Все, что было при тебе, когда тебя взяли.
С подозрением посматривая на неожиданного посетителя, Энтрери заглянул в мешок и увидел богато украшенное навершие Когтя Шарона. Он понял, что это не обман, едва взялся за рукоять и почувствовал, как собственная воля клинка вторглась в его мысли.
– Когда я поднял этот меч, мое уважение к тебе возросло многократно, – сказал Кейн. – Мало в мире людей, способных владеть таким оружием и не стать его рабом.
– Но ведь ты взял его без труда, – заметил Энтрери.
– Я выше подобных вещей, – ответил монах.
Убийца между тем вытащил из мешка пивафвии накинул на плечи.
– Твой плащ сделан дроу? – поинтересовался Кейн. – Ты жил среди дроу, в их земле?
– Я выше подобных вопросов, – ответил убийца, передразнивая его.
Кейн невозмутимо кивнул.
– Но может, ты решил силой заставить меня рассказать, – предположил Энтрери, – с помощью той заразы, которую вселил в мое тело?
Монах отошел чуть в сторону, скрестив руки на груди. Убийца с минуту не спускал с него настороженного взгляда, но потом, хмыкнув, стал собираться.
– Так ты мне скажешь, чему я обязан внезапной переменой участи? – спросил он. – Или мне придется выдержать еще одну беседу с королем Гаретом?
– Твое преступление не доказано, – сказал Кейн, – поскольку мы получили иное объяснение вашим намерениям.
– Какое же?
– Следуй за мной. Тебе придется за короткое время преодолеть большое расстояние. Ты освобожден из заточения, но должен покинуть пределы Дамары и Ваасы.
– Кто ж здесь останется по доброй воле?
Монах пропустил замечание мимо ушей и пошел по коридору. Энтрери – за ним.
– По истечении десяти дней, Артемис Энтрери, ты не сможешь появиться в землях Бладстоуна под страхом смертной казни. Снисходительность короля Гарета и королевы Кристины позволяет тебе провести в их стране ближайшие дни, однако их терпение имеет предел. Десять дней.
– У меня быстрый конь, который к тому же никогда не устает. Хватит и одного дня.
– Хорошо, значит, договорились.
Они шли молча мимо стражников, провожавших их любопытными или тревожными взглядами. Энтрери в ответ смотрел на них так, что вооруженные до зубов солдаты, несмотря на присутствие Кейна, невольно сжимали покрепче рукояти клинков.
Настроение у Энтрери было мрачное. Он до сих пор ощущал в теле последствия грубого вторжения воли Кейна. Словно волны бились внутри его телесной оболочки, сталкиваясь, разбиваясь и расходясь в стороны. Предложенное Эмелином сравнение его жизненной энергии с туго натянутой веревкой казалось весьма подходящим. Энтрери мог бы лишь добавить, что это вмешательство представлялось ему схожим с тем, что делал с жертвами его кинжал-вампир.
Он машинально потрогал рукоять своего верного клинка и призадумался.
– Постой-ка, – окликнул он Кейна в двух шагах от тронного зала.
Монах обернулся. Стражи по сторонам дверей крепче вцепились в древки алебард.
– Как же я могу всему этому верить? – спросил убийца.
– А что тебе остается?
– Ты меня вывел из камеры, следствие закончено, суд свершился, наказание назначено, причем это не смертная казнь, а изгнание. Но ты продолжаешь держать мою жизнь в своих руках?
– Этот приём называется «дрожащая ладонь», его последствия скоро исчезнут, – заверил Кейн. – Это ненадолго.
– Но до тех пор ты можешь без труда убить меня?
– Да.
Едва монах это сказал, Энтрери сорвался с места, зажав в руке кинжал. Кейн успел заслониться рукой, но Артемис и не думал его убивать и метил отнюдь не в сердце. Достаточно было укола в ладонь. Кейн, глядя на него с изумлением, спросил:
– Ты хочешь, чтобы я тебя убил?
Вместо ответа Энтрери, улыбаясь, послал кинжалу мысленный приказ. Глаза Кейна округлились: может, он и поднялся выше многих вещей, но, очевидно, не всех.
Стражники за его спиной, хотя и держали алебарды наготове, все же вмешиваться не стали – да и что бы они сделали, если сам мастер Кейн не смог справиться? Один из стражей распахнул дверь и громко позвал короля Гарета.
– Трудноразрешимый вопрос, но от этого не менее интересный, как считаешь? – обратился Энтрери к монаху. – Моя жизнь в твоей власти, ты можешь вызвать у меня паралич одним-единственным словом, это я хорошо помню. Но мне надо всего лишь разрешить кинжалу выпить твою жизненную энергию и перелить ее в меня. Что же это будет, мастер Кейн? Сможет твоя «дрожащая ладонь» убить меня прежде, чем мой кинжал перельет в меня достаточно твоей жизненной силы, чтобы я остался жив? Или нам обоим несдобровать? Попытаем счастья, а?
