Я поспешно разорвал рубашку и твердым, как алмаз, когтем проткнул свою грудь рядом с сердцем. Наша смешанная кровь потекла из ранки. Я подхватил Татьяну и прижал ее губами к маленькой дырочке. Она начала пить.
Я не знаю, доставляло ли ей это удовольствие, я же испытывал такое наслаждение, которое никогда раньше не получал, деля ложе с женщиной во время занятий любовью. Это потрясающее ощущение было намного сильнее, более возбуждающим, более желанным. Я обнимал ее и чувствовал, как к ней возвращалась ее жизненная сила, тогда как моя выливалась наружу, чтобы напоить ее. Ее руки обвили меня, облепили, оплели, но так было нужно, так было правильно. В прошлом я все отдал за нее и всего лишился. Сейчас у меня не осталось ничего, кроме моей крови и в ней моей жизни, но я и ее подарил ей. И я бормотал про себя, умоляя черных духов, которые сотворили меня, вознаградить меня одним… чтобы она наконец стала моей невестой.
Но в конце концов фиеста кончилась. Неохотно, так неохотно я попытался оторвать ее от себя. Ее сила равнялась моей и она не желала отодвигаться от меня. От моих усилий кровь хлынула фонтаном и она быстро, жадно глотала ее. Мне пришлось упереться ладонью в ее лоб и грубо оттолкнуть ее от меня, иначе мы бы оба погибли. С длинным вздохом сожаления и горького разочарования она опрокинулась на кровать, тяжело дыша, как измученный долгой дорогой бегун.
Мною овладела та же слабость и я упал на пол, сотрясаясь всем телом от усталости и внезапного голода. Я с трудом приходил в себя. Когда я смог подняться, Татьяна уже забылась своим последним земным сном. Не было никакой возможности сказать ей «до свидания». Неважно. Наше счастье при следующей встрече возместит потерянное. Завтра я прилечу за ней и не будет больше прощаний.
* * * * *
Единственное, что я мог для нее сделать, так это смыть следы нашего обмена кровью, уложить ее поудобнее на кровати и накрыть покрывалом. Несмотря на то, что устранение святых символов, наверняка, не пройдет незамеченным, я был не в состоянии заставить себя прикоснуться к ним. Однако в голове у меня зародилась одна идея, и как только я приоткрыл окно и выплыл наружу, я отправился ее реализовывать.
Церковь в Береце, безусловно, знавала лучшие дни. Без поддержки бывшего правителя города или более крупной святой организации по ту сторону закрытых границ, она сдалась на милость безжалостному времени. Мало кто, должно быть, приходил сюда, то ли по причине безразличия людей, то ли из-за того, что их духовный предводитель отказывался верить в общественную пользу мыла и воды. Как бы там ни было, только две фигурки вышли наружу после полуночных песнопений: старуха и брат Григор собственной персоной. Женщина долго говорила с ним, получила его благословение и вперевалочку зашагала домой.
Я дождался, когда она скрылась из виду, и обрушился на него одним единым куском ожившей тьмы.
Он начал сопротивляться и поднял бы тревогу, но я зажал ему рот рукой. Я затащил его в церковь и захлопнул дверь, чтобы никто не нарушал нашего с ним уединения. Узенький коридорчик был плохо освещен и пришлось идти вглубь, туда, где горели ароматизированные свечи. Я содрогнулся, чувствуя на себе тепловатое влияние этого места и стараясь не обращать внимания на подступающую к горлу неприятную тошноту. Она была обычным явлением после произнесенного мною защитного заклинания.
Когда я развернул его к себе лицом, он так удивился, что даже перестал на несколько минут бороться со мной. Еще до того, как он пришел в себя и потянулся за своим святым символом, чтобы ткнуть им мне в нос, я сжал его запястья в своем кулаке и припер его к стенке так, что его обутые в сандалии ноги свободно болтались над полом.
– Богохульник! – выдохнул он с обезумевшим от праведного гнева видом.
– Несомненно, – ответил я, решив не терять ни минуты. Когда он понял, что я собираюсь сделать, он просто одичал, но он не мог помешать мне выпить его кровь, как я не в состоянии был помешать солнцу вставать по утрам над горизонтом. Я совсем выдохся после слияния наших с Татьяной жизней, но для меня по-прежнему не составляло труда разобраться с типами вроде Григора. Когда я закончил, я практически полностью восстановил силы, а он стал более покладистым. Я отвел его к скамейке и усадил его на нее. Потом я опустился перед ним на одно колено, чтобы находиться на уровне его глаз. Со стороны я, должно быть, напоминал грешника, просящего помощи у своего святого отца.
