ярости. Я с облегчением заплатил ему все, что ему причиталось, собрал книги и свитки и попрощался.
Я упаковал свой бесценный груз в длинную коробку из моей кареты и отвез его в лес, где я провел день в окружении волков-стражников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59