Кейн смотрел на него с похожей усмешкой.
– Что здесь происходит?! – вскричал Гарет, выбегая в коридор.
За ним, что-то бормоча, выскочил брат Дугальд, а королева Кристина сразу закричала: «Какое коварство!»
– Как будто вы были со мной честны, – парировал Энтрери, не спуская глаз с Кейна.
– Чего еще можно было ожидать от такой твари, как ты? – воскликнула королева.
«Придушил бы тебя», – подумал убийца, но благоразумно придержал язык за зубами. Король Гарет хоть и здравомыслящий человек, но вряд ли сохранит благоразумие, если дело коснется его жены.
– Тебе вернули и свободу, и имущество, – сказал Гарет. – Кейн должен был сообщить тебе об этом.
– Он и сообщил, – отозвался Энтрери.
Слышались шаги собиравшейся отовсюду стражи, но ему было все равно.
– Тогда почему ты это сделал?
– Как мне уйти, зная, что этот монах может в любую минуту убить меня? Или он отпустит мое тело из своих цепких лап, или один из нас умрет, а может, и оба, на этом самом месте.
– Каков глупец! – вскричала Кристина, но Гарет шикнул на нее.
– Неужели собственная жизнь так мало значит для тебя… – начал король, но монах, все это время пристально глядевший в глаза Энтрери, поднял свободную руку, прося тишины.
– Гордыня считается одним из смертных грехов, – проговорил он.
– Тогда сам от нее избавься! – огрызнулся убийца.
Кейн благодушно усмехнулся и закрыл глаза.
Энтрери покрепче сжал рукоять кинжала, готовясь мгновенно выпустить на свободу его страшную силу. Правда, он сам не очень верил, что ему удастся это сделать, даже если бы они оказались с Кейном один на один. Невидимая власть монаха над ним была столь сильна, а тело так быстро выполняло его приказы, что Энтрери наверняка был бы если не убит, то обездвижен точно еще до того, как клинок выполнил бы свою работу.
Когда мастер Кейн вновь открыл глаза, лицо его было торжественно-безмятежным, и Энтрери почти сразу почувствовал себя свободным.
– Я больше не держу тебя, – сообщил Кейн и так быстро отнял ладонь, что убийца этого даже не заметил.
– Почему ты уступаешь его требованиям? – в ярости бросила Кристина.
– Потому что они справедливы, – ответил Кейн. – Я сообщил ему об условиях освобождения и выпустил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93
С подозрением посматривая на неожиданного посетителя, Энтрери заглянул в мешок и увидел богато украшенное навершие Когтя Шарона. Он понял, что это не обман, едва взялся за рукоять и почувствовал, как собственная воля клинка вторглась в его мысли.
– Когда я поднял этот меч, мое уважение к тебе возросло многократно, – сказал Кейн. – Мало в мире людей, способных владеть таким оружием и не стать его рабом.
– Но ведь ты взял его без труда, – заметил Энтрери.
– Я выше подобных вещей, – ответил монах.
Убийца между тем вытащил из мешка пивафвии накинул на плечи.
– Твой плащ сделан дроу? – поинтересовался Кейн. – Ты жил среди дроу, в их земле?
– Я выше подобных вопросов, – ответил убийца, передразнивая его.
Кейн невозмутимо кивнул.
– Но может, ты решил силой заставить меня рассказать, – предположил Энтрери, – с помощью той заразы, которую вселил в мое тело?
Монах отошел чуть в сторону, скрестив руки на груди. Убийца с минуту не спускал с него настороженного взгляда, но потом, хмыкнув, стал собираться.
– Так ты мне скажешь, чему я обязан внезапной переменой участи? – спросил он. – Или мне придется выдержать еще одну беседу с королем Гаретом?
– Твое преступление не доказано, – сказал Кейн, – поскольку мы получили иное объяснение вашим намерениям.
– Какое же?
– Следуй за мной. Тебе придется за короткое время преодолеть большое расстояние. Ты освобожден из заточения, но должен покинуть пределы Дамары и Ваасы.
– Кто ж здесь останется по доброй воле?
Монах пропустил замечание мимо ушей и пошел по коридору. Энтрери – за ним.
– По истечении десяти дней, Артемис Энтрери, ты не сможешь появиться в землях Бладстоуна под страхом смертной казни. Снисходительность короля Гарета и королевы Кристины позволяет тебе провести в их стране ближайшие дни, однако их терпение имеет предел. Десять дней.
– У меня быстрый конь, который к тому же никогда не устает. Хватит и одного дня.
– Хорошо, значит, договорились.
Они шли молча мимо стражников, провожавших их любопытными или тревожными взглядами. Энтрери в ответ смотрел на них так, что вооруженные до зубов солдаты, несмотря на присутствие Кейна, невольно сжимали покрепче рукояти клинков.