– Григор, я хочу, чтобы ты послушал меня очень внимательно…
У меня не заняло много времени, чтобы подчинить его, ошеломленного от потери крови, своей воле. Я говорил, а он впитывал каждое мое слово и со всем соглашался. Мне нужно было согласовать свои приказы с сильнейшими стимулами в его жизни, а то он мог выйти из-под контроля, но я быстро придумал кое-что подходящее.
– Начиная с этого самого часа, ты отправишься в путь к гробнице Белого Солнца в городе Крец около западных границ. Возьми все, что захочешь, и уходи поскорее. Понял?
– Да, – ответил он слабым голосом.
Замечательно.
Опять-таки только из уважения к памяти об Илоне я не убил его. Он путался под ногами, однако не представлял реальной угрозы. Мысль об Илоне вдохновила меня на одно небольшое добавление к уже сказанному мною.
– И Григор…
– Да?
– Во время путешествия ты ради своего бога и во имя пущей славы других богов будешь мыться каждый день. В действительности ты будешь мыться каждый день до конца своей жизни.
Это было то малое, что я мог сделать для его прихожан.
* * * * *
Когда я проснулся, мои стражники уже беспокойно вертелись вокруг меня и поскуливали. Лошади, хотя и привыкли к их присутствию, естественно, не находили их общество особо приятным и с несчастным видом дергали уздечки. Пожелав им удачи, я отпустил волков по их волчьим делам. Они растворились в лесной чащобе и завыли, настраивая себя на предстоящую охоту. К тому времени, как я запряг коней, ночной воздух наполнился многими голосами, которые слились в единую дикую и сладостную свадебную песню, приветствуя мою невесту в ее новой жизни.
Оседлав ведущую в упряжке лошадь, я поскакал к деревне и остановился на холме, в ста ярдах от старой дворянской усадьбы. Как обычно, не было видно ни одного огонька, но я решил не изменять своим привычкам и, бесшумно распрямив крылья, помчался к дому бургомистра. Перед тем как усесться на дерево перед окном Татьяны, я сделал круг над крышей. Я отчетливо чувствовал ее по ту сторону стены. Она только что пошевелилась. Просыпаясь поздно и с трудом отходя ото сна…
Внезапное чувство ужаса, замешанное на невообразимой боли, судорогой смела мое тело. Я подумал, что кто-то ударил меня, потому что я, как подкошенный, упал вниз, на грязную землю двора, не в состоянии подняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59
Я не знаю, доставляло ли ей это удовольствие, я же испытывал такое наслаждение, которое никогда раньше не получал, деля ложе с женщиной во время занятий любовью. Это потрясающее ощущение было намного сильнее, более возбуждающим, более желанным. Я обнимал ее и чувствовал, как к ней возвращалась ее жизненная сила, тогда как моя выливалась наружу, чтобы напоить ее. Ее руки обвили меня, облепили, оплели, но так было нужно, так было правильно. В прошлом я все отдал за нее и всего лишился. Сейчас у меня не осталось ничего, кроме моей крови и в ней моей жизни, но я и ее подарил ей. И я бормотал про себя, умоляя черных духов, которые сотворили меня, вознаградить меня одним… чтобы она наконец стала моей невестой.
Но в конце концов фиеста кончилась. Неохотно, так неохотно я попытался оторвать ее от себя. Ее сила равнялась моей и она не желала отодвигаться от меня. От моих усилий кровь хлынула фонтаном и она быстро, жадно глотала ее. Мне пришлось упереться ладонью в ее лоб и грубо оттолкнуть ее от меня, иначе мы бы оба погибли. С длинным вздохом сожаления и горького разочарования она опрокинулась на кровать, тяжело дыша, как измученный долгой дорогой бегун.
Мною овладела та же слабость и я упал на пол, сотрясаясь всем телом от усталости и внезапного голода. Я с трудом приходил в себя. Когда я смог подняться, Татьяна уже забылась своим последним земным сном. Не было никакой возможности сказать ей «до свидания». Неважно. Наше счастье при следующей встрече возместит потерянное. Завтра я прилечу за ней и не будет больше прощаний.
* * * * *
Единственное, что я мог для нее сделать, так это смыть следы нашего обмена кровью, уложить ее поудобнее на кровати и накрыть покрывалом. Несмотря на то, что устранение святых символов, наверняка, не пройдет незамеченным, я был не в состоянии заставить себя прикоснуться к ним. Однако в голове у меня зародилась одна идея, и как только я приоткрыл окно и выплыл наружу, я отправился ее реализовывать.