Настроение у Энтрери было мрачное. Он до сих пор ощущал в теле последствия грубого вторжения воли Кейна. Словно волны бились внутри его телесной оболочки, сталкиваясь, разбиваясь и расходясь в стороны. Предложенное Эмелином сравнение его жизненной энергии с туго натянутой веревкой казалось весьма подходящим. Энтрери мог бы лишь добавить, что это вмешательство представлялось ему схожим с тем, что делал с жертвами его кинжал-вампир.
Он машинально потрогал рукоять своего верного клинка и призадумался.
– Постой-ка, – окликнул он Кейна в двух шагах от тронного зала.
Монах обернулся. Стражи по сторонам дверей крепче вцепились в древки алебард.
– Как же я могу всему этому верить? – спросил убийца.
– А что тебе остается?
– Ты меня вывел из камеры, следствие закончено, суд свершился, наказание назначено, причем это не смертная казнь, а изгнание. Но ты продолжаешь держать мою жизнь в своих руках?
– Этот приём называется «дрожащая ладонь», его последствия скоро исчезнут, – заверил Кейн. – Это ненадолго.
– Но до тех пор ты можешь без труда убить меня?
– Да.
Едва монах это сказал, Энтрери сорвался с места, зажав в руке кинжал. Кейн успел заслониться рукой, но Артемис и не думал его убивать и метил отнюдь не в сердце. Достаточно было укола в ладонь. Кейн, глядя на него с изумлением, спросил:
– Ты хочешь, чтобы я тебя убил?
Вместо ответа Энтрери, улыбаясь, послал кинжалу мысленный приказ. Глаза Кейна округлились: может, он и поднялся выше многих вещей, но, очевидно, не всех.
Стражники за его спиной, хотя и держали алебарды наготове, все же вмешиваться не стали – да и что бы они сделали, если сам мастер Кейн не смог справиться? Один из стражей распахнул дверь и громко позвал короля Гарета.
– Трудноразрешимый вопрос, но от этого не менее интересный, как считаешь? – обратился Энтрери к монаху. – Моя жизнь в твоей власти, ты можешь вызвать у меня паралич одним-единственным словом, это я хорошо помню. Но мне надо всего лишь разрешить кинжалу выпить твою жизненную энергию и перелить ее в меня. Что же это будет, мастер Кейн? Сможет твоя «дрожащая ладонь» убить меня прежде, чем мой кинжал перельет в меня достаточно твоей жизненной силы, чтобы я остался жив? Или нам обоим несдобровать? Попытаем счастья, а?
Кейн смотрел на него с похожей усмешкой.
– Что здесь происходит?! – вскричал Гарет, выбегая в коридор.
За ним, что-то бормоча, выскочил брат Дугальд, а королева Кристина сразу закричала: «Какое коварство!»
– Как будто вы были со мной честны, – парировал Энтрери, не спуская глаз с Кейна.
– Чего еще можно было ожидать от такой твари, как ты? – воскликнула королева.
«Придушил бы тебя», – подумал убийца, но благоразумно придержал язык за зубами. Король Гарет хоть и здравомыслящий человек, но вряд ли сохранит благоразумие, если дело коснется его жены.
– Тебе вернули и свободу, и имущество, – сказал Гарет. – Кейн должен был сообщить тебе об этом.
– Он и сообщил, – отозвался Энтрери.
Слышались шаги собиравшейся отовсюду стражи, но ему было все равно.
– Тогда почему ты это сделал?
– Как мне уйти, зная, что этот монах может в любую минуту убить меня? Или он отпустит мое тело из своих цепких лап, или один из нас умрет, а может, и оба, на этом самом месте.
– Каков глупец! – вскричала Кристина, но Гарет шикнул на нее.
– Неужели собственная жизнь так мало значит для тебя… – начал король, но монах, все это время пристально глядевший в глаза Энтрери, поднял свободную руку, прося тишины.
– Гордыня считается одним из смертных грехов, – проговорил он.
– Тогда сам от нее избавься! – огрызнулся убийца.
Кейн благодушно усмехнулся и закрыл глаза.
Энтрери покрепче сжал рукоять кинжала, готовясь мгновенно выпустить на свободу его страшную силу. Правда, он сам не очень верил, что ему удастся это сделать, даже если бы они оказались с Кейном один на один. Невидимая власть монаха над ним была столь сильна, а тело так быстро выполняло его приказы, что Энтрери наверняка был бы если не убит, то обездвижен точно еще до того, как клинок выполнил бы свою работу.
Когда мастер Кейн вновь открыл глаза, лицо его было торжественно-безмятежным, и Энтрери почти сразу почувствовал себя свободным.
– Я больше не держу тебя, – сообщил Кейн и так быстро отнял ладонь, что убийца этого даже не заметил.
– Почему ты уступаешь его требованиям? – в ярости бросила Кристина.
– Потому что они справедливы, – ответил Кейн. – Я сообщил ему об условиях освобождения и выпустил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93