Церковь в Береце, безусловно, знавала лучшие дни. Без поддержки бывшего правителя города или более крупной святой организации по ту сторону закрытых границ, она сдалась на милость безжалостному времени. Мало кто, должно быть, приходил сюда, то ли по причине безразличия людей, то ли из-за того, что их духовный предводитель отказывался верить в общественную пользу мыла и воды. Как бы там ни было, только две фигурки вышли наружу после полуночных песнопений: старуха и брат Григор собственной персоной. Женщина долго говорила с ним, получила его благословение и вперевалочку зашагала домой.
Я дождался, когда она скрылась из виду, и обрушился на него одним единым куском ожившей тьмы.
Он начал сопротивляться и поднял бы тревогу, но я зажал ему рот рукой. Я затащил его в церковь и захлопнул дверь, чтобы никто не нарушал нашего с ним уединения. Узенький коридорчик был плохо освещен и пришлось идти вглубь, туда, где горели ароматизированные свечи. Я содрогнулся, чувствуя на себе тепловатое влияние этого места и стараясь не обращать внимания на подступающую к горлу неприятную тошноту. Она была обычным явлением после произнесенного мною защитного заклинания.
Когда я развернул его к себе лицом, он так удивился, что даже перестал на несколько минут бороться со мной. Еще до того, как он пришел в себя и потянулся за своим святым символом, чтобы ткнуть им мне в нос, я сжал его запястья в своем кулаке и припер его к стенке так, что его обутые в сандалии ноги свободно болтались над полом.
– Богохульник! – выдохнул он с обезумевшим от праведного гнева видом.
– Несомненно, – ответил я, решив не терять ни минуты. Когда он понял, что я собираюсь сделать, он просто одичал, но он не мог помешать мне выпить его кровь, как я не в состоянии был помешать солнцу вставать по утрам над горизонтом. Я совсем выдохся после слияния наших с Татьяной жизней, но для меня по-прежнему не составляло труда разобраться с типами вроде Григора. Когда я закончил, я практически полностью восстановил силы, а он стал более покладистым. Я отвел его к скамейке и усадил его на нее. Потом я опустился перед ним на одно колено, чтобы находиться на уровне его глаз. Со стороны я, должно быть, напоминал грешника, просящего помощи у своего святого отца.
– Григор, я хочу, чтобы ты послушал меня очень внимательно…
У меня не заняло много времени, чтобы подчинить его, ошеломленного от потери крови, своей воле. Я говорил, а он впитывал каждое мое слово и со всем соглашался. Мне нужно было согласовать свои приказы с сильнейшими стимулами в его жизни, а то он мог выйти из-под контроля, но я быстро придумал кое-что подходящее.
– Начиная с этого самого часа, ты отправишься в путь к гробнице Белого Солнца в городе Крец около западных границ. Возьми все, что захочешь, и уходи поскорее. Понял?
– Да, – ответил он слабым голосом.
Замечательно.
Опять-таки только из уважения к памяти об Илоне я не убил его. Он путался под ногами, однако не представлял реальной угрозы. Мысль об Илоне вдохновила меня на одно небольшое добавление к уже сказанному мною.
– И Григор…
– Да?
– Во время путешествия ты ради своего бога и во имя пущей славы других богов будешь мыться каждый день. В действительности ты будешь мыться каждый день до конца своей жизни.
Это было то малое, что я мог сделать для его прихожан.
* * * * *
Когда я проснулся, мои стражники уже беспокойно вертелись вокруг меня и поскуливали. Лошади, хотя и привыкли к их присутствию, естественно, не находили их общество особо приятным и с несчастным видом дергали уздечки. Пожелав им удачи, я отпустил волков по их волчьим делам. Они растворились в лесной чащобе и завыли, настраивая себя на предстоящую охоту. К тому времени, как я запряг коней, ночной воздух наполнился многими голосами, которые слились в единую дикую и сладостную свадебную песню, приветствуя мою невесту в ее новой жизни.
Оседлав ведущую в упряжке лошадь, я поскакал к деревне и остановился на холме, в ста ярдах от старой дворянской усадьбы. Как обычно, не было видно ни одного огонька, но я решил не изменять своим привычкам и, бесшумно распрямив крылья, помчался к дому бургомистра. Перед тем как усесться на дерево перед окном Татьяны, я сделал круг над крышей. Я отчетливо чувствовал ее по ту сторону стены. Она только что пошевелилась. Просыпаясь поздно и с трудом отходя ото сна…
Внезапное чувство ужаса, замешанное на невообразимой боли, судорогой смела мое тело. Я подумал, что кто-то ударил меня, потому что я, как подкошенный, упал вниз, на грязную землю двора, не в состоянии подняться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59